– Поцелуй меня, – разворачивает резко.

Вбиваюсь поясницей в острый край.

– Поцелуй так, чтобы я ощутил все твои чувства ко мне.

– Думаешь, они есть?

– Разумеется, – самоуверенно ухмыляется.

Нехотя опускаю взгляд на его губы. Вру, я хотела посмотреть. В своем воображении уже целую и попадаю в какой-то водоворот из наслаждения и отвращения к себе.

Нельзя испытывать все, что испытываю. Раскраивает на мелкие кусочки.

– А если откажусь? Выгонишь? Не будешь защищать? Сдашь сам меня московским?

Ян остается безэмоциональным. И ответов ждать не следует.

Поднимаюсь на носочки, положив руки ему на плечи. Касаюсь его губ своими и останавливаюсь. С ног до головы охватывает судорога, потом нестерпимый жар.

Его губы с привкусом разочаровывающей горечи. Твердые, жесткие, убивающие во мне все чистое и невинное.

Отрываюсь и получаю укоряющий взгляд, от которого спешу увернуться.

– Будешь целовать до тех пор, пока я не скажу «стоп», Лика. Целуешь на отъебись. А я ненавижу халтуру, – грубит.

– Не буду, – отчаянно мотаю головой, – я не хочу тебя больше целовать!

Нарочито мягко Ян улыбается и поглаживает оставленную метку.

Я его… послушная марионетка.

Взгляд-клинок вспарывает изнутри, вытаскивает наружу мои чувства и страхи. Вместе со всем еще и скомканное желание… Поцеловать.

Горечь уж какая-то запретно манящая.

– Я жду, Лика.

Пальцы впускаю в волосы Яна. Ногтями скольжу по скальпу. Остервенело, одержимо, смело.

Накрываю его губы. Кончиком языка провожу по ним. Слизываю оставшийся никотин до вихрей в голове и необъяснимого трепета в животе. Не бабочки, но стремительное разрастание плюща под солнечным сплетением.

Царапаю. Хнычу. Хочу, чтобы отпустил. Прекратил эту пытку.

Но Борзов ни звука не издает. Стоит, не двигаясь.

– Так? – спрашиваю.

– … Нет.

Вновь целую. На этот раз проталкиваюсь языком в его рот. Теперь мне хочется его чувств. Чтобы показал, как надо.

Прижимаюсь телом, обжигаюсь. Горечь сменяется жаждой. Запах его парфюма, кожаной куртки и привычной гари действует наркотически.

– Я больше не могу, – говорю в слезах.

Теперь чувствую разъедающую соль.

– Еще, Лика.

Мотаю головой. Он издевается?

– Я. Больше. Не могу! – кричу. Вырваться пытаюсь, но Ян держит крепко, я будто связана канатами.

Борзов вжимает меня в себя и рукой накрывает затылок. Только вот поцелуя нет. Мы смотрим друг на друга как два разъяренных психа. В отличие от Яна мое состояние на поверхности, а у бандита скрыто в его серых, цвета мокрого бетона глазах. Сейчас они чернеют, в них сверкают молнии.

– Жду, – цедит сквозь зубы.

Сущий дьявол. Черты его лица резкие, грубые. Дыхание ошпаривает щеки. Отчего-то пульсирует оставленная им метка.

– Зачем ты это делаешь со мной?

– Нравится.

– Ты ненормальный, Ян. Безумный! – выкрикиваю, не задумываясь о последствиях.

Борзов оттягивает мои волосы, намотав их на свой кулак. Вынуждена сильнее запрокинуть голову и прогнуться в пояснице.

Простонав от отчаяния, в который раз накрываю его губы и целую варварски. Касаюсь его языка, углубляюсь. Оторвавшись, кусаю со всей дури.

Ян не отталкивает, почувствовав вкус крови и боль. Сжимает мои ребра до хруста и выжимает из меня воздух. Падаю от бессилия, но монстр удерживает в своих лапах.

Борзов отвечает мне наконец. Отвечает с той же жестокостью, с какой я напала на него. Поедает губами, сжирает без остатка. Его язык хозяйничает в моем рту, достает до самых укромных уголков.

Царапаюсь, бьюсь и толкаюсь в Яна. Бандит бродит по моему телу руками, зарывается в волосы, путает их и вновь оттягивает.

Ток прошибает, стоит сделать вдох. Или всхлипнуть. Кручусь от наступающего удовольствия и презрения к самой себе.

