Кирилл был в её глазах всего лишь «банковской оболочкой с дыркой внутри, картонным сыном большого дома, которому позволили думать, что у него есть собственная воля». Он был фигурой, которую двигали другие руки, голосом, которому дали право звучать, пока он повторял чужие слова. С каждым таким сравнением её раздражение росло, становясь чище и глубже.

Её отвращение к Кириллу было ясным, прозрачным и безупречно точным, как финансовый отчёт, который не терпит никаких неточностей. Она чувствовала к нему ту же брезгливость, что к мокрому рулону бумажных полотенец в общественном туалете, когда их неприятно брать, но другого выбора не остаётся. Липко, мерзко, но необходимо. Именно так она воспринимала его – необходимым временным злом, инструментом, использование которого оправдано только конечной целью.

Вздохнув, Маша медленно потянулась к аккуратно лежавшему на столе блокноту и ручке, которая всегда писала чётко и без помарок. Блокнот был открытым, и перед ней лежала чистая, нетронутая страница, ожидавшая своей участи. Она ещё раз пробежалась глазами по комнате, в которой царила безупречная и холодная чистота, затем опустила взгляд на бумагу и ровным, чётким почерком вывела одно единственное слово:

«Инструмент».

Это слово казалось идеальным завершением её мысленного монолога, коротким и холодным выводом, который безошибочно расставлял всё на свои места. Она ещё некоторое время смотрела на это слово, словно проверяя, насколько точно оно отражает её истинное отношение к Кириллу, и, убедившись в его абсолютной точности, захлопнула блокнот.

Затем Маша вновь взглянула на остывший чай, не испытывая никакого желания его пить, и почувствовала внутреннее спокойствие, рождаемое пониманием своего собственного плана. Она была убеждена, что всё делает правильно, даже если при этом ей приходится испытывать глубокое отвращение и презрение к некоторым людям, оказавшимся на её пути. Её собственные цели были выше и значимее мелких личных симпатий или антипатий, а Кирилл был лишь очередной ступенью, по которой она аккуратно и без лишнего шума должна была подняться выше.

«Инструмент», – повторила она про себя ещё раз и слегка улыбнулась этой холодной улыбкой, которой всегда завершались её внутренние размышления. Улыбка была не искренней радостью, а скорее подтверждением того, что она контролирует ситуацию. Её мысли теперь полностью очистились от эмоций, и осталось лишь спокойное осознание своей цели и методов её достижения.

Встав со стула, Маша неторопливо прошлась по комнате, проверяя ещё раз каждую деталь. Всё здесь было идеально, как график, как отчёт, как сама она – выверено, сдержанно и безупречно. Никакой случайности, никакой слабости. Всё, что она делала, было частью большой и тщательно продуманной стратегии, которая требовала от неё абсолютной концентрации и безжалостного отношения ко всему, что могло помешать её планам.

И Кирилл теперь был вписан в эту стратегию с точностью чертежа – аккуратно, хладнокровно и без сожаления. Он был инструментом, а инструменты не жалеют, ими пользуются до тех пор, пока они нужны, а затем откладывают в сторону. Она знала это и спокойно приняла как неотъемлемую часть своей работы и жизни.

Подойдя к окну и аккуратно поправив шторы, Маша посмотрела на тихий ночной город, полный огней и иллюзий, и вдруг ощутила глубокое удовлетворение от того, насколько чётко и ясно видит своё будущее. В нём не было места сомнениям и сентиментальности, только холодный расчёт и ясное понимание своей цели.

«Инструмент», – ещё раз повторила она мысленно, прежде чем отойти от окна и вернуться к своему безупречно организованному столу. С этого момента она больше не позволяла себе думать о Кирилле как о человеке. Теперь он был лишь одной из цифр, одной из точек на её тщательно выстроенном маршруте, и с этим статусом он навсегда остался в её мыслях, аккуратно зафиксированный в блокноте единственным холодным словом.

Глава 5. Бухгалтерия чувств

Вчера вечером Маша впервые увидела Антона Смородина не в переписке и не в списках совещаний, а вживую: они застряли в лифте между восемнадцатым и девятнадцатым этажами на три с половиной минуты. У него в руках была папка с внутренними отчётами, у неё – кофе для Кирилла, который опаздывал на эфир. Неловкость родилась не из тесноты, а из того, что разговор сам просился начаться.

