Мария погасила свет, оставив гореть только свечу на столе. Затем она выставила на стол блюдце и наполнила его водой. Взглянув на напряжённые мышцы собственного лица в отражении, графиня тихонько выдохнула, и по воде пробежала рябь. Оставалось сосредоточиться и произнести что-то вроде заговора-призыва, о котором она случайно разузнала, пока гостила у родственницы отчима.

Когда Мария окончательно удостоверилась в том, что призраки не плод разыгравшегося воображения, то принялась изучать пособия, коих стало появляться всё больше и больше. Она пробовала даже самые, казалось бы, нелепые методы.

Например, Мария пыталась ориентироваться на погоду, поскольку в советах для начинающих медиумов говорилось, что в метель или сумерки духи являли себя реже, нежели когда небо было чистым. Она занималась этим и в темноте, и при тусклом свете лампады, звала духов ранним утром и в ночи. Даже протыкала собственный палец иглой над чашей с водой и рассыпала по полу соль в виде круга.

Но все эти советы от «опытных» медиумов не сработали. Тогда она обратилась к народным трюкам, которые никто не записывал, о которых шептались в деревнях и передавали из уст в уста.

Увлечение спиритизмом и мистическими учениями добралось и в те дальние края, где она гостила. Хотя тётя Марии была ярой сторонницей науки и категорически отрицала существование потустороннего, слуги в её доме не отказывали себе в развлечении, вызывали призраков по ночам да заглядывали в зеркала в поисках лика своего суженого.

Во время одного из сеансов, которые проводила служанка в доме тёти, случилось необъяснимое. Комнатку наполнил знакомый Марии холод, а по воде в миске служанки прошла сильная рябь, и отнюдь не из-за дрожи её рук. После сеанса графиня тотчас же переписала этот заговор и выучила его наизусть.

Прежде чем погрузиться в полную тишину, Мария предупредила княгиню:

– Не обещаю, что ваш сын захочет говорить.

Глава 2
Дама с семью собачками

Людмила Никитична Кропоткина нервически тарабанила по ручке кресла, отвлекая Марию. Однако постепенно тяжёлое, гулкое дыхание, словно у болеющего человека, становилось тише. И тише. И тише…

«О жизни забываю, путь смерти открываю.
Тот, кто нем, обретает голос.
Тот, кто говорил, слушает.
Приди на зов, беспокойная душа.
Взываю к тебе, Арсений Кропоткин…»

С закрытыми глазами графиня произносила про себя одни и те же заученные слова в надежде, что именно они станут нужным острым предметом, который разрежет тонкую границу между миром живых и потусторонним.

Терпения хватило ровно на десять повторений, на одиннадцатое Мария поняла, что тратит время понапрасну. Разомкнув веки, графиня напряжённо выпрямилась. Вдоль позвоночника прокатилась ледяная волна, а в груди потяжелело. Она по-прежнему находилась в салоне: тот же прилавок, те же потолок и стены, гостья продолжала сидеть на том же месте, в том же кресле из красного дерева. Отнюдь, ощущение схожести с реальным миром было иллюзорным. У ног графини закручивались синеватые клубы тумана. Тени, доселе таящиеся по углам, повылезали из убежищ и теперь словно шлёпали подошвами и шуршали чёрными одеяниями за спиной Марии, сбоку от неё, над головой.

Окружающая действительность двоилась, расплывалась. Черты лица Людмилы Никитичны казались смазанными, будто бы Мария видела женщину сквозь запотевшее стекло. Однако, невзирая на явный успех сеанса, графиня Ельская ощущала, как беспокойство захватывало дыхание и комом подступало к горлу. Если заговор сработал, где же юноша, которого она призвала? Она могла поклясться, что была одна. Означало ли это, что Арсений жив?

Графиню отвлёк глухой стук лошадиного копыта. Мария задержала дыхание, и вскоре в наступившей тишине звук повторился: дробное перешагивание, за которым последовал тяжёлый скрежет колёс. Ещё полгода назад Мария не смогла бы объяснить, почему обращает внимание на столь обыденную вещь, как проезжающая карета. Сейчас же сомневаться не приходилось: в призрачном мороке сеанса не существовало ничего случайного.

