Шэд Хадид и алхимики Александрии (страница 3)
…Пока я не свернул за угол. Мне пришлось резко затормозить при виде Сары Деккер: она сидела на корточках спиной ко мне, держала в руке банку с тунцом и с кем-то разговаривала.
– Мяу! – проголосила кошка и метнулась в узкую щель за одним из домов.
– Ты спугнул её! – с досадой воскликнула Сара. Она встала и теперь возвышалась надо мной, как та тень. – Я знала, что тебя легко будет здесь подкараулить, достаточно сюда просто прийти. Ты, наверное, самый тупой в нашем классе.
Её дружков рядом не было, и понятно почему. От неё несло так, будто рядом один скунс пукнул на другого. Странно, что та кошка не удрала от неё раньше.
– Ну, вообще-то, я второй по тупости. На первое место претендует Питер Гэмбл, – сказал я.
Подождите. Я собирался сказать совсем не это. Ещё одна попытка:
– Я вполне себе среднестатистический ученик, даже если и не дотягиваю до верхушки фигового дерева в основах алгебры. Будь ко мне снисходительна! На меня столько всего навалилось!
О, нет… Это всё Порошок правды. Он на самом деле работает. Как мне оскорбить Сару, говоря правду?
Она растерялась, как и я, но всё ещё злилась. Сара ударила кулаком одной руки по ладони другой и стала медленно приближаться ко мне:
– Время расплаты пришло.
Я пытался извиниться, но вместо этого получилось:
– Послушай, ещё два шага – и ты увидишь, как я описаюсь от страха, но если кто и заслуживает расплаты, то это ты. Это ты преследовала меня, и ты издеваешься над всеми в школе. Люди вежливы с тобой, только потому что тебя боятся.
Сара остановилась и склонила голову набок.
– Все меня любят, потому что я популярна, – сказала она. – Да откуда тебе знать? Ты такой незаметный, что почти что призрак. Никто не хочет быть твоим другом.
– Лучше пусть со мной не дружат, чем притворяются, что дружат, – произнёс я, желая, чтобы Порошок правды больше не вынуждал меня говорить глупости. – И это ты виновата, что мы больше не дружим. Помнишь? Твои родители сказали тебе, чтобы ты со мной больше не общалась. Это было ужасно грубо!
– С чего вдруг ты об этом заговорил? – спросила она. – Ты не боишься того, что я с тобой сделаю?
Я пожал плечами.
– После того как моя мама встретила отчима, она оставила Бабу и заставила меня переехать в шикарный дом своего нового мужа. Только моим новым братьям и сёстрам не нравилось делиться. Они запихивали жуков мне в подушку и прятали мои трусы. Это продолжалось два года, пока мой отчим, который всё время проводил на работе, однажды не вернулся домой и не обвинил меня в том, что я раскрасил белые пятна на его любимой картине. Несмотря на мамины протесты, он настоял, чтобы я вернулся к отцу, который с радостью принял меня обратно. После этого мы с папой вместе с бабушкой и дедушкой переехали в Америку. Мама с тех пор не ответила ни на один мой звонок. Так что не хочу тебя оскорбить, но моя сводная семья гораздо круче тебя в плане издевательств.
Сара задумалась на мгновение. У неё задрожала губа, как будто она собиралась заплакать.
– Это так странно. Почему ты мне это рассказываешь?
Я хотел сказать, что это она странная и что даже мусор в её рюкзаке пах приятнее, чем она сейчас, но вместо этого разразился потоком признаний:
– Это всё Порошок правды. И мне жаль, что я напихал мусор тебе в рюкзак и что распустил слух о том, что ты ешь горчицу прямо из пакета. Просто… иногда я пугаюсь и пытаюсь тушить огонь с помощью огня.
Я даже не знал, что переживал из-за чего-то из этого, пока не произнёс. У меня точно шарики за ролики заехали. Очень далеко. Возможно, сейчас Сара кулаком вернёт их на место. Или сделает из меня шэдовый сок и подаст его друзьям на обед.
Вместо этого она закатила глаза и сказала:
– Ну, чувак, это так не круто. Уйди с дороги!
