Не разбивай моё сердце (страница 13)
Татуированные руки, путешествующие по моему телу, настоящие плети. Они-то мне и снились. Я задрожала, стоило мыслями уйти в ту сторону, куда нельзя.
Губы Яна касаются моей груди, и я издаю что-то вроде стона. Борзов ни о чем меня больше не спрашивает. Просто пользуется тем, что я начинаю дружить с темнотой. Превращаюсь в пластилин в его руках. В жестких, сухих, больших ладонях.
Когда Ян проводит рукой у меня между ног, невольно изгибаюсь всем телом.
Мы, озверевшие, целуемся. Языки и зубы сталкиваются и бьются. Каждый уголок рта исследован.
Борзов срывает с меня трусы и неглубоко погружает пальцы внутрь меня. Руками упираюсь в его грудную клетку. Оттолкнуть – самое бесполезное сейчас действие.
Я задыхаюсь, продолжаю расфокусировано смотреть на Яна из-под опущенных ресниц. Его длинная челка спала на лоб, а сам Борзов весь вниманием у меня между ног. Стыдно.
Одеяло сброшено, на мне одна лишь футболка, задранная до самого горла, а Борзов – в одних тонких боксерах, которые вот-вот лопнут от натяжения.
Он делает жадный вздох, и его выражение лица меняется. Это наслаждение запахом моего возбуждения. Дрожу и чаще облизываю губы.
Ян вынимает и снова погружает в меня пальцы. Касается клитора и дразнит его. Множество искр стреляют во всем моем теле. Чиркают, режут, терзают.
Выгибаюсь. Мне непривычно и страшно от ощущений. Пугаюсь того, что происходит.
– Кончала когда-нибудь? – спрашивает.
Не отрывая взгляда, смотрит на меня. Внизу все горячее и горячее. Ян продолжает свои движения пальцами.
Неуверенно качаю головой, и второй рукой Ян накрывает мою шею и сжимает ее, сужая доступ кислорода. Его челюсть смыкается до хруста. Кадык дергается.
– Сейчас кончишь.
Страшно оттого, что будет происходить сейчас. Я не знаю, на что способен этот монстр, когда он так возбужден. Ян то улыбается, то хмурится, но продолжает ласкать, трогать, погружаться в меня пальцами. Промежность ноет, горит.
И на языке вертится хриплое: «Хочу кончить». Иначе умру.
Борзов наклоняется и языком врывается в мой рот. Я… Принимаю и отдаю свой. Боже. Это так грязно. Пусть это окажется вторым сном, иначе наутро сбегу.
Когда все горючее напряжение лопается внизу живота и растекается несмываемым сиропом, понимаю, что испытала свой оргазм.
Ян сильнее сжимает мою шею и толкается в мое тело, накрывает меня собой, дышит учащенно. Я же выкрикиваю, раздираю горло досуха. Череп раздувается от пустоты, все жилки натянуты, кости выкручивает.
Он бандит, жестокий и беспринципный человек. Убийца?… А я язык его жадно облизывала, ноги широко раздвигала, рычала в его рот, как брошенная и необласканная кошка.
Что же со мной происходит? Наркоманы то же самое испытывают, когда ясным умом осознают вред и смертоносность кайфа, но все же идут на него?
Я вконец теряюсь, стоит Яну поднести свои пальцы в моей смазке к носу и попробовать ее на язык. Псих! Сглатываю возродившееся возбуждение и опускаю глаза на татуировки на прессе Борзова.
– Я знал, что мне понравится.
Наши взгляды склеиваются. Попытка чуть отодвинуться от Яна заканчивается полной капитуляцией. Борзов падает на спину рядом и утягивает меня на себя. Слышу разрывающий темп его дьявольского сердца. Обычные люди такое не испытывают, у них случается инфаркт. Наверное, Ян продал свою душу преисподней.
– Кошмар больше не приснится.
– Откуда ты знаешь?
– Я вытрахал их из твоей головы.
– Самый главный кошмар – это ты.
– Ну, от меня тебе уже не избавиться. Только убить, – без доли эмоции произносит, – или я убью тебя, если ты только подумаешь уйти отсюда самовольно.
Глава 21. Лика
Вскакиваю с кровати. Голова начинает кружиться, я цепляюсь за спинку кресла, чтобы сохранить равновесие.
Картинки прошлой ночи пробегают перед глазами, как слайды.
– О боже, – накрыв другой ладонью лицо, вздыхаю и стекаю по стенке.
Постель со стороны Борзова пуста. Этот бандит поправил подушку, заправил одеяло. Вещи, брошенные наспех с вечера, убраны. Если так задуматься, то он довольно чистоплотен, когда воображение рисовало совсем другую картинку. Имея столько денег, Ян может заказывать клиннинг каждый день и покупать себе одежду, не стирая старую.