Она встала и проследовала к окну и вгляделась в улицу, которая утопала в одеяниях подступающего вечера. Всё ещё доносились отзвуки перестука копыт, но самих животных или экипажа не было.

– Вы не закончили?

Ворчание женщины окатило графиню холодной удушливой волной. Голос гостьи вдруг зазвучал выше и пронзительнее, чем ей помнилось. Впрочем, сейчас из-за пульсации, которая набросилась на её виски и с каждой секундой становилась всё мучительнее, Мария сочла бы неприятным даже едва слышный шорох. Она не ведала, происходило ли так со всеми медиумами, но для неё общение с миром духов всегда имело последствия в виде недомогания.

В годы юности Мария зарабатывала царапины и ушибы, лазая по деревьям, кустам малины или падая с лошади. И когда подобное происходило, она стойко переносила боль и совсем не плакала. Терпела она и сейчас, хоть и чувствовала, как желание шипеть или стонать из-за слабосилия в ногах впервые так отчаянно рвалось с губ. Согнувшись от головной боли едва ли не пополам, Мария заставила себя вернуться к столу. Призрачный морок вокруг начал растекаться чернильными пятнами, и чем ярче становилась картинка вокруг, тем сильнее тело наливалось свинцом.

– Хочу знать, сколь долго мне ещё придётся здесь пробыть. И было бы неплохо вам проветрить помещение. Пахнет как на кладбище. – Людмила Никитична беспокойно заёрзала, наполнив салон нервирующим шуршанием бесчисленных бантов и рюш на её наряде.

Оставаться невозмутимой стоило Марии неимоверных усилий. Ей хотелось попросить женщину немедля покинуть салон и больше никогда не возвращаться. Однако в таком случае графиня Ельская перестала бы считать себя человеком, который гордится своей уравновешенностью.

Обуздав раздражение, она вкратце поведала о результатах сеанса, а также предложила обратиться в сыскную часть.

– Моя дорогая! – С выражением полнейшего ужаса на лице Людмила Никитична схватилась за сердце. – Дорогая! Об этом не может быть речи. Если бы мы хотели огласки, то уже давно разместили бы объявление в газету или обклеили все улицы в городе. Нет уж, не хватало только, чтобы о возможном позорном побеге узнали люди.

– Но что, если ваш сын вовсе не сбегал?

– Меня заверяли, что вы знаток своего дела. Так будьте им до конца.

Эти слова не вызвали у Марии охоты ввязаться в сомнительные поиски сломя голову. У неё по-прежнему не было желания разбираться в домашних дрязгах, но имелось материальное основание принять вызов.

– Вот что. – Все слои одежды пришли в движение, когда Кропоткина поднялась с кресла во весь свой внушительный рост. Она бросила на стол кожаный кошель и с важным видом произнесла: – Даю вам ровно неделю. Опровергните предположения о кончине или подтвердите. Иного мы не примем.

Женщина сухо кивнула в знак прощания.

Несмотря на явное упрямство, напыщенность и показательную снисходительность к кому-то вроде графини Ельской, Кропоткина обладала одним привлекательным качеством, которое могло не только сгладить все её недостатки, но и избавить Марию от денежных проблем на ближайшее время.

И если Мария верно истолковала для себя натуру Людмилы Никитичны, то ни она, ни семья женщины в покое не оставят и продолжат обивать порог салона. Поэтому, не тушуясь, графиня поместила кошелёк в ридикюль, подаренный тётей.

* * *

Она повалилась головой на стол. Громкий стук и вспышка боли вернули графиню Ельскую в реальность, в собственную спальню. Сама того не заметив, она задремала во время работы над призрачным пособием своего авторства. Дабы ничего не упустить и собрать разрозненные фрагменты, которые уже удалось изучить, Мария старалась вести каждодневные записи.

Потирая ушибленный лоб, графиня с грустью смотрела на лист. Она случайно опрокинула банку с чернилами и безнадёжно испортила исписанную страницу.

