Кожа на скуле московского трескается от многочисленных ударов. Костяшки Яна покраснели и стали багряными, с них капает кровь.

Кругом одна кровь. И крики. Тонны криков!

В груди горючая боль. Нервно раздираю предплечья ногтями.

Когда парень бездыханно падает на грязный пол, а Ян вытирает губы после плевка в сторону московского, слышны овации.

Черт возьми, овации!

Рыжий смотрит на Борзова с нескрываемой ненавистью, испепеляя долгим взглядом.

Тело Яна сплошь покрыто слоем пота и грязи. Кое-где кровавые следы от ударов. Бровь заплыла, губа сильно рассечена. Он дышит часто и глубоко. Взгляд выворачивает наизнанку без анестезии.

– На хуя приперлись сюда?! – кричит Борзов, и вновь плюет в сторону своих врагов.

– Это не твоя территория.

Ян вырывает рубашку из моих рук. Завороженно и гневно смотрю на Борзова. Живой…

– Ко мне пойдешь работать? – рыжий спрашивает провокационно, – раз ты победил, нарасхват пойдешь, Борзый. И девку твою с собой возьмем.

– Не сметь! – близко подходит к рыжему и нависает над ним.

Если сейчас он вновь пойдет на ринг, я не выдержу. Вскакиваю со стула и убегаю. Рот прикрываю рукой, потому что… Сейчас вырвет. От запаха, страха, ожидания чего-то более звериного, чем бой минутой ранее.

– Цыпа, ну куда ты? – слышится позади, но голос тут же умолкает.

Увидев картонную табличку, висящую на крючке с надписью «туалет», открываю и быстро закрываюсь на хлипкую на вид щеколду. Сейчас сойдет и такая.

Здесь грязно, как и все это место. Пахнет мочой. Сгибаюсь над единственным туалетом, и меня выкручивает наизнанку несколько раз.

Воды в кране нет, чтобы умыться и прополоскать рот. Зеркало заляпано, а из него на меня смотрит бледная девчонка с огромными глазами. Ну точно пучеглазая.

Я хочу домой, к себе в комнату. Укрыться под одеялом и уснуть. Заболеть хочу, чтобы дедушка сварил свой особенный лечебный компот, после которого недуг вмиг сходил. Хочу открыть альбом с фотографиями и снова и снова рассматривать на них маму с папой.

А сейчас… Я в аду, в который сама и прыгнула, спасаясь.

Ненавижу московских, ненавижу Борзовых, ненавижу себя.

На выходе из туалета меня встречает… Рыжий. Только сейчас замечаю, что его правая рука привязана специальным бинтом к телу.

«Я убью любого, кто к тебе прикоснется»… Не убил, но руку сломал, так выходит?

Хлопаю дверью под глумливый смех московского. И это они охотятся за тем же, что и Борзовы? За мной и документами? Нет, я скорее умру, чем отдам им их.

– Когда он отвернется от тебя, я буду тебя ждать! – кричит вслед.

Тело окатывает холодом от его слов, и я бегу, не оборачиваясь, толкая столики бедром, лишь бы оказаться уже рядом с… Яном.

– Я же просил тебя не оставлять меня одного, – сердито шепчет он, обнимая меня. – Разве я не говорил тебе, чтобы ты не отходила от меня ни на шаг? – обняв, зло шепчет. Его пальцы впиваются в мою кожу через ткань, словно корни дерева, не щадя.

Поднимаю взгляд и врезаюсь в его глаза, полные ярости. В ушах у меня стоит грохот, стоило обратить внимание, как раздуваются крылья его носа и отчетливо бьется венка на шее.

Чувствую, что внутри Яна бушует уйма огромной силы, что может поглотить меня в любую секунду.

– Домой, – коротко говорит и касается своими губами моего лба.

До машины идем семимильными шагами. Мне бы попросить замедлиться, ведь я по-прежнему в туфлях. Но сейчас Борзов меня не услышит.

Камиль заводит машину, Рафаэль без промедления садится вперед, и мы с Яном оказываемся рядом на заднем сиденье. Вновь молчание.

– Жаль, не увидели собачьих боев, – вздыхает Кам. Наши взгляды встречаются в зеркале заднего вида.

Ему смешно…

На подъезде к городу решаюсь задать вопросы, которые давно витали в моих мыслях.

– Почему эти московские так вцепились в завод, который не на их территории? Они же здесь чужие, и ничего не знают. Разве не проще найти что-то другое?