– Вы, наверное, Мария Скворцова? – спросил он после короткой оценки, глядя скорее на папку, чем ей в глаза.

– А вы – Антон Петрович из финансов, – ответила она ровно. – Знаю, кто вы. Готова к разговору.

– Можно просто Антон. Мне передали, что ты работаешь точно. Посмотрим.

С тех пор «посмотрим» превратилось в «давай сверим», а дальше – в назначенную встречу, куда она утром вошла уверенно и спокойно: без кофе, но с выверенными цифрами.

Утро в «Империум-Медиа» началось с привычной точности и негромкого порядка, похожего на дыхание большого механизма. Повод обозначил её непосредственный начальник: поздно вечером пришло короткое сообщение с копией в отдел внутренней аналитики – «Назначена сверка с А. Смородиным. Подготовить материалы. Конференц-зал 5В, 09:00». Формально – рутина, но Маша сразу уловила подтекст: такие поручения согласовывали выше, особенно когда пересекались с финансами. Её как будто проверяли, не объявляя об этом. Это была не просто сверка, а тест на методику мышления – и, возможно, первая репетиция доверия.

Настороженность усилила сама форма сообщения: без пояснений и без лишних адресатов – сухая, намеренно лаконичная строка, читающаяся как: «справится – пойдёт дальше».

В переговорной стояла спокойная тишина, нарушаемая только мягким стуком клавиш и шелестом бумаги. Маша вошла подготовленной. Антон ждал её с видом человека, который привык знать ответы. Серые глаза встретили её взгляд спокойно, как у того, для кого цифры важнее слов.

– Доброе утро, Мария, – произнёс он ровно, не поднимая взгляда от папки. – Готова пройтись по вчерашним цифрам ещё раз и зафиксировать их?

Маша села напротив и аккуратно раскрыла папку. Листы были отпечатаны ясно и одинаково – без повода для споров.

– Конечно, Антон, – сказала она и на мгновение взяла паузу, возвращая внутренний ритм.

– Ничего, – он улыбнулся короче, чем хотел. – Я же сказал: можно просто Антон.

– Сегодня у меня расширенная версия анализа. Должна снять все вопросы.

Голос у неё звучал спокойно, без эмоций. Это был разговор двух профессионалов, которых интересовало только совпадение итогов. Антон смотрел внимательно, отмечая позу, руки, интонацию. В ней лишнего не было – только собранность.

– Хорошо, – сказал он, перелистывая страницы. – Начнём с последнего квартала. Здесь небольшое отклонение по внешним коммуникациям. Вчера договорились, что резких движений не будет. Хочу убедиться, что здесь ничего не прячется.

Маша быстро нашла нужную страницу и подвинула её к нему.

– Всё прозрачно. Расходы выросли в пределах новой стратегии. Никаких сюрпризов – только подтверждения эффективности.

Он просмотрел листок, провёл пальцем по строкам и кивнул.

– Понимаю. Ещё раз уточню: все расходы согласованы с Кириллом?

Подтекст она почувствовала. Подняла взгляд спокойно.

– Да. Он был полностью информирован и лично подписывал документы. Везде его подписи.

На лице Антона мелькнула тень недовольства, но он быстро вернул ровный тон.

– Хорошо, Мария. Верю. Просто сейчас любую мелочь могут использовать против нас. Ты знаешь, какая атмосфера в семье Смородиных и насколько чувствительна тема финансов.

Она ответила лёгкой профессиональной улыбкой.

– Именно поэтому мы здесь. Сделаем так аккуратно, чтобы вопросов не возникло. Давай дальше.

Они углубились в детали отчётов и планов. Переговорная будто стала ещё строже, как отфильтрованная для ясных решений. Голоса звучали негромко и по делу.

Антон перелистнул очередной блок и посмотрел прямо на неё:

– Ты производишь впечатление человека, который точно знает, что делает. Но я спрошу прямо: насколько далеко ты готова зайти, чтобы цифры оставались такими красивыми? Иногда красота отчётов требует слишком многого.