«Придётся начать всё сначала».

Убрав беспорядок, Мария взяла перо в руки. Она выводила букву за буквой и не замечала поведения свечного огня слева от неё. Пламя колебалось, в неспешном танце прогибаясь то в одну сторону, то в другую. Оно слегка тускнело, набирало силу, затем выравнивалось, пока вдруг не взбесилось.

Свеча потухла. Мария чиркнула спичкой, но не успела донести её до фитиля, как огонь с жаром взметнулся, озарив комнату так, будто на её рабочем столе стоял не подсвечник, а пара канделябров. Но как только она отпрянула, прижавшись к спинке стула, то вновь оказалась один на один с темнотой.

Это её не напугало. Мария перестала страшиться темноты, когда поняла, что не только в ночном мраке обитают монстры и злодеи, они прекрасно себя чувствуют и при свете дня.

– Попробуем ещё разок. – Спичка зашипела, и из её верхушки посыпались крошечные искорки.

Графиня занесла руку над подсвечником. Однако вместо того, чтобы продолжить работу над пособием, она обернулась через плечо и нашла глазами задёрнутое окно.

К этому было не подобрать ни разумных, ни даже неразумных объяснений. Появилось предощущение чего-то, что вот-вот случится.

Она подошла к окну, помешкала, но отодвинула шторы. За ними ждало лишь отражение подсвечника и её собственное. Взгляд соскользнул к брошке, которую она часто прикалывала на воротник, и морщинка на лбу исчезла. Этот подарок погружал Марию в утешительные объятия, когда казалось, что не хватает сил. Брошка напоминала экзотический цветок и, хоть не была выполнена из золота, на солнце лучилась благородным приятным блеском.

Мария с нежностью всматривалась в выгравированные завитки. Она смотрела, смотрела, смотрела…

Нежданно грохот обрушился на стекло! Графиня отпрянула, обронив подсвечник. Не раздумывая, она бросилась тушить выкатившуюся свечу. А когда вернулась к окну, обнаружила ничем не примечательное безмолвие. Фонари давно перестали гореть, улица подсвечивалась лишь тусклым лунным светом. На мгновение ей показалось, что она что-то заметила – силуэт, который растворился в дымчатых очертаниях ночи.

Ни через полчаса, ни через час, ни даже после рассвета под окнами дома Марии никто не объявился. В том числе и загадочный В. Д., которого графиня всё ещё надеялась застать врасплох и потребовать ответов.

* * *

Графиня столкнулась с князем Ранцовым на улице перед входом в судебное отделение. Некоторое время они стояли в неловком молчании, разглядывая друг друга, пытаясь подметить, что могло перемениться с их последней встречи.

У Марии перехватило дыхание, когда Влас Михайлович, позволив двери за его спиной захлопнуться, шагнул к ней. Неожиданная радость от случайной встречи нахлынула так внезапно, что графиня растерялась и не расслышала первую фразу князя.

– Мария Фёдоровна?

– Да-да, – сбивчиво ответила она, чувствуя себя непривычно рассеянной.

На лице мужчины отразилось беспокойство.

– Как давно у вас проблемы со сном?

Графиня изумлённо вскинула брови. У неё определённо имелись трудности всякого толка: поимка В. Д., поиск Кропоткина. Тем не менее Мария была твёрдо убеждена, что ни первое, ни последнее не сказалось на её внешнем облике существенным образом. Во всяком случае, сегодняшним утром отражение в трельяже ничем не отличалось от отражения в любой другой день из тех, в которые они с князем виделись лицом к лицу.

– Ко всему прочему у вас замедленная реакция.

Графиня прищурилась и отклонилась чуточку назад, чтобы присмотреться к мужчине под иным углом. Из-за снега его волосы намокли и казались на несколько тонов темнее обычного. Пряди ниспадали на лоб, прикрывая брови и словно приковывая внимание Марии к его серым глазам, которые мерцали на свету.

– Отчего вас так тревожит моё состояние?

– Я доктор. А вы тётя моего ученика, которая по ряду причин может переживать нервное расстройство и его последствия.