Я внимательно изучила неровные строчки. Почерк был небрежным, буквы кренились в разные стороны, будто спотыкаясь друг о друга, но содержание было вполне разборчивым. Не нотариальная бумага, но и такая вполне сгодиться.

– Благодарю вас, мистер… – я вчиталась в замысловатые закорючки и размашистую подпись в нижней части листка, – мистер Боше. Что ж, если всё улажено, то я вас больше не задерживаю. Всего доброго.

Толстяк что-то буркнул и, придерживая края жилета, нехотя откланялся.

Я подошла к женщине и служанке. Девушка от меня отшатнулась, а вот мать Лудде, напротив, протянула руки.

– Спасибо, вам госпожа, – надтреснутым голосом произнесла она.

– Это всё, что я смогу для вас сделать.

– Мой сын вернётся. Мы вам всё возместим!

– Не нужно… ничего не нужно.

Её слова, как удары ножом в сердце. Я даже спокойно ей в глаза смотреть не могла.

– Вы… вы знаете моего Лудде? – спросила она, внезапно ухватившись за мою руку. – Поэтому помогли?

– Я… – запнулась, не зная, что ответить. – Я слышала о нём.

– Он хороший мальчик, – с гордостью произнесла женщина. – Работящий, честный. Никогда меня не бросил бы.

Я взглянула на служанку, но та лишь отвернулась. Думаю, девушка уже знала, что Лудде мертв. И возможно, винила меня.

– Лудде, скоро вернётся, – продолжила женщина.

Меня покоробило, сердце съёжилось в комок.

“А может, взять её с собой?” – мысль мелькнула, но тут же исчезла.

Взять с собой? Женщина думает, что её сын жив и скоро вернётся. Она никогда не покинет дом. Каждый вечер её дрожащие пальцы будут зажигать свечу в его комнате, раскладывать чистое бельё на кровати. А когда кто-то осмелится произнести слово “смерть”, её взгляд пронзит говорящего насквозь – пустой, отрешённый, будто человек обращается к ней на языке, которого не существует в мире.

Я сделала всё, что могла: погасила долг, внесла плату за три месяца вперёд, выпросила расписку о неизменности аренды… Что ещё от меня требовалось? Забрать женщину силой? Заткнуть ей рот кляпом, связать по рукам и ногам и швырнуть в карету, словно безжизненный груз?

К тому же, я сама брела в неизвестность. Что ждёт меня в Дала-Эрнэ? Если вместо обещанного коттеджа там стоит покосившийся сарай с прохудившейся крышей? Что я буду делать с больной женщиной, когда сама балансирую на краю пропасти?

Нет, я сделала всё возможное. Теперь пришло время позаботиться о себе.

– Идёмте в дом, Марта, – голос служанки выдернул меня из оцепенения, словно из глубокого сна. – Вам необходимо отдохнуть.

– Да, да, сейчас… Госпожа, – женщина вцепилась в мою ладонь с удвоенной силой. – Вы ведь из того большого дома на холме? Не видели моего мальчика?

Кровь отхлынула от лица, оставив лишь холод и пустоту. Слова застряли в горле. Что я должна была сказать этой несчастной?

– Я… я поспрашиваю о нём, – пообещала, осторожно высвобождая руку. – Если что-то узнаю, вернусь и сообщу вам.

Это была ложь, от которой меня затошнило. Я смотрела на женщину… измождённую, израненную, и чувствовала себя последней мерзавкой.

– Госпожа, нам пора, – в разговор вмешался возница, его хриплый голос прозвучал почти спасительно. – У нас с вами долгий путь.

Я кивнула и напоследок вручила девушке расписку вместе с золотой монетой.

– Позаботься о ней, – прошептала, вложив в слова всё невысказанное сочувствие, и, не оглядываясь, вернулась к карете.

Глава 9

Ехали долго. Очень долго… Я тысячу раз пожалела, что вообще согласилась. Лучше было бы сбежать и стать служанкой в каком-нибудь доме, чем трястись столько времени в экипаже. В этом мире не знали что такое асфальт или вообще ровная дорога! Стоило выглянуть наружу, чтобы понять: дороги здесь представляли собой нечто среднее между звериной тропой и полем после артобстрела.