И это только первый час на территории бандита.

В момент все заканчивается. Я выныриваю из пучины ненависти, вожделения и страсти и хватаю ртом воздух. Он ядовит, уже знаю.

Слизываю общую слюну со своих губ. Те мгновенно высыхают.

– Ложись спать, – приказывает ровным тоном. Тыльную сторону ладони прикладывает к укусу.

Когда Ян опускает руку от лица, я подмечаю чуть припухшую нижнюю губу. Будем считать, что это… Моя метка?

Трясет от колючего огня внутри. Он вызван тем, что было сейчас между мной и Яном. Чистый, безрассудный психоз, помешательство из-за… Запаха, пресловутого чувства, что меня спасли, ставшего привычным, нахождения рядом Яна. Да даже приглушенный свет сыграл свою роль!

Когда хлопает входная дверь, и я остаюсь в логове одна, не могу скрыть облегченный выдох. Спина леденеет после того, как была покрыта испариной.

Осматриваю уже знакомое место и слышу два поворота ключа.

Борзов закрыл меня. Я взаперти, пока бандит не решит выпустить.

Понимание, что буду жить по его правилам, вызывает протест и ненависть к тому, кого сейчас целовала с безумством.

«Ты под охраной, Лика. В прошлый раз вы пробовали подружиться», – читаю входящее сообщение.

Подбегаю к окну. Даже в кромешной тьме вижу очертания машины, силуэт Яна и слышу лай бродячих собак. Их снова целая стая.

Глава 17. Лика

Тишина в доме навевает страх. Продолжительный лай собак за окном кажется близким, будто за стеной. Стоит выглянуть, и они цапнут.

Я срываюсь с места и резким движением открываю свой рюкзак, который оставила в коридоре. Спортивный костюм, простое платье на случай теплой погоды и один комплект нижнего белья – самые обычные трусы и спортивный топ.

Из косметики только крем и шампунь. Ну и зубная щетка с пастой. Не надеяться же, что у Яна найдется запасная!

Быстро принимаю душ, меняю белье и думаю над тем, куда повесить свежевыстиранное.

– Засада! – ругаюсь.

В итоге вешаю его под использованное полотенце и с осторожностью выхожу из ванной.

Все еще тихо.

На цыпочках прохожу в спальню и открываю плотно закрытую дверь. В комнате царит полумрак: стены, пол и мебель окрашены в темные тона. Лишь покрывало, которым застелена огромная кровать, серого света.

Сквозняк по полу облепляет лодыжки, я и шага ступить не могу. А внутри зарождается новое солнце, что печет, жарит, иссушает незнакомой жаждой.

Что, получается, мне придется спать рядом с Борзовым? Делить с ним один матрас, одну простыню?

Подхожу к кровати и откидываю край покрывала вместе с одеялом. Я заняла лишь четвертую часть огромного ложа.

Ян всегда спал здесь один?

Ой, мамочки!

И снова собаки. Уже не лают, а воют, как волки.

Укрываюсь одеялом с головой и думаю, что никогда не усну на новом месте. Мысли сожрут. Но оказываюсь неправа. Спустя несколько минут веки тяжелеют, и мне снится Борзов, убивающий всех собак в округе. Самой крупной, бешеной он разрывает пасть голыми руками.

Просыпаюсь вся в поту. Дышу поверхностно, часто.

Кручу головой. Я в той же комнате, только теперь на улице светло. Лучи солнца пробиваются сквозь единственное здесь окно. Им не мешают плотные черные шторы.

За стенкой тишина. Ян еще не вернулся? Его половина кровати осталась нетронутой. Не знаю, мне облегченно выдохнуть или задаться вопросом, где он был?

Рука сама тянется к раскрасневшимся губам. Провожу по ним, а их будто обожгло раскаленным маслом. Не уверена, что смогу говорить. Варварские поцелуи стерли тонкую кожу.

– Урод, – шиплю.

Голыми ногами ступаю на пол и несмело крадусь по коридору к ванной.

Мои трусы по-прежнему висят под полотенцем. Быстро расчесываюсь, умываюсь, чищу зубы, и… Взглядом останавливаюсь на туалетной воде Яна. Она стоит на полке сбоку и манит своим темно-зеленым, бутылочным цветом.

