– Ах ты урод! – воскликнула она, подскочила к барахтающемуся на земле, успевшему перевернуться на спину Саше и начала лупцевать его сумкой, оказавшейся на удивление крепкой и довольно тяжёлой.

По лицу, по рукам, по телу… Одна ручка оторвалась, сумка отлетела в сторону, девушка завизжала и начала бить Сашу ногами, протыкая его плоть острыми каблуками… Что-то ухватило её за шиворот, встряхнуло и впечатало головой в стену.

– Мой! – рыкнул знакомый голос – мужик с лестницы решил отстоять своё право на обучение Саши хорошим манерам – и удары каблуками сменились на увесистые пинки.

Саша уже не реагировал.

За дверью бара вдруг оборвалось соло саксофона, и музыка сменилась мешаниной мата, криков, воплей, звона бьющегося стекла и хрустом разлетающихся в щепки подносов. Через пару мгновений дверь распахнулась и наружу высыпала обезумевшая толпа – многорукое и многоногое чудовище, сжимающее бутылки и «розочки», ножки стульев и вилки, выплёвывающее из себя тела со вспоротыми животами и разбитыми головами, заворочалось, расплываясь по узкому проходу, сожрало мужика, продолжавшего пинать тело Саши, женщину, так и не пришедшую в себя после встречи со стеной, весь малюсенький двор… В арку забежали трое патрульных, совершенно случайно проходивших мимо и услышавших шум драки, попробовали вмешаться, остановить смертоубийство, но их крики ударились о шкуру чудовища и опали пылью на выщербленный асфальт. На лицах «пэпсов» промелькнули растерянность, сосредоточенность, решимость, гнев, злобный оскал… который и застыл отвратительной маской. Щёлкнули предохранители АКСУ, и через мгновение вопли чудовища потонули в грохоте автоматных очередей.

Планета Земля, 14:12 по Гринвичу

Люди бросались друг на друга и рвали, кусали, били руками, ногами, кидались всем, что попадалось под руку, втыкали ножи и вилки, лупили по головам чайниками и ноутбуками, сталкивали с крыш, давили колёсами, стреляли. Знакомые и незнакомые, коллеги и прохожие, жёны и мужья, родители и дети вдруг начали убивать друг друга, а те, кто, оставался в живых, кончали с собой.

Понадобился всего один оборот Земли вокруг своей оси, чтобы человеческая цивилизация прекратила своё существование.

Планета Земля, несколько лет спустя, точное время неизвестно, вечер

Прозрачные створки раздвинулись в стороны, и из тёмной комнаты на террасу вышел мужчина. Одет он был добротно и практично, при этом вся одежда казалась достаточно дорогой – ярко-красный утеплённый жилет, худи, джинсы, рыжие ботинки. В одной руке он уверенно держал «Сайгу». Впечатление портили только немного неопрятно подстриженная борода и густая шевелюра, тоже явно давно не бывавшая в руках нормального парикмахера. Было похоже, что мужчина стригся сам, а потому «по красоте» не получалось.

Терраса была просторная, не чета стандартным трёхметровым панельным балкончикам – квадратов двадцать, не меньше.

Мужчина, не останавливаясь, прошёл к перилам, положил на них ладони и окинул взглядом знакомую панораму.

Его город, Андрея. И его любимое место, чтобы на этот город смотреть. С высоты двадцатого этажа не так сильно видно, что город стареет, что он умирает. Хотя… Он уже умер. И только отсюда, с высоты сотни метров, можно представить себе, что жизнь всё ещё в нём теплится.

Особенно, если закрыть глаза.

Так он и сделал. Руки сжали знакомые ещё по прошлой жизни перила, и в памяти тут же всплыла невероятной яркости картинка: солнце наполовину скрылось за горизонтом, так что всё небо окрасилось оранжево-красным, тёмно-зелёная полоска леса, лента реки тёмного серебра, широкий проспект с разноцветными машинками, неспешно прогуливающиеся люди, побежавшие по домам диодные огоньки, аккуратно подстриженные ряды кустов и играющие листиками берёзы и клёны, отдалённый гул двигателей, редкие гудки, стук трамвайных колёс, музыка из окон снизу, запахи асфальта и свежей выпечки, каким-то чудом забиравшиеся на такую высоту, обрывки лесной свежести, приносимые тёплым упругим ветром…

Андрей открыл глаза, и видение растаяло.

