– Антон, – ответила она без паузы. – Он ведёт такие разговоры и делает это мягко. Я подготовлю простые таблицы без лишней графики – только необходимое. Антон акцентирует внимание на стабильности и устойчивости, а мы зададим темп так, чтобы вопросы звучали после его финала, а не вместо него.

– Антон предупредил, что я могу вспылить? – с лёгкой иронией уточнил Кирилл, будто уже знал ответ.

– Да. Он сказал, что такая реакция возможна, – спокойно подтвердила Маша. – Поэтому говорим нейтрально и профессионально: только факты и цифры. Если появятся вопросы – отвечаем чётко и кратко, без лишних пояснений и оправданий.

Кирилл вздохнул, потер лоб.

– Хорошо, постараюсь держать себя в руках. Честно, утомляет постоянный контроль каждого слова и жеста.

– Это часть работы, – мягко, но уверенно ответила Маша. – Думай об этом как об игре по правилам. Чем спокойнее ты будешь на совещании, тем больше доверия получишь. А доверие сейчас тебе нужно больше всего.

Кирилл кивнул без усмешки:

– Что-нибудь ещё нужно от меня до совещания?

– Да, доступ к архивам за последние три года, – сказала Маша ровно. – Нужен контекст по прошлым договорам, чтобы не упустить детали.

– Антон уже в курсе?

– Да. Я запросила у него доступ, он дал неделю на подготовку.

– Тогда распоряжусь, – заключил Кирилл после короткой паузы. – Пусть у тебя будет доступ.

Маша кивнула, закрыла папку.

– Спасибо, Маша. Ты всё делаешь правильно, – сказал он почти искренне.

Она спокойно улыбнулась: для неё это был профессиональный стандарт, от которого она не собиралась отступать.

В большом конференц-зале стоял привычный рабочий шум: негромкие голоса, шуршание бумаги, редкие сигналы телефонов, которые никто не решился выключить. За стеклянным столом уже сидели ключевые люди, решающие финансовые потоки компании. В воздухе – сдержанность и напряжение: обсуждать собирались не только цифры, но и амбиции.

Кирилл вошёл последним. Спокойно положил на стол телефон и папку. Вид у него был скорее оборонительный, чем деловой. Взгляд цеплялся за мелочи – шрифт заголовков, размер таблиц, цвет слайдов, – словно он искал способ отвести разговор от сути.

– Таблицы красивые, Маша, – медленно проговорил он. – Но почему так много текста и так мало «воздуха»? Кто это будет читать?

Маша слушала ровно, пряча раздражение к поверхностному разбору. Перед ней сидел человек, от решений которого зависела компания, и при этом он упорно цеплялся за форму. Она подумала: «Какой же ты всё-таки дебил», – и отметила, как он листает страницы, почти не задерживаясь на цифрах. Нежелание признать очевидное, прятки за оформлением и нервная придирчивость выглядели не осторожностью, а ленью.

Антон перехватил инициативу. Заговорил тихо и убедительно, без снисходительности:

– Кирилл, здесь главное – устойчивость. Таблицы и текст выстроены так, чтобы показать, как каждый шаг стабилизирует потоки. Оставим оформление и посмотрим на существенное.

Кирилл было дёрнулся, но сдержался и нахмурился над цифрами:

– Устойчивость – красиво звучит. Ты уверен в расчётах? Почему именно эти подрядчики, а не другие? У нас есть старые связи и обязательства. Эта «устойчивость» не ударит по отношениям?

Антон едва заметно улыбнулся, сохраняя ровный тон:

– Для этого и нужны таблицы. Даты и суммы сами говорят. Здесь нет симпатий, только математика: кто работает эффективно, а кто – нет.

В этот момент в зал шумно вошёл Николай, опоздав минут на пятнадцать. Широко улыбнулся, сев, не удержался от шутки:

– Простите, задержался на другом совещании: там тоже обсуждали, как лучше потратить деньги компании. Надеюсь, вы ещё никого не выгнали?

Смех оборвался, когда он взглянул в отчёт. Улыбка сошла, уступив место настороженности. Перед ним чётко стояли названия компаний и суммы контрактов – тех самых, где у него были тесные и неоднозначные связи.

