Слезы безгласных. Она вырвалась из мира амишей, где боль называли смирением (страница 5)
Зима, когда мне исполнилось одиннадцать, стала для нас поворотным моментом. Однажды вечером, в наше отсутствие, наш дом на колесах таинственным образом загорелся. В результате с нас сняли обязанности по ежемесячным выплатам по кредиту, а Брайан смог получить деньги по страховке.
В марте мы направились обратно в Вашингтон, где Брайан с мамой планировали купить ферму. Мы с Самантой снова понадеялись, что наша жизнь станет лучше. Мы не догадывались, что следующие восемь с половиной лет будем жить в почти полной изоляции на вершине горы.
Забытые миром
В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.
Федор Достоевский
В марте мы двинулись обратно на север, и однажды Брайан наткнулся на объявление в газете о продаже земли в Каскадных горах в восточной части Вашингтона. Мы поехали через горы, чтобы посмотреть ее. Участок располагался на склоне горы, в шести милях от маленького городка с населением в тысячу шестьсот человек.
Был апрель, но в этих местах все еще порой налетали метели, и величественные горы были увенчаны сверкающими снежными коронами. Я сидела в грузовике с Самантой, пока мама и Брайан были на встрече с агентом по недвижимости. Мимо грузовика проходили ранчеры и фермеры, и это обстоятельство сперва удивило меня, а потом я сообразила, что мы находимся в исконных землях ковбоев. И подумала про себя: возможно, жить здесь действительно будет здорово.
Потом мы проехали по проселочной дороге шесть миль вверх по горе. Добравшись до шестимильной отметки, свернули с дороги и еще полмили ехали прямо по склону, по глинистой и ухабистой тропе.
– Просто для сведения, – пояснила жизнерадостная женщина-агент. – Зимой округ не чистит этот небольшой участок, потому что это частная дорога. Люди, которые живут здесь, на горе, в основном надевают на шины цепи и читают молитву, когда предстоит подниматься на гору зимой.
– У нас здесь есть соседи? – нахмурившись, спросил Брайан.
Агент заулыбалась и кивнула.
– О, не стоит беспокоиться, вы здесь не одни! Примерно в двух с половиной милях в эту сторону живет семья Фарроу, а еще в двух милях за ними – Хоторны. И, – продолжила она, – если проехать по окружной дороге еще пару миль вверх, там еще кое-где живут люди.
Я видела, что Брайан не слишком обрадовался этой новости, и его лоб бороздили морщины, когда мы ехали вверх по крутому подъему. Вскоре мы добрались до подъездной дорожки, которая вела к огромному земельному участку.
– Ну, вот и они – шестьдесят акров хорошей фермерской земли, – сказала агент, сверкнув Брайану широченной улыбкой.
Я обвела взглядом эти акры пустынной, заросшей полынью местности. Вдалеке щипали траву коровы на вольном выпасе, на весеннем ветерке чуть покачивались два огромных тополя. Попадались ровные участки, но по большей части здешний ландшафт состоял из гор, вздымавшихся одна за другой. Мама с Брайаном долго разговаривали, и мы с сестрой успели немного погулять, обнаружив за дорогой ручей, окаймленный высокими осинами, и с поросшим зеленым мхом берегом. Мы вернулись к машине как раз вовремя, чтобы услышать, как Брайан говорит агенту, что мы хотим купить эту землю, если сойдемся в цене.
У меня на миг остановилось сердце. Место было красивое, но располагалось в такой глухомани! Нигде не было и намека на присутствие других людей; тишину разбавляли лишь изредка доносившееся издали мычание коров или перекличка птиц. Я поглядела на Саманту и, хотя нам не было позволено подавать голос, увидела на ее лице то же, что и у меня, – выражение чистого ужаса. Что здесь с нами будет?