У солнца торчала только макушка, лес и река почти не изменились, разве что чуть помрачнели. Из машин остались только автобус, впавший в кому на остановке, да несколько легковушек, уткнувшихся в высокие бордюры. Из-за автобуса выскочил большой чёрный пёс, пересёк проспект и скрылся в густых зарослях, окутавших девятиэтажку. Тишину нарушали только редкие птичьи трели, которые раньше терялись среди городского шума. Прохладный сильный ветер бросался ароматами влажного леса.

В этом доме, в этой квартире он жил до того, как всё произошло. С этой террасы он наблюдал, как его город превращался в город-призрак.

***

Как только пошли первые эфиры и стримы, как только в сеть полились видео и из каждой дырки посыпались жуткие новости, Андрей спустился на цокольный этаж, завернул в супермаркет и смёл с полок всё с более-менее долгим сроком хранения, наполнив две тележки с горкой. Несмотря на время, почти час-пик, народу в магазине не оказалось, и не только покупателей, но и кассиров, и охранника. Не сумев убедить себя уйти не расплатившись, он пробил все покупки на кассе самообслуживания, потратив, как ему показалось, целую вечность. Перед уходом он окинул взглядом пустой торговый зал, опрокинутую стойку с косметикой, раскатившиеся по полу яблоки, тёмную лужу кетчупа или варенья в самом конце прохода, ведущего в алкогольный отдел, решил не тратить время на изыскания и потолкал тележки на выход.

Вернулся домой и отгородился от сошедшего с ума мира толстой железной дверью, запертой на все замки.

Через несколько часов поток информации практически сошёл на нет, в сети остались только те, кто, так же, как и Андрей, укрылись по домам или ещё где-нибудь, где они были совершенно одни. Очень быстро организовались чаты и группы, где выжившие делились своими наблюдениями, обсуждали видео, выдвигали теории, истерили, плакали, требовали, просили прощения, умоляли помочь… Из всей этой мешанины слов и стонов Андрей понял наверняка только одно: мир сошёл с ума – словно кто-то переключил тумблер в мозгах каждого из восьми миллиардов разумных. До кого-то импульс дошёл чуть позже, но на результате это никак не отразилось… Каждый возненавидел каждого. Мало того, каждый попытался уничтожить ближнего своего, в прямом смысле ближнего – того, кто находился в поле зрения. Все выжившие в тот момент находились в одиночестве и до сих пор не пытались вступить в контакт с кем бы то ни было. Само собой, некоторые из них отказались принимать теорию на веру, а один даже решил доказать её несостоятельность на практике – нашёл такого же неверующего поблизости и договорился о встрече… Все остальные в прямом эфире увидели, как они успели пожать друг другу руки, а потом сцепились: один перегрыз другому глотку, выцарапал глаза, потом разбежался и со всей дури ткнулся головой в витрину магазина. Стекло оказалось крепкое, впрочем, как и череп бедолаги – его хватило ещё на два разбега и удара, после чего он всё-таки поплыл и потерял сознание. Телефон чудом не разбился, и трансляция продолжалась, пусть и было видно только чернеющее небо. Через какое-то время он, судя по стонам, хрипам, крикам, мало похожим на человеческие, очнулся и продолжил воевать с витриной – можно было разобрать топот ног и звук ещё пары глухих ударов, после чего наступила тишина.

Андрей тогда выключил ноут и вышел на террасу, где уселся в массажное кресло, натянул наушники, набросил на ноги плед и врубил плэйлист с любимыми песнями.

“А поезд на небо уходит всё дальше, по лунной дороге уносится прочь, а поезд на небо увозит отсюда всех тех, кому можно хоть как-то помочь…”, – подпевал Андрей Бутусову, стараясь смотреть только в ночное небо, на ставшие вдруг очень яркими звёзды.

И незаметно для себя заснул.