Она обошла меня, толкнув при этом плечом, и побежала по улице. Я нервно оглянулся и увидел, что она свернула за угол. Вокруг воняло так, будто всю гниль в мире соединили в один аромат. Если бы только Джида мог ощутить результат моего труда!
Тут до меня дошло, насколько мне повезло разойтись с главной задирой параллели, не получив от неё даже щелбана.
Но у меня не было времени размышлять об эффектах Присыпки правды… или Пыльцы правды, или как там эта штука называлась. Не тратя больше ни секунды, я поспешил домой. Нужно было объясниться перед Тетой.
Я вернулся домой со слипшимися от пота в клочки волосами.
Была половина пятого – на час позже обычного. Хорошо, что Тета уснула, – я незаметно прокрался в душ. Вряд ли я смог бы объяснить, почему задержался, и не показаться при этом маджнуном.
Привет, Тета, прости, мне пришлось убегать от главной хулиганки школы и от монстра-тени, а ещё пекарь… да, из той самой арабской пекарни. Представляешь, он может менять степень пушистости своих волос. Он применил ко мне Порошок правды, из-за которого та хулиганка не стала на меня нападать. О, а ещё у пекаря есть саламандра, которая может превращаться в кошку.
У неё от этого, наверное, случился бы сердечный приступ. В свои семьдесят восемь она целыми днями либо спала, либо смотрела арабские мыльные оперы, лёжа на диване.
После быстрого душа я прокрался на цыпочках в её комнату. Тета дышала через трубки, вставленные в ноздри. Они помогали снабжать её организм кислородом. Чтобы согреться, она навалила на себя гору одеял. В Ливане у нас не было отопления, но было много одеял в шкафах. Я думаю, Тета не понимала, что мы теперь в Америке и здесь всё по-другому.
Заглянув в комнату, я прошептал:
– Я провалил ещё одну лабораторную. Мы резали лягушек. Мне было жаль мою, и я похоронил её должным образом на баскетбольном поле. За это меня вызвали к директору.
Она, конечно, ничего не услышала. Но мне стало легче на душе просто от того, что я ей это рассказал. И теперь, когда я разделался с признанием, пришло время скучному Шэду-ученику превратиться в крутого Шэда-повара. Я аккуратно прикрыл за собой дверь спальни.
Сказать, что по нашей кухне будто бы прошёл ураган, было бы преуменьшением. В раковине высилась башня из посуды, которая грозилась обрушиться, как в игре «Дженга», от первого моего неосторожного движения. При каждом шаге под ботинками хрустели крошки. Даже холодильник оказался открытым. Нужно проверить, не испортились ли продукты, пока я был в школе. Посуда и крошки, вероятно, были на моей совести, потому что я медлил с уборкой, а вот открытым холодильник точно оставила Тета. Она всегда брала молоко, чтобы сделать турецкий кофе, и почти никогда не закрывала холодильник.
Я вздохнул и принялся за уборку. Тета не могла много делать по дому. Уборка и готовка всегда были на мне, а после ещё ждала домашка. Ну, иногда я пропускал часть с домашкой.
Как бы грязно на кухне ни было, я всё равно любил это место. Розмарин, базилик и другие травы с необычными запахами, целые полки ложек, весов, кастрюль и сковородок. У Султана Слэма были мышцы, а у меня – деревянная кухонная лопатка. Ни один арабский повар не мог без неё обойтись. Я закрыл глаза и представил, будто я повар – в воздушном белом колпаке и с остальными атрибутами.
Я наклонился и открыл один из нижних шкафчиков. В нём хранились мои вещи: деревянные ложки, скалки и другие инструменты для выпечки.
Врачи запретили Тете есть сахар, поэтому я пёк для себя. Бабушка давала мне деньги на продукты, а на сдачу я покупал утварь и ингредиенты – чтобы удовлетворить свой аппетит сладкоежки.
Я выложил на стол пакет риса, молотые фисташки и сахар, выставил розовую воду, потом достал пакет кокосового молока из холодильника. Представляя рисовый пудинг, который получится из этих ингредиентов, я облизнул губы и поставил на огонь маленькую кастрюльку риса. Когда он сварился, я представил в голове, сколько каких продуктов взять. Не полагаясь на приборы и рецепт, попытался почувствовать правильные пропорции, осторожно добавляя молоко, сахар и розовую воду. Баба однажды сказал мне, что настоящий арабский повар полагается на своё воображение. И когда над кастрюлей стал подниматься пар, пудинг загустел. Сладкий запах розы наполнил кухню.