Согласовав всех устроивший план выплат за участок с владельцами, мы заселились на гору. Хотя нас с Самантой терзали большие сомнения насчет переезда туда, мы с нетерпением ждали момента, когда нам больше не придется безвылазно сидеть в грузовике или палатке, а Брайану и маме – переживать из-за того, что люди будут интересоваться, почему мы не ходим в школу. Как только мы узнали, что наш переезд – дело решенное, мама зарегистрировалась в администрации штата, чтобы получить пособие по инвалидности, продуктовые талоны и денежные чеки на меня и Саманту. Она зарегистрировалась в другом округе, расположенном в 150 милях к югу, в Уэнатчи, штат Вашингтон, и назвала ложный адрес в том же округе. Как ее за все это время ни разу не разоблачили – полная загадка. Когда ей приходилось ездить в правительственные учреждения, она меняла свою амишевскую одежду на обычную.
Брайан тоже скрывался от властей. Помимо обвинений в растлении несовершеннолетних в 1970-х у него еще была проблема с бывшей женой, с которой он развелся сразу перед тем, как познакомился с мамой. Когда его бывшей жене было всего восемнадцать, он увез ее в безлюдную местность у шахты далеко в горах Брэдшоу в Северной Аризоне. Восемь лет спустя она бежала оттуда к родителям, в Финикс, где выдвинула против Брайана обвинение в избиениях. В процессе развода она отозвала обвинение в обмен на то, что Брайан согласился предоставить ей полную опеку над их тремя детьми, больше не оспаривая ее.
После этого Брайан старался вести себя как можно тише, чтобы не платить алименты. Наша гора стояла за околицей крохотного ковбойского городка, всего в паре миль от канадской границы. Она оказалась идеальным местом, где Брайан и мама могли дать волю паранойе в отношении государства и его органов, одновременно практикуя свою странную религию и измываясь надо мной и сестрой.
После того как мы установили палатки, Брайан объявил, что нам понадобится много денег, если мы хотим попытаться построить дом до наступления зимы. При одной мысли о зиме меня бросало в дрожь; нам необходимо было какое-никакое убежище, чтобы не замерзнуть насмерть. Зима в горах могла быть какой угодно – от нуля до тридцати градусов ниже нуля по Фаренгейту[5]. Вскоре после установки палаток мама и Брайан спустились в городок, чтобы запастись провизией, и оставили нас с Самантой в наших новых земельных владениях.
Вернувшись, они привезли с собой лопаты, кирки и веревку.
– Вот так, – приговаривал Брайан, начав выгружать покупки из грузовика. – У нас теперь и генератор есть, чтобы мы могли снова начать изготавливать вещи на продажу.
Через пару часов нас с Самантой приставили к работе – расчищать заросли полыни лопатами и кирками, чтобы начать строительство небольшого домика. Брайан тоже немного помогал, но для расчистки зарослей использовал грузовик и цепь. Мне было всего одиннадцать, а Саманте девять; инструменты были слишком тяжелыми для нас.
Когда стемнело, Брайан выглянул из палатки и сказал, что мы можем войти внутрь и переночевать. Мы успели расчистить всего пять квадратных футов, больше не смогли. Мама накормила нас супом, после чего мы повалились на свои одеяла и уснули под тоскливый вой койотов, которые, казалось, пели нам: «Вы совершенно одни, такие одинокие… и беззащитные».
У нас ушло почти две недели на расчистку клочка земли размером пятьдесят на пятьдесят футов[6]. Работая, мы с Самантой наткнулись на старую бетонную глыбу, торчавшую из земли. Она оказалась частью подвального помещения дома, который стоял на этой земле в тридцатых годах XX века. Находка нас воодушевила, и мы сбежали по цементным ступеням в подземное помещение размерами всего десять на десять футов[7]. Разумеется, никаких спрятанных кладов там не оказалось, но все равно было интересно увидеть, какое оно старое. Правда, мы нашли пару стеклянных банок с консервированными сливами, которые все еще держали вакуум. Брайан, похоже, был доволен нашей находкой и даже позволил нам съесть сливы. Они оказались на удивление вкусными, хоть и пролежали в подвале как минимум шестьдесят лет.