Табак, пыль, перец, ваниль?… Вдыхаю, и воспоминания сыпятся градом: завод, выстрел, крыша, поцелуй, приказы…

– Дура! – говорю про себя.

С громким стуком ставлю на место флакон из прочного стекла.

– Бля-а-а-а, – хлопок двери, и я слышу голос. Это Камиль, – ну такая девка сбежала из-под носа! А все из-за тебя!

Слышу, как открывается холодильник. Оттуда что-то достают, и… хрустящий звук открывания алюминиевой банки. Шипение и довольный выдох.

Стою, прижав к себе трусы и полотенце. Как выйти, не притягивая к себе внимание? Все вещи остались в спальне.

– Задница у нее была шикарная.

– Я знаю. Мы успели трахнуться.

– И что тогда разнылся?

– Я планировал еще пару раз ей засадить.

Зажмуриваюсь. Мое положение оставляет желать лучшего.

Их трое, я одна. Ян не внушает того доверия, которое должен. К слову, я слышу только голоса Рафа и Кама.

Приоткрываю дверь и смотрю в щелку. Борзов стоит ко мне спиной. Я не вижу, что он делает, но, кажется, читает что-то в телефоне. Его братья расхаживают по кухне-гостиной. Одеты странно, совсем не в их стиле: в черные отглаженные брюки, рубашки и начищенные до блеска туфли. Вчера Ян уходил отсюда в другой одежде.

Вместо легких —тяжелые булыжники, которые не дают дышать и тянут тело вниз.

– Пучеглазая спит? – голос Камиля.

Втягиваю живот от волнения и жду продолжения разговора, свидетелем которого стала случайно. В их мире таких убивают. Пускают пулю в лоб.

– Что дальше планируешь с ней делать?

– Что собирался и раньше, – Ян отвечает глухо, ровно. Вопрос брата обо мне словно отвлек его от чего-то более важного.

Я вновь касаюсь губ. Сердце бьется так громко, что своими ударами рискует выдать меня. Как же раскатисто оно грохочет!

– И как успехи? – в голосе Рафа слышу улыбку. Младший Борзов мрачный, для него это нетипично. Дико.

– Время позволяет развернуться, – все так же погруженный в дела, отвечает.

В этот момент я зачем-то делаю крошечный шаг и раздается предательский скрип половицы.

Застываю от страха.

Ян круто оборачивается, и я натыкаюсь на его жестокие, сухие глаза. Смотрит исподлобья, в своей манере.

Поджилки трясутся, а холод, тянущийся от пола, охватываем, как огонь. Но не языки пламени облизывают ноги, а ледяные глыбы вживаются в стопы.

– Знаешь, что случается с теми, кто лезет не в свое дело? – спрашивает с убийственным спокойствием.

Глаза опускает к моей груди и открытым ногам. Кожа под его пристальным взглядом сморщивается. Волоски встают дыбом.

– Полагаю, судьба того пса, – с хрипами произношу. Прикрыться бы, а нечем. Я практически голая!

– Ему еще повезло. Смерть была быстрой.

Опускаю глаза в пол и выхожу из укрытия в чем есть. Волна ощутимого гнева толкает к стене.

За два шага Борзов преодолевает расстояние до меня. Белая рубашка облепляет мышцы его рук и плеч. Когда он упирает руки в бока, пуговицы на широкой груди готовы оторваться и рассыпаться. Уже слышу бьющиеся короткие удары пластика о кафель.

Ян пахнет клубом и сладкой выпивкой. Но Борзов не пьян.

– Как спалось? – спрашивает.

Повисает давящая тишина, когда еще минуту назад братья обсуждали вечер в довольно расслабленной манере. Посмеивались.

– Нормально.

– Не замерзла? Ничего не мешало?

Качаю головой, вновь опустив голову.

Ян берет меня за подбородок и вынуждает смотреть на него. Упивается своей властью.

Пытаюсь прикрыться руками, но только от самого Борзова. Он заслонил меня от своих братьев своим мощным бандитским накачанным телом. Да и те не стремятся меня разглядеть. Наверное, у них существует какой-то негласный кодекс братства. Или я частью своего воспаленного мозга считаю, что в них еще осталось что-то благородное.

– Надень что-нибудь и иди завтракать. Поняла?

Грудь разрывает от вспыхнувшего недовольства. Приказывает! Давит! Вынуждает!

– Поняла? – бережно касается скулы, поглаживает. От его касаний дурно.

– Поняла.