– На этом юмор закончен, – сухо произнёс Антон, выдержав паузу. – Теперь, когда все в сборе, вернёмся к сути.

Маша заметила, как Николай медленно поднял глаза, прикидывая глубину разговора и риск для себя. Она перехватила взгляд и, не давая ему взять инициативу, ровно сказала:

– Эти решения стоит воспринимать не как личный выпад, а как возможность каждому сохранить лицо. Мы здесь не чтобы обвинять, а чтобы очистить структуру от контрактов, которые могут повредить репутации компании.

В зале повисла тяжёлая тишина – только Кирилл шуршал страницами. Антон выждал паузу и спокойно сказал:

– Если есть вопросы по цифрам, задавайте сейчас. Исходим из задачи: не искать виноватых, а принимать решения, полезные всем.

Кирилл раздражённо махнул рукой:

– Ладно, хватит про «устойчивость». Идею понял. Таблицы хорошие. Делайте, как хотите, только не на мои плечи. За чужие решения отвечать не буду.

Антон кивнул:

– Никто не возлагает это на тебя. Решения принимаем вместе. Важно, чтобы позиция была коллективной, а не чьей-то личной.

Совещание завершилось быстро, без лишних споров. Когда все разошлись, Маша и Антон вместе подошли к лифту, молча. Уже в закрывшемся лифте Антон негромко сказал, не поворачиваясь:

– Ты считала быстро, Маша. Обычно такие вещи не сразу видны.

Маша спокойно взглянула и ответила тихо:

– Я просто слушала, где деньги говорят шёпотом.

Антон коротко усмехнулся и кивнул. Лифт мягко остановился. Они вышли, каждый в своих мыслях: шаг сделан, ритм надо держать.

Вечером, когда кабинеты «Империум-Медиа» погрузились в приглушённый свет, Маша вошла в архив – туда, где время копилось слоями на коробках и папках. Воздух пах старой бумагой и чернилами. Люминесцентные лампы гудели, навязывая один и тот же тон.

Днём Антон намекнул, что может заглянуть ближе к вечеру – без обязательств. Точного времени не было, но Маша чувствовала: появится, если будет повод. Повод нашёлся.

Она уверенно подошла к нужному стеллажу и уже понимала, где искать «те самые» документы. Не торопилась: пальцы перебирали папки, взгляд скользил по датам и названиям. Работала спокойно, без суеты.

Наконец достала нужную папку, положила на стол и раскрыла первую страницу. Строки старых смет ложились как годовые кольца: событие к событию. Среди ровных записей проступал «шов тех лет» – едва заметная, но повторяющаяся аномалия. Один и тот же договор переходил из рук в руки в одни и те же узлы, а подпись третьего партнёра исчезала, будто её стирали ластиком истории.

Маша задержала взгляд на строках. В местах, где внезапно росла маржа, подписи расплывались, даты смещались, а в числах появлялся лишний день – мелкий, как переставленный на сантиметр гвоздь. Поодиночке – мелочи, вместе – система подмен.

Документы показывали, как деньги проходили через три фирмы. Каждая выглядела образцово чистой, даже чересчур, словно подготовленной для проверяющих. После третьей фирмы потоки обрывались, будто падали в тёмную воду без следа.

Маша брала карандаш и ставила на полях едва заметные крестики и короткие коды – только ей понятные. Работала почти хирургически, без эмоций и спешки. Копий не делала, фотографий тоже, чтобы не оставлять лишних следов. Это была не только осторожность, но и уважение к доверию Антона.

Она так сосредоточилась, что шаги за спиной услышала не сразу. Дверь приоткрылась, Антон вошёл тихо, стараясь не нарушать тишину. Подошёл почти неслышно; лишь когда встал рядом, она почувствовала его присутствие.

– Что именно тебя зацепило? – спросил он негромко, будто речь шла о рутинном просмотре книг.

Маша не сразу повернулась. Ещё секунду смотрела на страницу, потом отложила карандаш и ответила так же спокойно:

– То, как аккуратно стирали следы. Аккуратно, но недостаточно. Видишь эти маленькие пометки? По отдельности – случайности. Если их соединить, выходит чёткая картина. Похоже, человек, который это делал, не предполагал, что кто-то сведёт разрозненное в систему.