Брайан решил, что мы построим маленький дом на имеющемся фундаменте и перезимуем в нем. Однако строительный лес был дорог, поэтому мы должны были продать побольше своих поделок в городке, чтобы закупить необходимые материалы.
Стоял май, и горы были покрыты настоящей радугой цветов. Они кивали хорошенькими головками на теплом летнем ветерке, вызывая на моем вечно грустном лице невольную улыбку. Вдоль проселочной дороги цвели дикие вишни; в долине на целые мили тянулись яблоневые, вишневые и персиковые сады. До самого Уэнатчи вдоль дороги росли сплошные плодовые деревья. По весне всё стало живым и красивым, но при этом в воздухе висело ощущение стремительно уходящего времени. Мы должны были подготовиться к грядущим холодам, которые при малейшей возможности убили бы любую форму жизни.
В первую неделю мая мы загрузили свои товары в грузовик и направились в Уэнатчи, чтобы заодно забрать мамины чеки от правительства. Они не могли приходить на почту в нашем маленьком городке, поскольку почтовый ящик должен был находиться в том же населенном пункте, который был указан в ее фальшивом адресе. Каждый месяц мама и Брайан совершали эту поездку, чтобы забрать чеки и продуктовые талоны. Поскольку у мамы не было работы, и правительству не было известно, что она зарабатывает деньги на стороне, нам полагались все виды помощи от государства.
В паре миль от Уэнатчи Брайан и мама остановились, выставив у дороги стол с амишевскими куклами, амишевскими кулинарными книгами и музыкальными шкатулками, изготовленными Брайаном. Многие люди ставили там прилавки, с которых торговали овощами, поэтому мама решила, что, возможно, и нам удастся продать свою продукцию.
В тот день торговля шла хорошо, мы распродали больше половины своего товара, и Брайан сумел купить часть необходимых стройматериалов для нашей зимней избушки.
Дни бежали, мама и Брайан начали привозить домой с аукционов коз и других домашних животных. Мы с Самантой обожали играть с козочками, но у нас было мало времени для игр, поскольку список наших обязанностей рос, казалось, с каждым днем.
Теперь нам приходилось вставать раньше взрослых. Мы должны были вскипятить воду для кофе, приготовить завтрак, разложить бритвенные принадлежности Брайана, а потом разбудить их с мамой. После завтрака мы прибирались в двух палатках, а потом помогали Брайану и маме на строительстве, выпалывали полынь или ухаживали за животными.
На наши с сестрой плечи легли практически все обязанности, поскольку мама жаловалась Брайану, что не хочет заниматься скучной работой в палатках. Она считала, что мы с Самантой способны делать больше, чем уже делаем.
С приближением ранней осени в горы стали наведываться морозы. Дрожь бежала по моему позвоночнику, когда я смотрела, как улетают на юг гуси, а шерсть коз становится все пушистее.
В новой хижине было тесно, и нас с Самантой впускали внутрь только для того, чтобы спать, готовить и есть. Все остальное делалось под гигантским тополем, к которому был прибит брезентовый навес.
В то время как мы с Самантой работали, Брайан и мама часто ссорились. Тогда мама в ярости выбегала, прыгала в грузовик и уезжала в городок, оставляя нас наедине с Брайаном, который только и искал повода нас поколотить. Когда они не ссорились, мама часто утыкалась в какой-нибудь любовный роман, а Брайан звал меня в дом делать ему массаж. Это часто использовалось как предлог, чтобы растлевать меня. У меня тряслись коленки, когда я взбиралась по лестнице. Иногда я отпихивала Брайана от себя, но тогда он злился и до конца дня ходил и придирался ко всякой мелочи, чтобы найти повод поколотить меня.