– Ишь ты, какая бойкая, – презрительно ухмыльнулся один из дюжих мужланов.

– Это наша скотина, красотка, – с наглой ухмылкой парировал второй. – Мы за неё сполна заплатили!

– Не правильно это! – послышался надтреснутый кашель старого конюха. – У нового хозяина нет прав.

– Заткнись, хрыч! – зловеще процедил верзила. – Не лезь не в своё дело!

Конюх упрямо потянулся к поводьям, пытаясь освободить коня. Но один из амбалов, не церемонясь, с размаху ударил старика сапогом в живот.

Глухой удар, сдавленный стон – и старый конюх, потеряв равновесие, рухнул в грязную лужу.

Тонкая корочка льда треснула под его телом, и холодная вода моментально пропитала одежду.

– Ублюдки! – бросила я, помогая конюху встать на ноги.

Старик судорожно хватал ртом морозный воздух. Его лицо побледнело от боли.

– Тебе бы тоже держать язык за зубами, – ухмыльнулся один из амбалов, мазнув по мне сальным взглядом.

Бессильная злоба захлестнула меня с головой.

Ненавижу этот мир! Где можно вот так просто ударить старика, отправить благородное животное на бойню, выгнать человека из дома… Где никому нет дела до правды.

Я смотрела на этих громил, на их самодовольные рожи, и меня трясло от ярости. Но что я могла сделать? Хрупкая девушка против двух здоровенных мужиков. Даже если бы я бросилась на них с кулаками, они просто посмеялись бы надо мной. А потом… что потом? Отец приказал бы выпороть меня.

Ненавижу себя! Свою беспомощность! Свою слабость!

Шторм снова заржал, отчаянно дёргая поводья. В его глазах я видела такой же бессильный гнев, такую же ярость от невозможности вырваться…

До крови закусила губу, чувствуя, как по щекам катятся слёзы – не от страха, от злости! От осознания того, что ничего не могу изменить. Что весь мой протест, все мои попытки противостоять этой несправедливости разобьются о железную стену чужой воли и власти.

Старый конюх рядом со мной тихо всхлипывал, размазывая по морщинистому лицу грязь вперемешку со слезами. Он тоже был бессилен что-либо сделать.

“Будь ты проклят!” – мысленно прокричала я, глядя на фигуру отца, неподвижно застывшую на крыльце. Будь проклят этот дом, эта семья, все эти люди, для которых нет ничего святого!

Но проклятия – такие же пустые слова. Они ничего не изменят. Никого не спасут. Ни Шторма, ни старого конюха, ни меня саму…

В этот момент что-то внутри меня надломилось. Словно тонкая корочка льда, сдерживавшая бушующий поток. Я почувствовала, как по венам разливается странное тепло – не обжигающее, но наполняющее каждую клеточку тела неведомой силой.

Время замерло. Звуки стали приглушёнными, картинка перед глазами приобрела удивительную чёткость: я видела каждую морщинку на лице старого конюха, каждую каплю пота на лбах амбалов, каждую прядь в гриве Шторма.

А потом случилось это… Из моих рук вырвалась невидимая волна энергии, прокатившись по двору подобно порыву ветра. Мужчин снесло на несколько метров.

Кое-как поборов шок, подбежала к Шторму. Времени не было.

– Помогите мне! – крикнула конюху.

Старик кинулся на помощь и помог снять с коня уздечку.

Шторм замер, его умные глаза внимательно следили за каждым нашим движением. В них не было страха – только какое-то почти человеческое понимание происходящего.

Освободив коня, я хлопнула его по крупу:

– Беги!

Конь взвился на дыбы и рванул к воротам. Я видела, как слуга пытается закрыть тяжёлые створки, но было поздно. Могучий конь, набрав скорость, снёс не только ворота, но и незадачливого работника, который отлетел в сторону.

Грохот, крики, топот копыт – всё смешалось в какофонию звуков. А я стояла посреди двора, чувствуя, как медленно угасает то странное тепло внутри.

Оцепенение спало не сразу. Лишь когда ощутила жгучую боль от пощёчины, поняла, что рядом стоит отец.

– Дрянь! – прокричал он. – Что ты наделала?