Маша выдержала его взгляд и ответила спокойно:

– Настолько далеко, насколько потребуется, чтобы компания оставалась стабильной и прибыльной. Вчера ты сам сказал: цель – устойчивость, а не экономия любой ценой. Если придётся принимать трудные решения, я готова.

Антон усмехнулся – впервые позволил себе больше, чем обычно.

– Говоришь как человек, повидавший трудные решения. Понимаю, почему Кирилл легко доверил тебе документы. Ты умеешь объяснять сложное просто.

– Это часть работы, – сказала Маша, возвращая разговор в деловую рамку. – Думаю, на сегодня мы закрыли вопросы по цифрам.

Антон кивнул, спокойно сложил документы в папку.

– Спасибо, Мария. Рад убедиться, что цифры в порядке и резких движений не потребуется. Держим друг друга в курсе. Вечером проверим ещё раз.

Маша поднялась, собрала бумаги и отметила внутренне, как ровно прошёл разговор. Выйдя из переговорной, она почувствовала, что офис принял её обратно, будто ничего не изменилось, хотя знала: каждая такая встреча добавляет её стратегии детали и возможности. Оставалось следовать плану – шаг за шагом, без лишних движений. Она улыбнулась про себя: путь становился яснее, инструменты – точнее. Маша двинулась по коридору, оставляя за собой ощущение почти хирургической точности.

К Кириллу она пошла сразу – не из-за иерархии, а потому что уловила редкий момент его открытости к чужой инициативе. Положение между двумя братьями и постоянная необходимость оправдывать ожидания делали его особенно восприимчивым к аккуратно поданным решениям. Если дать готовый, выверенный вариант, он примет его как собственную идею – именно это ей и было нужно. Она вошла спокойно, без предупреждения: знала, что в это время он обычно на месте, и решила не терять ритм. На ходу раскрыла папку, собранную так, чтобы за три минуты рассказать всю историю и не оставить открытых вопросов.

Маша разложила на столе бумаги, намеренно убрав с первых страниц яркие заголовки и диаграммы, которые бросаются в глаза, но редко помогают делу. Отчёт начинался с чётких рекомендаций, без двусмысленностей: всё было выстроено как продуманный чертёж.

– Кирилл, привычные графики сейчас – лишний шум, – сказала она тихо и уверенно. – Важно другое: половина подрядчиков создаёт видимость работы. На презентациях у них всё красиво, а в цифрах они уходят от ответственности. Ты сам не раз замечал, как на совещаниях никто не даёт чётких ответов.

Кирилл вчитывался внимательно, лицо оставалось ровным, но интерес был виден.

– И что взамен, Маша? – спросил он, встретив её взгляд.

– Оставить только тех, кто приносит реальную пользу. Здесь три подрядчика с лучшим соотношением «цена – качество» за год. Остальных – мягко вывести: сначала сокращаем объёмы, затем закрываем контракты. Постепенно и аккуратно – как естественная очистка процессов. Ресурсы сосредоточим там, где они действительно нужны.

Кирилл снова взглянул на бумаги и едва заметно улыбнулся – в материале появилась ясность.

– Хорошо. А что с Николаем?

– С ним другое, – продолжила Маша. – У него три договора, которые с юридической и финансовой стороны выглядят непрозрачно. Формально всё чисто, но любой аудитор найдёт, к чему придраться. Предлагаю заменить их одним понятным договором и подать это как заботу о его репутации. Такая формулировка пройдёт без сопротивления – в том числе у него.

Кирилл усмехнулся, откинулся в кресле.

– Думаешь, Николай проглотит такую «заботу»? Он не любит, когда копаются в его делах.

– Он понимает риски, – спокойно возразила Маша. – Если правильно объяснить выгоды, он сам придёт к выводу, что один прозрачный договор лучше трёх «мутных». Особенно если это звучит как поддержка с твоей и Антоновой стороны. Он должен увидеть здесь не ограничение, а защиту. Это безопаснее для него и для компании.

Кирилл медленно кивнул: решение уже сложилось.

– Ладно. Кто будет озвучивать это на совещании?