Разбудила его утренняя прохлада и запах гари. Он поёжился, встал с кресла, завернулся в плед и подошёл к краю террасы. Поймал себя на мысли, что вчера он так и не взглянул на происходящее в живую, наблюдал за концом света через экран ноутбука. Наверное, потому что так было чуть менее страшно: похоже на фильм, снятый на любительские камеры, что-то типа «Ведьмы из Блэр», можно было не признавать новую действительность до конца, не принимать мир, где человек человеку даже не волк – смерть без вариантов.

Брошенные посреди улицы машины, несколько аварий, изломанные и словно ненастоящие фигурки людей повсюду, каркающее и скачущее по ним вороньё, тёмные застывшие лужи на светло-серой плитке, поднимающиеся в небо столбы дыма: от уже прогоревшей машины прямо под террасой, от превратившейся в уголёк целой пятиэтажки метрах в пятистах дальше по улице, ещё несколько, источников которых не видно, и один просто огромный, застилающий небо на востоке, где-то за городом, примерно там, где был нефтеперерабатывающий завод. Сирен полиции и пожарных не слышно. Он заметил движение: дверь большого чёрного внедорожника, заскочившего на разделительную полосу и разбившего морду о фонарный столб, открылась, и из неё наружу выскользнула девушка в ярко-белом платье и накинутой на плечи спортивной куртке явно с чужого плеча. Она стала озираться, сделала несколько шагов, а потом застыла, глядя в сторону дома Андрея. Он перегнулся через перила и увидел, как от стены отделилась ещё одна женская фигурка, поспешила навстречу девушке в белом, остановилась, не доходя десятка метров, наверное, заговорила, а потом завизжала и бросилась вперёд. Они схватились и начали кататься по асфальту, лупя друг друга, кусаясь… Девушка в когда-то белом платье отползла от неподвижного тела, попробовала подняться, упала, перевернулась на спину. Андрею показалось, что она посмотрела прямо ему в глаза, так что он отпрянул и вернуться смог только через пару минут. Девушка не двигалась.

Это был конец.

Сейчас Андрей не мог в точности сказать, как он пережил первые дни и недели. Он просидел безвылазно в квартире несколько дней, общаясь в интернете, но потом связь пропала. Он совершил вылазку в супермаркет, где набрал уже не консервы и макароны, а виски и коньяк, и начал пить, пересматривая скачанные когда-то сериалы. Потом отключилось электричество. Потом он устал пить. Подошёл к перилам с намерением прекратить уже это безумие, но вдруг услышал перезвон колоколов. Посчитал это знаком свыше и отступил. Попробовал допытаться у Бога, за что он так с человечеством, с ним, с Андреем, но вопросы растворились в воздухе, наверное, так и не дойдя адресата. Поспорил с Ним, что выживет и не умрёт до тех пор, пока тот не даст ему ответа. Поклялся, что будет жить так, как должен жить настоящий человек, даже если он остался последним на планете.

Кое-как подстригся, побрился. Спустился в торговый центр, набрал там одежды на все случаи жизни. Повезло, что имелся магазин спецодежды, в котором нашлось что-то вроде костюма спецзащиты, так что он смог очистить свой дом и вообще всё здание от трупов в более-менее комфортных условиях. Спустился в подвал и перекрыл коммуникации. Нашёл экскаватор, кое-как разобрался в управлении, вырыл большую яму и свёз туда все трупы – и из дома, и с прилегающих улиц, закопал, экскаватор загнал сверху, как памятник. Бульдозером убрал разбитые машины. Он знал, что жить в этой многоэтажной громадине не получится: не будет ни воды, ни канализации, ни света, но хотел иметь возможность заглядывать в свою квартиру и провожать солнце с любимой террасы, если этого вдруг захочется. Нашёл недалеко от города, на берегу реки, большой дом с трёхметровым забором и механическими воротами. Присоединил к своему участку все соседние, разобрав часть стен. Завёз припасов и всего, что могло понадобиться в, возможно, долгой и, без сомнения, одинокой жизни. Организовал хозяйство – курицы, пара коров, поросята, вспахал землю, посадил картошку, овощи.

Зажил новой жизнью. Жизнью тяжёлой, полной забот и хлопот, мозолей и ноющих от работы мышц.