– Давай нальём по бокалу, – он не спрашивал: просто поставил два бокала на кухонный остров, будто знал, что она не откажется. – Сегодня можно всё. Даже говорить о будущем. Или не говорить, если не хочется.

– Иногда лучше молчать, – сказала Маша, принимая бокал двумя руками, как тёплый компресс.

– Да, иногда молчание дороже слов, – он поднял бокал и легко чокнулся, не пролив ни капли.

Первые пять минут вина прошли пусто: пару фраз о погоде, о странном камине в апреле и о том, что в такие вечера правильно просто быть рядом, ничего не трогая. Маша поймала себя на мысли: ей неуютно без ритуала. Здесь никто не навязывал правила – значит, выстраивать их придётся ей.

– Антон, скажи честно, – она посмотрела ему в лицо; в этот момент стало ясно: он ждал прямого вопроса. – Почему ты выбрал меня для этого вечера? Не верю, что просто так.

Он улыбнулся; в улыбке появилась лёгкая угроза – миру, не ей.

– Потому что у тебя хороший слух и чувство дистанции. В нашем бизнесе большинство либо орёт, либо умоляет. Ты – слушаешь. Даже сейчас. Я не жду благодарности; иногда хочется провести вечер не в грохоте, а в тишине, пусть и поверхностной.

Он замолчал, сделал глоток, и Маша поняла: главный вопрос впереди.

– А если серьёзно, – продолжил он, – у тебя есть шанс быстро подняться. Я бы сказал – быстрее сетки. Важно выбрать союзников.

– Ты про себя? – спросила она, не отводя взгляда.

– Про себя и про тебя. Коротко: мешать не буду; могу помочь.

Звучало это без кокетства и усталой иронии – сухая деловитость человека, привыкшего говорить о повышении как о смене лампочки.

Маша почувствовала, что перешла на другую сторону: теперь каждый её шаг будут читать как инвестицию. Надо выбрать: принять помощь или уйти манёвром, не давая себя поймать. Она не стала играть в недотрогу – в этом и был секрет её успеха: не притворяться скромницей, если хочется большего.

– Спасибо, – сказала она без корпоративных полутонов. – Ценю, что ты не скрываешь и не продаёшь это дороже. Но понимаешь, что с этого момента между нами больше, чем работа?

Он медленно кивнул, взвешивая не слова, а последствия.

– Я не против, – сказал Антон. – В этой системе нельзя быть равнодушным. Особенно к тем, кто точно знает, чего хочет.

Маша аккуратно поставила бокал на край стола. Не стала говорить о справедливости и балансе, не спросила, почему выбрал её. Всё было прозрачно: так ходили те, кто хотел выжить и значить. Важно, как пройдёшь – на своих ногах или под патронажем.

– Тогда давай не будем обманывать друг друга, – сказала она. – Ты – мой шанс, а я, возможно, твой билет в новый сезон. Я не буду делать вид, что мне всё равно. Хочу, чтобы ты знал это заранее.

Антон смотрел с холодным любопытством – без похоти и тепла, только азарт хищника, готового делиться добычей, если видит в партнёре больше, чем объект желания.

– Я уважаю тех, кто не боится называть ставки, – признал он. – Просто проживём этот вечер как взрослые. Без ролевых игр и лишних обещаний.

Её удивила такая прямота – не потому, что редкость, а потому что раньше так вслух не говорили. Маша ответила таким же честным взглядом: в нём читалось не обещание, а спокойное согласие.

– Давай, – коротко сказала она.

Они выпили ещё по бокалу и долго молчали: он листал ленту на планшете, комментируя слухи о слиянии; она смотрела в окно, запоминая силуэты елей, будто строила в голове алгоритм маршрута.

За ужином Антон оказался заботливым хозяином: разогрел суп, нарезал хлеб, подал сыр на деревянной доске. Она ела медленно – как человек, не привыкший доверять чужому столу. Вино не кружило голову: мысли оставались чёткими, тело – собранным.

– У тебя всегда такой режим экономии? – спросил он.

– Только когда не уверена, что могу позволить себе слабость, – ответила Маша, отодвинув тарелку.

– Хороший навык, – сказал он. – Хотя иногда можно и сбавить обороты.