Антон наклонился к документам, всматриваясь в её пометки. В глазах сохранялось спокойствие, но в глубине блеснуло напряжение.

– Уверена, что это подмены, а не ошибки? Тут работали разные люди, сроки были жёсткие – человеческий фактор. Может, это обычный бухгалтерский хаос?

– Нет, Антон. Ошибки не повторяются системно. Случайность – раз, два, но не десятки на одних позициях. Здесь не хаос: всё выстроено, но кому-то не хватило терпения и внимания. Повторы оставили следы.

Антон задумался, перелистнул несколько страниц, взвешивая её слова.

– И что дальше? Можем пойти в финансы и задать неудобные вопросы, но шум сейчас нам не на руку.

Маша покачала головой:

– Не время шуметь. Нужна нейтральная проверка – аккуратно и без свидетелей. Подготовим формальный отчёт, обозначим несоответствия как технические, а параллельно углубимся. Никто не должен заметить, пока не будем готовы поставить точку.

Антон выпрямился и внимательно посмотрел на неё, оценивая и уверенность, и риск.

– Уверена, что готова идти до конца? Такие вещи редко обходятся без последствий. Копнёшь – упрёшься в громкие фамилии. Иногда прошлое лучше не трогать, не зная, что найдёшь.

Маша едва улыбнулась – решение у неё уже было:

– Риски понимаю. Но если не сделать этого сейчас, последствия будут хуже. Лучше быть готовыми и спокойно разобрать ситуацию, чем потом встретить лавину проблем, которые можно предотвратить.

Антон помолчал, взгляд потяжелел.

– Хорошо. Продлю доступ ещё на неделю. Делай, что нужно, но будь осторожна. Не хочу, чтобы твоя карьера пострадала из-за чужих замётанных следов.

– Я осторожна, Антон. И благодарна за доверие. Ты знаешь, я не подведу.

Он кивнул, шагнул назад и вышел. Шаги затихли, оставив её одну в плотной тишине, пахнущей старой бумагой. На полях оставались сдержанные пометки – первые шаги к распутыванию давнего клубка. Маша глубоко вздохнула и снова склонилась над документами.

Время не терпело спешки, и каждая новая пометка становилась весомее. Тихо и методично она продолжила работу, понимая: это не формальная задача, а проверка на прочность, которую она пройдёт до конца.

Антон вёл одной рукой, другой привычно постукивал по экрану навигатора, хотя дорогу знал до сантиметра. В детстве он терпеть не мог дачи, а теперь корпоративный коттедж «Империум-Медиа» воспринимал как убежище: здесь не ждали звонки, никто не контролировал время – можно было выключить телефон и позволить себе вино до утра, ни перед кем не отчитываясь.

Маша сидела спереди, сдержанно улыбаясь его редким шуткам про редакторов, не различающих Excel и Telegram. Взгляд оставался спокойным, даже когда он шёл на обгон и ловко возвращался в ряд, не оставляя времени подумать о рисках. Она держалась чуть напряжённо – не из-за дороги, а из-за предчувствия, давно ставшего фоном любых контактов с начальством. В корпоративном мире безопасность была иллюзией, но здесь, в салоне чёрного Audi, иллюзия казалась особенно ощутимой.

На въезде она отметила: камеры у ворот сменились полуслепыми сторожами-пенсионерами, махавшими каждому, у кого был абонемент на жизнь вне города. Коттедж стоял в углу участка, окружённый молодыми елями, и выглядел вычищенным до неестественности: даже номера на баках совпадали с номерами на заборе.

– Вот здесь начинается свобода, – Антон снял очки и положил их на торпедо, – хотя за этим забором контроля больше, чем в Москве. У каждого свой микрофон, просто все делают вид, что не слышат друг друга.

Он улыбнулся без угрозы – только усталость, которую он не пытался скрыть. Внутри пахло хвоей, новым деревом и чем-то сладким, похожим на дешёвый ликёр из приветственного набора. Антон включил тёплый свет, затем музыку. У него был пунктик: никакой электроники, только мягкий джаз или старые советские пластинки. Сегодня играл Харатьян; о настроении больше говорили тени на стенах, чем звук из колонок.