Карета подпрыгивала на каждой кочке, словно живое существо, пытающееся сбросить с себя непрошеного наездника. Меня бросало из стороны в сторону, и я то и дело ударялась то плечом, то головой о жёсткую деревянную обшивку. Кажется, на второй день пути у меня на теле не осталось ни одного места без синяка.

На четвёртый день пейзаж за окном сменился: городские предместья остались позади, и мы въехали в густой лес. Ветви деревьев смыкались над головой, образуя подобие зелёного коридора.

По лесной дороге ехать стало чуть легче – меньше ям, больше упавших ветвей и корней, торчащих из земли. Зато запахи! Воздух, наполненный ароматом сосновой смолы, влажной почвы и диких трав, проникал в карету, и я жадно вдыхала его, пытаясь отвлечься от неудобств путешествия.

Единственным моим развлечением была… магия. А как ещё назвать силу, что сбила с ног тех амбалов?

Я пробовала и так и эдак – возводила руки, переплетала палацы. Сила откинулась лишь единожды, когда я со злости пнула сиденье напротив. В этот самый момент я почувствовала тепло, и с пальцев посыпались искры, едва не подпалив мне подол платья. После этого я решила, что эксперименты лучше оставить на потом.

Чтобы размяться и дать лошадям отдохнуть мы останавливались в небольших придорожных посёлках, и в это время мне чудилось, что я видела Шторма. Чёрная точка на горизонте то появлялась, то вновь растворялась в дымке. В конечном итоге я списала это на усталость и игру воображения. Не может же конь и вправду самостоятельно идти за нами на протяжении всего пути.

Берн оказался суровым мужчиной, который никогда не улыбался. Но он хотя бы не смотрел на меня как на прокажённую.

К концу недели пошёл снег… Мягкий, словно пух, он медленно кружил в воздухе, опускаясь на землю нежным покрывалом. Я высунула руку из окна кареты, поймав несколько снежинок на ладонь. Они тут же растаяли, оставив после себя лишь прохладные капельки воды.

Поначалу снег падал неспешно, создавая лишь тонкий слой на дороге и ветвях деревьев. Я любовалась преображающимся пейзажем – мир вокруг становился чище, светлее, словно укрывался белоснежным одеялом, скрывающим все его несовершенства. Деревья, ещё недавно голые и мрачные, теперь были украшены серебристым инеем.

С каждым часом снега становилось всё больше. К полудню его слой на дороге достигал уже щиколотки, а к середине дня – колена. Лошади начали утомляться, с трудом пробиваясь через сугробы. Их дыхание вырывалось клубами пара, конденсируясь в морозном воздухе.

– Далеко ещё? – спросила я, когда мы остановились, чтобы дать лошадям передохнуть.

– До ближайшего поселения часа три пути, если погода не ухудшится, – ответил Берн, хмуро глядя на небо.

Но погода явно не собиралась нам благоприятствовать. Чем дальше мы продвигались, тем выше становились сугробы. Снег уже не падал отдельными хлопьями, а валил сплошной стеной, ограничивая видимость до нескольких метров. Ветер усиливался, подхватывая снежинки и швыряя их в лицо, заставляя щуриться и прикрывать глаза рукой.

К вечеру началась метель.

Ветер выл и стонал, словно раненый зверь, швыряя в экипаж колючие ледяные иглы. Холод пробирался под одежду, заставляя меня дрожать и плотнее кутаться в плащ, явно не предназначенное для такой погоды.

Лошади двигались с огромным трудом, проваливаясь в снег. Экипаж то и дело застревал, и Берну приходилось спрыгивать с козел, чтобы помочь животным выбраться из особо глубоких сугробов. Я видела, как он возвращался, весь покрытый снегом, с красными от холода руками и лицом.

– Нам нужно остановиться! – наконец прокричал он сквозь завывания вьюги, с трудом открыв дверцу кареты. – Дальше ехать опасно! Лошади выбиваются из сил, а дорогу почти не видно!

Я только кивнула. Мысль о том, чтобы застрять посреди этого снежного ада без укрытия, была по-настоящему пугающей.

– Впереди должна быть деревня! – продолжил Берн, перекрикивая ветер. – Я видел указатель перед началом метели! Постараемся добраться до неё!