Но нет, у Борзова есть свои любимые вещи: белые футболки, джинсы светлые и почти черные. Они отглажены и вывешены в шкафу. Их не так много, как, опять же, я думала.
Собрав мысли в кучу, медленно поднимаюсь на ноги.
Я все еще в футболке Яна. Она мятая, просто кошмар! И от меня пахнет им.
Выскальзываю из спальни, чтобы налить себе воды на кухне, и оказываюсь в плену трех пар глаз. Ну разумеется. Двое Борзовых сидят на диване, третий, собственно, хозяин, что-то помешивает на плите.
Я вся покрываюсь краской. Даже бедра. Заледеневшими пальцами тереблю край футболки. Вчера она казалась мне длинной. За прошедшую ночь ткань волшебным образом успела сесть?
Сглатывая, царапаю иссушенное горло.
– С добрым утром, – раздается недовольный голос Камиля. – Ну ты и спать.
Смущаюсь и отхожу на шаг назад. Взглядом фиксирую время на часах внутри старой покрышки. Всего лишь семь утра!
Мои босые ступни не ощущают ни песчинок, ни крошек под ногами. А эти трое верзил и обуви не снимают в коридоре.
Расчесывая шею, задумываюсь над тем, что со старой шиномонтажкой точно что-то не так. Большим пальцем задеваю очередной засос от Яна. Когда он прекратит это делать?
– Сегодня без кофе, пучеглазая.
Безумно хочется закатить глаза и всыпать по первое число, как бы выразился дедушка. Но тон Камиля, который стал чуть мягче, не говорит о том, что брат Яна резко ко мне подобрел.
– Но есть леденец. Можешь пососать, – ведет бровями, заигрывая. На столе оказываются несколько мятных конфет в зеленом фантике.
Я совсем краснею, когда Кам и Раф начинают ржать. Им эта пошлая шутка показалась смешной.
Ян все им рассказал? Про эту ночь, про… Нас?
Какой же стыд! До сих пор пытаюсь принять тот факт, что я жадно раздвигала ноги перед бандитом, когда тот пялился мне прямо туда! Я стонала, шептала его имя, кусала его губы, впитывала его запах. А Ян… Облизывал палец в моей смазке.
Срываюсь с места и убегаю в спальню. Дверь захлопываю, что стены сотрясаются. В самый последний момент слышу недовольное шипение Борзова:
– Оторву. И не посмотрю, что брат.
Смех прекращается, потому что он не шутил. Ян вообще не шутит.
Стягиваю с себя футболку через голову и отбрасываю ее на кровать. Потом надеваю спортивный костюм, прочесываю запутавшиеся волосы пальцами и в бесполезной попытке пробую утихомирить разбушевавшееся сердце.
Перед тем как вернуться на кухню, делаю глубокий вдох. Воды я так и не выпила, да и желудок просит забросить в него хоть кусочек сыра.
Ступаю медленно снова босыми ногами.
Двое братьев уплетают что-то вкусное из глубоких тарелок, Ян продолжает стоять у плиты. Сегодня он без футболки, в одним широких штанах. Несмотря на толстый слой рисунков на его теле, я все равно вижу, как перекатываются его мышцы, когда Борзов что-то делает: мешает, достает посуду с верхней полки, открывает ящик со столовыми приборами.
– Каша сейчас будет, – говорит, не оборачиваясь.
У меня в животе вновь протест ощущается тяжелым комом. Поджимаю губы и пытаюсь донести все до Борзова. Он же умеет чувствовать мои мысли на расстоянии?
– Садись, – приказывает, мазнув взглядом по моим ногам.
Скрещиваю руки и остаюсь стоять.
Из звуков на кухне остается только стук ложек о керамические блюдца, из которых едят братья. Спина Борзова напрягается, и на вид она кусок отколотого камня.
– Тебе нравятся мои уроки? – говорит безучастно, но нескольких недель бок о бок с бандитом научили меня: его спокойствие или равнодушие часто профессиональная маска. Такие, как Ян, никогда не бывают расслаблены.
Глазами скольжу по натянутому торсу Борзова, когда он оборачивается лицом ко мне. Я трогала кубики, царапала их ногтями, и мне нравилось. А сейчас внутри опустошенность.
– Не хочу кашу. Не люблю я ее, – от напора бандита у меня срывается голос.
– А что любишь? Леденец?! – почти выкрикивает.
Камиль прыскает от смеха. Вновь хочется убежать, чтобы спрятаться в четырех стенах.