Я подняла подбородок, краем глаза заметив, что вместе с конём пропал и конюх. Видимо, успел убежать. Верное решение. Ему тут не место. Отец с него три шкуры спустит.

– Как ты смогла? Как? – брызжа слюной вопил отец.

Странно, но тело окутало холодное безразличие. Я просто кивнула – ни одного лишнего слова, ни единой эмоции. После чего отправилась к экипажу, где неожиданно столкнулась с тётушкой Гиллиан. Женщина воровато огляделась. Её руки заметно дрожали, когда она торопливо впихнула мне небольшой мешочек.

– Боги с тобой, – коротко произнесла она, смахнув с щеки слезу. – И не держи зла на старую дуру.

– Я не могу…

Тётя недослушала, она вбежала на крыльцо и скрылась в доме в такой скоростью, будто бежала от чудовища. Я обернулась – чудовищем, несомненно, был отец Анны.

Граф шёл к экипажу, но тут его остановили амбалы, которые, думаю, захотели спросить с него за коня.

– Трогай! – крикнула вознице, запрыгивая в экипаж.

Кучер, благослови его боги, не стал задавать вопросов. Хлестнул лошадей, и карета рванула с места.

Глава 8

Устроившись в экипаже, я заглянула внутрь мешочка и обнаружила горсть монет разного достоинства. Последний подарок от единственного человека в этом доме, кто проявил ко мне хоть каплю доброты.

Колёса экипажа мерно стучали по мощёной дороге, и я, стараясь отвлечься от грустных мыслей, жадно вглядывалась через крошечное окно в проплывающие мимо картины.

Местность, по которой мы проезжали, чем-то напоминала большую деревню или посёлок, с аккуратными ухоженными домиками, сложенными из серого камня и увитыми засохшим плющом. Небольшие палисадники украшали пожухлые осенние цветы, а из труб поднимался уютный дымок.

На улицах было немноголюдно – редкие прохожие, закутанные в тёплые шали и пальто, спешили по своим делам. Женщины в длинных юбках и чепцах торопливо переходили улицу, придерживая корзины с покупками. Возле колодца в центре площади судачили две пожилые дамы, их голоса доносились до меня приглушённым эхом.

Однако по мере того, как мы удалялись от особняка, окружающий пейзаж начал меняться. Аккуратные домики постепенно сменились старыми и разваленными строениями, а в редких садах уже сложно было заметить хоть какой-то намёк на былую ухоженность.

Внезапно гнетущую тишину пронзил свирепый голос:

– Нужно было платить вовремя, старая дура!

– Мой сын… Он скоро вернётся, – дрожащим голосом ответила женщина.

– Твой сын, наверняка валяется в какой-нибудь в канаве! Плати или убирайся прочь! Иначе законников вызову, уж они-то с тобой церемониться не станут!

– Прошу вас! Разве не видите, она не в себе? – вмешался ещё один голос.

– Плевать мне на эту полоумную! Аренду за дом надобно вовремя платить!

Я узнала голоса. По крайней мере, один из них точно. Та женщина… мать Лудде!

Не раздумывая ни секунды, я вскочила с места, распахнула дверцу и на ходу крикнула:

– Стой!

Возница выругался. Кони заржали. Карета остановилась так резко, что я едва не вывалилась наружу.

Спрыгнув на землю, поспешила на голоса. Длинный подол платья путался в ногах, ткань цеплялась за грязь и камни, но я упрямо шла вперёд.

На улице разворачивалась настоящая драма. Я не ошиблась. Женщиной была мать Лудде, а второй голос принадлежал той самой служанке, которая говорила о конюхе – подруге Ирмы.

Мать Лудде была ещё более измождённая, чем при первой нашей встрече. Она стояла, прижавшись спиной к облупившейся стене маленького покосившегося домика, а перед ней, нависая словно грозовая туча, возвышался дородный мужчина. Его жилет едва сходился на толстом животе, а на щеках выступили неприятные красные пятна.

– Что здесь происходит? – рявкнула я, скопировав приказной тон отца.

– А ты ещё кто такая? – процедил мужчина, смерив меня презрительным взглядом. – Тоже заступаться за эту нищенку решила?