В горле чувствую стеснение. Ответа нет, но есть ленивое покашливание и короткие смешки.

– Этот завод, если его восстановить, очень прибыльное дело. Но чтобы добиться его восстановления, нужно убедить комитет, который и будет давать деньги, что нам есть из-за чего восстанавливать. В нашей стране до сих пор принято все рушить, нежели давать вторую жизнь.

– И что может дать заводу вторую жизнь?

Я затихаю, ухожу в себя и стараюсь не выдать того, о чем думаю. Снова и снова поправляю платье. Зачем только, ведь мы уже свернули в сторону шиномонтажки – моего временного жилища.

– Нужно показать что-то особенное. Революционное.

Сглатываю и ловлю на себе взгляд Борзова.

Он знает о бумагах, знает мою историю. Но… Не заставляет выложить все на стол сию же минуту. Московские бы так и сделали.

Выходя из машины, с неба снова начинают падать крупные капли дождя. Вдали громыхает, и яркая молния рассекает небо с той стороны, откуда мы приехали.

Не говоря больше ни слова, первой поднимаюсь по лестнице, открываю дверь. Она оказывается не заперта.

Снимаю и отталкиваю от себя туфли. Еще не скоро надену такой высокий каблук. Платье… Рука не поднимается разорвать его. На нем кровь, и от одной мысли, что нужно будет отстирать пятна руками, ощущаю удушье.

Запираюсь в ванной с телефоном и набираю дедушку. Время позднее, но сомневаюсь, что дед спит. Правила санатория ему нипочем.

Он отвечает на втором гудке.

– Скучаю, – говорит искренне. – Сердцу неспокойно, что ты там одна, а я здесь.

– Дедуль, ты сердце-то береги.

Кажется, мне не хватает кислорода. Не дышу, чтобы голос не звучал сломлено.

– Я хотела у тебя спросить: твое открытие, оно правда очень важное?

Оборачиваюсь, проверяя в какой раз, что дверь закрыта.

– Конечно, Лика! Оно перевернет мир! Если, конечно, попадет в те руки.

Что ж, руки вокруг меня точно не те.

– Обещай мне, если меня не станет, то ты отдашь мои разработки только тому, кому будешь безоговорочно доверять. Наша фамилия будет закреплена в истории, – мечтательно говорит, пока я стираю слезы с щек. В отражении вижу, что правая ладонь в засохших кровавых разводах.

– Обещаю. Спокойной ночи, дедуль.

– И тебе, родная.

Кладу телефон на край раковины и включаю холодную воду. Умываюсь, пока не стираю кожу и не перестаю чувствовать пальцы рук. Еще бы вымыть то, что видела сегодня и слышала.

Мерзкий мир Борзовых.

Снимаю платье и бросаю его в сторону. Не притронусь к нему больше. Не думая ни о чем, открываю дверь и напарываюсь на Яна. Успеваю только прикрыться полотенцем.

Мысли застывают и появляется стойкое ощущение, что меня разглядывают, но взгляд Яна направлен строго в мои глаза. В его сверкает хищный блеск, и я отшатываюсь.

Глава 20. Лика

– Могу пройти? – беззвучно спрашиваю.

Чувствую себя маленькой по сравнению с Яном. Мышкой. Только вылупившимся птенцом.

Боюсь пошевелиться. Мне кажется, в ту же секунду Борзов накинется на меня и растерзает. Его взгляд об этом говорит. В глазах фанатичный огонь. Да и Ян не отходит ни на миллиметр.

– Они тебя напугали? – ледяным голосом спрашивает.

И что мне отвечать? Да, но не только они, но и ты меня до жути пугаешь. Пугаешь, и… Манишь.

Необъяснимое чувство, когда ты видишь опасность, исходящую от парня, но именно у него будто бы самое защищенное место на земле.

– Еще немного, и я привыкну, – опустив взгляд на торс Яна, обвожу кровавые следы, появляющиеся синяки и раны. – Нужно обработать.

– Где антисептики, ты знаешь, – отвечает, только я закончила говорить.

– У тебя в аптеке, должно быть, на них хорошая скидка. Еще на бинты и пластыри, – шучу, пока с верхней полки достаю аптечку.

Разворачиваюсь и, конечно же, Ян Борзов оказывается рядом. Шаги у него как у настоящего охотника – тише не бывает.