– Божественно, – прошептал я, наслаждаясь ароматом минуты, когда пудинг доходил до готовности. – И последний штрих…
Я перелил густой пудинг в контейнер и посыпал его молотыми фисташками. Видел бы меня сейчас Баба. И мама. Ей нравилось, когда я наблюдал за тем, как она печёт. Вздохнув, я оценивающе посмотрел на пудинг. Осталось только дождаться, пока он остынет.
Закончив на сегодня со сладостями, я убрал пудинг в холодильник, на самую дальнюю полку, где Тета его не достанет.
Позже можно будет насладиться вкусным десертом, а теперь пришло время второй части моих вечерних обязанностей – приготовления ужина.
Глава 4
Шаркающие шаги Теты послышались, когда я заканчивал готовить табуле[9]: чашка лука, чашка помидоров, две чашки петрушки, всё перемешивается с лимонным соком.
– Ты долго спала, – сказал я, взял её за руку и помог войти в кухню. – Как твоя голова?
Помог ей сесть за полукруглый стол, приставленный к стене под единственным в кухне окном. Солнце к этому моменту уже село – идеально, потому что каждый вечер с самого переезда мы ужинали, смотря на мигающие звёзды. С нашего второго этажа мы не видели машин, только слышали их рокот, доносившийся с оживлённой улицы.
Тета застонала, когда наклонилась, чтобы поправить тапку. Она распрямилась, прижимая руки к животу и произнося:
– Шэдди, Шэдди.
Сколько я себя помню, она всегда звала меня так.
Перемешивая табуле, я посмотрел на неё через плечо.
– Что такое, Тета? Еда готова, сейчас принесу тебе тарелку.
– Хабиби[10], с каких пор ты стал моим опекуном? – спросила она. – Не я ли должна заботиться о тебе?
Она говорила с сильным акцентом, так в полной мере и не овладев английским, но мне её произношение нравилось. Её голос напоминал о прежней жизни в Ливане.
– Постарайся думать о том, чтобы тебе было хорошо, – сказал я, не упоминая, что она не готовила уже долгие годы. – Где твой дыхательный аппарат?
Она усмехнулась и накрыла мою руку своей:
– Не волнуйся об этом.
Но я волновался. Её пальцы дрожали, дыхание становилось тяжелее. Если бы алхимия существовала, то я бы придумал чары, способные сделать Тету на двадцать лет моложе.
Она разразилась кашлем, прикрывая рот руками. Я передал ей наполовину наполненный брик[11], и она поднесла кувшин к губам. Вода потекла из носика. Тета выпила всё до последней капли. Кашель прошёл, но напомнил мне о том, что она больна и однажды, как Баба и Джида, умрёт, это было больно.
Стараясь не заплакать, я поставил две миски с табуле на стол. Дрожащими пальцами Тета взяла нож со стола, вынула им мякоть из кабачка. Фаршируя его рисом, она улыбнулась мне; её руки продолжали действовать, не требуя от неё внимания.
– Угадаешь, что я готовлю? – спросила она.
Я закатил глаза.
– А то! Это – куса[12].
– Отлично. Отлично, – она отложила начинённый кабачок, который готов был превратиться в одно из моих любимых блюд, и вытерла пальцы о тряпку.
– Теперь твоя очередь. Смешай начинку и помоги бабушке с кусой. Что я забыла?
Я застонал. Мы ведь собирались ужинать – она выбрала странное время для готовки. Но необходимые ингредиенты все были тут: рис, перец, нарезанный лук…
– Ты забыла говяжий фарш, – сказал я. – Это самый главный ингредиент!
Тета медленно пожала плечами.
– Может, стоит попробовать что-нибудь новое?
В голове всплыли воспоминания о том, как Тета учила меня готовить, как «случайно» забывала положить что-нибудь или нарушала пропорции. Только годы спустя я понял, что она делала это специально. Тета пыталась научить меня придумывать новые рецепты для наших блюд. Импровизировать с ингредиентами.