Следующие часы превратились в настоящий кошмар. Экипаж двигался со скоростью улитки, постоянно застревая в снежных заносах. Берн то и дело спрыгивал с козел, чтобы разгребать сугробы перед лошадьми или толкать карету. Я тоже выходила помогать, несмотря на протесты. Мои руки быстро покраснели и онемели от холода, а платье промокло от снега, но выбора не было – либо мы добираемся до укрытия, либо замерзаем в пути.

Когда впереди наконец замаячили тусклые огоньки, это показалось мне чудом. Деревенька оказалась крохотной – всего десяток домов, сгрудившихся вокруг центральной площади.

Местный трактир представлял собой приземистое бревенчатое строение с тусклым фонарём над входом. Внутри было тепло от пылающего в очаге огня, пахло жареной рыбой и пивом. Несколько местных жителей, сидевших за столами, с интересом и некоторой настороженностью смотрели на покрытых снегом незнакомцев.

– Путники, застигнутые метелью? – хмыкнул пожилой трактирщик, вытирая руки о передник. – Повезло вам, что добрались до нас. В такую погоду даже волки не рискуют выходить на охоту.

– Нам нужно передохнуть и место в конюшне для лошадей, – буркнул Берн, стряхивая снег с плаща.

– Всё найдётся, – кивнул трактирщик. – Садитесь. Сытый, горячий ужин то, что сейчас вам нужно.

Берн пошарил по карманам и отдал пару серебряников. Мне повезло – отец дал вознице некоторую сумму денег, так что свои сбережения я смогла сохранить почти полностью.

Пока возница с трактирщиком разбирались о месте, куда можно поставить лошадей и карету, меня посадили возле большого камина, и я с наслаждением вытянула ноги в сторону искрящихся поленьев. Тепло медленно разливалось по телу, возвращая чувствительность замёрзшим пальцам.

Через какое-то время мной овладела полудрёма – сказывались усталость и напряжение последних часов пути. Я даже не заметила, как к столу подошла девушка. Очнулась только от негромкого стука – она поставила передо мной деревянный поднос с едой.

– Вот, госпожа, поешьте, – произнесла она тихим голосом.

На подносе лежала жареная рыба – тощая, костлявая, с потемневшей от огня чешуёй. Рядом ломоть чёрного хлеба и глиняная кружка с каким-то дымящимся напитком, распространяющим аромат трав и мёда. При виде еды я внезапно осознала, насколько проголодалась – последний раз мы перекусывали ещё утром, до того как метель разыгралась в полную силу.

– Благодарю, – кивнула девушке, которая поспешно отступила и скрылась за дверью, ведущей, по-видимому, на кухню.

Рыба оказалась на удивление вкусной, но сейчас, наверное, мне и уксус покажется сладким.

Сквозь гул голосов и потрескивание пламени в камине я не сразу заметила, что дверь трактира снова открылась, впустив порыв ледяного ветра и снежную пыль. Это вернулся Берн, рядом с ним стоял трактирщик, что-то оживлённо говоривший и указывающий в сторону прилавка.

Я ожидала, что Берн присоединится ко мне за столом, но вместо этого он направился прямиком к стойке, где ему уже в кружку наливали чего-то крепкого.

Мгновение спустя трактирщик поднял руку, подозвав к себе мужчину, что сидел за дальним столом. Тот неторопливо поднялся – невысокий, худой, с чёрной бородкой, припорошённой сединой.

Все трое теперь стояли у прилавка, периодически бросая на меня взгляды. Внезапно по спине пробежал холодок, и это не имело ничего общего с зимней стужей за окнами. Через минуту, показавшуюся вечностью, Берн отделился от группы и направился к моему столу.

– Госпожа, – начал он, не садясь, – вам выделили комнату наверху. Вторая дверь направо от лестницы. Подавальщица вас проводит.

Я молча кивнула, ожидая продолжения.

– Что касается дальнейшего пути, – Берн на мгновение замялся, – дорогу к Дала-Эрнэ полностью замело. Карета там не проедет.

– Что же тогда делать?

– Утром вы поедете с Хорстом, – Берн кивнул в сторону бородатого мужчины у стойки. – На санях. По зимнему тракту через перевал. Так будет быстрее и безопаснее.

– А вы? – спросила я, чувствуя, как внутри нарастает паника.

– Останусь здесь с каретой. Когда метель утихнет и дороги расчистят, поеду обратно.