Баночка с антисептиком падает из рук. Повезло, что она пластиковая.

– Я за них вообще не плачу.

Остается тяжело вздохнуть и поднять упавший раствор хлоргексидина. Даже проводить ватным диском по телу Яна сложно. Я чувствую каждый рельеф, твердость и жар. И перестаю дышать, пока полностью не обрабатываю раны Яна.

Надо отдать бандиту должное. Он сидел смирно и неподвижно. Глазами только пожирал, отчего я мечтала провалиться сквозь землю.

О чем он думает? Что у него на уме? Его вид невозмутим.

– Готово, – спешно говорю и уже хочу покинуть душную ванную комнату. Я все еще прикрыта лишь полотенцем.

В спальню забегаю. Перед глазами темные круги. Я как вышла из обморока, и сейчас активно пытаюсь прийти в себя. Сердце то останавливается, то срывается и бесконтрольно гонит вскачь.

Сбрасываю с себя полотенце и надеваю футболку, которую попросила у Яна. Она длинная и прикрывает бедра. Спать в одном нижнем белье нельзя. Сегодня первая ночь, когда Борзов здесь и, по всей видимости, уходить никуда не собирается, как делал это все вечера накануне.

Откидываю тяжелое покрывало и складываю его. Под одеяло ныряю быстро и сразу же зажмуриваюсь. Льющаяся вода из ванной хлещет по нервам. Жду, когда она закончится, и откроется дверь, из которой выйдет Ян со своими звериными повадками.

Овец про себя считаю, чтобы уснуть до прихода бандита.

Одна, две, три… Я сбиваюсь со счета на такой простой цифре, когда наступает тишина. Только пульс стучит в венах, стремясь разорвать их.

– Не притворяйся, Лика, – говорит Ян, стоило ему только зайти в комнату.

Ощущение чужого взгляда растаптывает внутренности. Мне непередаваемо жарко, и следует откинуть одеяло. Но лучше сгорю в пожаре собственных ощущений, чем открою хоть краешек своего плеча.

Под весом парня матрас провисает. Ян ложится и не укрывается, в отличие от меня. Между нами добрый метр, но я продолжаю чувствовать, что Борзов в критической близости. Запах его геля для душа вызывает активное сердцебиение. У меня настоящая тахикардия.

В какой-то момент я сдаюсь, и… Вижу снова тот зал для боев. Много парней, все голые до пояса. Избитые, поломанные, все в крови.

Затем собаки, которых натравливают на проигравших под громкие крики толпы вокруг ринга. Соломы нет, но есть рыболовные сети. Я попадаю в одну из них и начинаю кричать.

Меня душат чьи-то руки. Я ору, вырываюсь, а вокруг слетаются черные вороны. Говорящие, огромные птицы.

– Убей ее!

– Накажи!

– Выжми из нее все, что она знает!

– Когда он от тебя откажется, я буду тебя ждать! – кричит самый большой ворон. У него оторван клюв, а черные перья приобретают багровый оттенок.

В груди дыра. Мои легкие выклевали проклятые птицы. Кричу, но с губ не срывается ни звука. Меня выбрасывает на каменистый берег, где я вновь окружена бродячими псами. Они лают, их бешеная слюна долетает до щек и обжигает.

– Нет… Нет… – мотаю головой. Ноги опутаны сетью, в которой оказались. Не пошевелиться.

Мне кажется, я умираю.

– Лика! – отчетливо слышу.

Кто-то трясет меня, но я не могу разобрать кто.

– Открой глаза! – снова этот голос. От него мурашки и холод. Грубо, низко, хочу забыть, как он звучит.

В горле сухо, я по-прежнему не могу произнести ни слова.

Когда кто-то поднимает меня и сильно трясет, распахиваю глаза. Комната. Ян Борзов. Его глаза с металлическим отблеском. Он навис сверху. Я вся в поту.

– Тебе приснился кошмар, – говорит.

Волосы прилипли ко лбу, и я онемевшей рукой пробую убрать их. Трясет. Я все еще на грани сна и реальности. Где хуже и опаснее – не разобрать.

Взглядом очерчиваю крепкое тело Борзова. Носом вдыхаю запах. Сухая кожа губ требует, чтобы я облизнулась, и Ян, не отрываясь, смотрит на это.

Когда рука Борзова ложится на мою шею, я превращаюсь в камень. Сердце продолжает играть громкий марш по моим ребрам.