После ужина Антон вышел на веранду, закурил и долго смотрел на тёмное пятно озера за стеклянной стеной. Маша не сразу последовала за ним, оставив себе пару минут тишины и самоанализа. Она знала: любой шаг за этот порог – уже не игра, а выбор.

На веранде было холодно, и она застегнула куртку до шеи. Антон молчал. В его взгляде появилась новая усталость. Он затушил сигарету о мокрый бортик вазона и, не глядя на неё, сказал:

– Иногда думаю, что все эти игры не стоят ни одной честной ночи. Просто быть рядом, ничего не ожидая. Но, наверное, у нас уже не получится.

– Почему? – спросила Маша.

– Потому что мы оба слишком хорошо знаем правила. И слишком сильно хотим выиграть.

– Значит, остаётся научиться играть друг с другом, а не друг против друга, – тихо сказала она.

Он впервые за вечер улыбнулся живо, почти смеясь:

– Видишь, ты уже лучше меня справляешься с любым сценарием. Я бы на твоём месте и не приезжал, если бы не хотел получить то, ради чего всё затевалось.

– Я пришла, чтобы научиться побеждать по твоим правилам, – ответила она спокойно.

Между ними возникла короткая, плотная тишина – без пустоты. Она смотрела на его лицо и вдруг поняла: видит не только вице-президента, но и мужчину, уставшего от вечной борьбы за внимание, признание и превосходство. Маша не чувствовала ни страха, ни желания понравиться – только необходимость дожить до конца вечера без самообмана.

Антон остановился у края дивана, долго смотрел сверху, а потом просто взял её на руки, будто диван был не местом комфорта, а пунктом выдачи багажа.

Она не сопротивлялась: тело коротко напряглось и тут же расслабилось, когда он легко поднял её и, не теряя равновесия, понёс вверх по лестнице. Сначала ей показалось это театральным, почти смешным, но в его движениях не было фарса – только решимость, будто за этим стояла заранее спланированная операция. На пролёте он чуть сильнее сжал её талию – грубо, но не жестоко, – оставляя выбор и одновременно подтверждая согласие. Дышал ровно, лишь изредка склонялся к её уху, проверяя, не дрогнет ли она.

В спальне на втором этаже пахло хвоей и тёплой шерстью с лёгкой нотой старого лосьона. Он не бросил её на кровать, а аккуратно поставил на ноги, придержал за плечи, удостоверившись, что она держится уверенно. Маша шагнула назад только затем, чтобы стянуть кеды; они мягко стукнули о ковёр, словно размыкая привычную границу между ней и остальным миром.

Антон шагнул ближе. Его взгляд, не мигая, изучал лицо Маши, словно искал уязвимые места. Внезапно он схватил её за волосы, развернув к себе. Пристальный взгляд заставил её впервые за вечер смутиться и отвести глаза.

– Если хочешь, чтобы я был мягче, скажи сейчас, – прошептал он, удерживая прядь у её подбородка.

– Станешь ли ты нежнее по моей просьбе? – спросила Маша, заранее зная ответ.

Его улыбка мелькнула, словно подпись под долгосрочным договором.

– Нет, – признался Антон. – Иначе ничего не выйдет.

Маша кивнула, будто подтверждая негласное соглашение. Он отпустил её волосы, обхватил тонкую талию и притянул так близко, что их дыхание слилось в единый ритм. Первый поцелуй был коротким, пробным, за ним последовал более резкий, требовательный, без лишней нежности, полностью в его стиле.

Двумя движениями он снял с неё футболку: подцепил край снизу и стянул через голову. Их взгляды встретились, и Антон окинул её фигуру: спортивный топ, тёмный силуэт рёбер под тканью, рельеф плеча. Его прохладная ладонь скользнула по ключице, сжав материал, проверяя его упругость.

– Почему ты не носишь платья? – спросил он, не отрывая пальцев от её кожи.

– Они не выдержат моего ритма жизни, – отрезала Маша, наслаждаясь собственной прямотой.

Одной рукой он расстегнул топ, другой сбросил его вниз. Она слегка повернулась, облегчая ему задачу. Стало ясно, что Антон ждал не только физической реакции, но и её взгляда – смятения или скрытой слабости.