Я выпрямилась, расправив плечи и вздёрнув подбородок. Каждая мышца тела напряглась в попытке сохранить самообладание. Никогда не была хорошей актрисой, но сейчас что-то внутри меня щёлкнуло. Может, это была злость, а может, чувство ответственности.

– Я Анна Артейр! – произнесла с неожиданной для самой себя твёрдостью.

Мужчина слегка прищурился, точно оценивая правдивость моих слов. Между бровей пролегла глубокая морщинка. Затем его цепкий взгляд медленно скользнул по экипажу, задерживаясь на потёртой обивке и мелких деталях, которые могли бы выдать ложь в моих словах или, напротив, подтвердить статус.

– Госпожа… – наконец пробормотал он.

Моя фамилия всё-таки его немного отрезвила. Наверное, не все местные знали, что поместье и особняк перешли во владение семьи Вейр.

– Я спрашиваю, что здесь происходит? – повторила, делая шаг вперёд.

Толстяк выпрямился, пытаясь казаться внушительнее.

– Всё по закону, госпожа. Эта старуха уже третий месяц не платит за дом. Я человек терпеливый, но всему есть предел!

– Её сын… пропал – попыталась объяснить служанка. – Она не в себе после этого.

Я сказала, что её сына больше нет. Но бедная женщина всё равно считает, что Лудде пропал? Видимо, она построила стену отрицания вокруг своего сердца, непроницаемую, как крепостной вал – ни слёзы, ни мои слова, ни даже время не способны её разрушить.

– А мне какое дело? – хмыкнул мужчина. – Закон есть закон!

В глазах матери Лудде застыло безысходное отчаяние.

– Сколько она вам должна? – спросила я, чувствуя, как сжимается сердце.

Мужчина прищурился, а на уголках губ появилась гаденькая ухмылочка.

– Восемнадцать серебряных, госпожа.

– Восемнадцать? – возмутилась девушка. – Вы же говорили двенадцать!

– Проценты, милочка, проценты, – пояснил толстяк, продолжая улыбаться. – Плюс моральный ущерб за ожидание.

Вот же гадёныш! Увидев перед собой сердобольного, готового помочь человека, он просто воспользовался ситуацией и завысил сумму.

Заглянула в мешочек. Медь, проблеск холодного серебра, даже пара золотых монет затерялась.

– Было двенадцать? – я подняла взгляд на толстяка, мысленно пересчитывая сумму. – За три месяца? Значит, за месяц четыре серебряных, без процентов и… – я невольно скривилась, – вашего так называемого “ущерба”?

– Точно так, госпожа, – подтвердил он.

– Вот, здесь долг и ещё дополнительная плата за три месяца вперёд.

Скрепя сердце, я высыпала монеты в его протянутую ладонь.

С каждым металлическим звоном, с каждой упавшей монетой частица моей свободы и надежд улетучивалась. Почти половина всех денег…

– Мне нужна расписка, – твёрдо заявила я, заметив, как жадно блеснули глаза мужчины. – Расписка о том, что аренда внезапно не подорожает!

– Но… Госпожа, так дела не ведутся, – запротестовал мужчина, сжав в кулаке деньги.

Я хотела было предложить дополнительную плату, но, поразмыслив, решила зайти с другой стороны.

– Иначе я всё расскажу своему мужу! Вы ведь знаете моего мужа? Виктор Артейр! Благородный воин и господин! Посмотрим, как генерал отреагирует на то, что вы выгоняете на мороз беззащитную женщину!

Благородный воин и господин?! Господи, что я несу!

Для пущей убедительности я деловито упёрла руки в бока, втайне холодея от страха, что мужик раскусит мой неуклюжий фарс.

– Конечно-конечно, – пробормотал толстяк, пряча деньги в карман. – Зайдёте ко мне завтра, я всё оформлю как полагается.

– Нет, – я схватила его за рукав. – Прямо сейчас!

Мужчина недовольно цокнул языком, выпустив клуб густого пара. Шлейф его дыхания был пропитан терпким ароматом чеснока, который, казалось, на мгновение завис в пространстве между нами.

С плохо скрываемым недовольством он извлёк из внутреннего кармана потёртого пальто клочок бумаги и огрызок карандаша. Неуклюже прислонившись к обшарпанной стене, мужчина принялся что-то торопливо царапать.

– Вот, – закончив толстяк передал мне листок.