Её небольшая грудь обнажилась, соски выделялись тёмно-розовым. После долгой паузы его язык скользнул по её губам, затем он слегка прикусил один сосок, а второй сжал пальцами – проверка на выносливость, а не ласка.

Маша молчала, гордо подняв подбородок, не желая уступать.

Сжатие усилилось, и она коротко, но уверенно выдохнула.

– Не боишься синяков? – спросил он, отстраняясь.

– Только если они будут с обеих сторон, – ответила она без колебаний.

Он рассмеялся, затем резко развернул её, обхватив за талию, и повёл к кровати. Шаги были уверенными, без тени сомнения, даже когда он толкнул её лицом на покрывало. Маша поняла: роль выбрана верно – здесь не место компромиссам. Отец всегда говорил: «Держи ритм, сбился – начинай заново». Теперь эти слова подходили не только к жизни.

Устраиваясь рядом, Антон без церемоний подцепил край её юбки. Маша знала: будь там пояс, он бы расстегнул его зубами – так напористы были его движения. Ткань легко соскользнула с бёдер.

Под юбкой оказались простые тёмно-серые трусы с потёртой резинкой. Он снял их аккуратно, но затем сжал в кулаке, словно трофей.

Этот жест вызвал у Маши лёгкое стеснение – не страх, а осознание собственной уязвимости, мастерски подчеркнутой.

– Ты всегда так раздеваешь женщин? – спросила она.

– Только тех, кто этого достоин, – ответил он, понизив голос.

Он навис над ней, обхватил плечи и провёл ладонью вдоль позвоночника от шеи до копчика. Прикосновение становилось тяжелее, будто сжимало позвонки. Это было жёстко, но удивительно приятно, и все тревоги растворились.

Внезапно он перевернул её на спину, чуть не столкнув с кровати. Его губы нашли её шею, затем ключицы и грудь, словно отмечая ключевые точки. Каждый укус был резким, но не переходил грань: цель – сломать старые привычки и установить новые.

Резким движением он сорвал свою рубашку, обнажив сухое, подтянутое тело, словно у бойца, не нуждающегося в объяснениях.

Раздвинув её ноги, он провёл ладонью по бедру с мягким нажимом, затем прижал внутреннюю сторону к матрасу, зафиксировав её.

Маша поняла, что сейчас последует решительный шаг без прелюдий. Она приготовилась не телом, а мыслями.

Он вошёл одним быстрым движением, почти до конца. Ожидание боли сменилось удивлением от скорости и силы.

Первый толчок был тяжёлым, уверенным, без робости – словно взрослый, точно знающий, чего хочет.

Маша резко выдохнула, в этом звуке было больше согласия, чем она готова была признать.

Ритм стал неумолимым: она лежала, принимая каждое движение, не пытаясь его контролировать. Он двигался жёстко, но без злобы, словно боксёр, точно дозирующий силу ударов. Иногда замирал, проверяя её реакцию.

Решив следовать его правилам до конца, Маша обхватила его шею и ответила встречным движением. Удивление мелькнуло в его глазах – он не ожидал такого отпора.

– Тебе правда это нравится? – спросил он.

– Слабо сделать ещё жёстче? – бросила она в ответ.

Он поднял её ноги выше, почти к плечам, и вошёл глубже, ускоряя темп. Каждый толчок отдавался в спине, и впервые за ночь Маша застонала неподдельно, не сумев сдержаться.

Её руки прижали к кровати, тело зажали между матрасом и наклонённым лицом Антона, от которого чувствовался каждый вдох. Это была борьба, а не страсть. Испытание на прочность.

Когда терпение иссякло, Маша попыталась вырваться, но запястья сжали сильнее, а движения стали ещё резче.

– Хочешь сдаться? – прошептал он, усиливая нажим.

Она покачала головой, и в этот момент её накрыл мощный, почти унизительный экстаз. Вскрик вырвался сам, но ритм не замедлился, пока она не расслабилась полностью.

Резко выйдя, Антон замер над ней, глядя в глаза с неожиданной мягкостью. Но это длилось секунду: он раздвинул её ноги, перевернул на живот и вошёл сзади.