– Хватит устраивать тут концерт, – потребовала женщина постарше. – Юлия Сергеевна, вы не являетесь родителем, родственницей, опекуном или представителем этого мальчика. А потому не имеете юридического права брать на себя ответственность за него. Посмотрите сами, в каких условиях находится ребёнок! Вы, действительно, полагаете, что здесь, на рынке он находится в безопасности?

– Да, я присматриваю за ним, – Юля обняла Илью. – Он сытый, находится всегда при мне, здесь его никто не обижает. Пожалуйста, оставьте его со мной. Вы же видите, что у нас хорошие отношения. И вообще, сейчас все так живут. Родители работают и не могут постоянно уделять детям время. Поэтому оставляют их одних дома или просят, чтобы кто-нибудь присматривал за ними.

– Правильно, а потом мы начинаем выяснять, кто виноват в несчастье, случившимся с несовершеннолетним! – рассердилась женщина, шагнула к Илье и дёрнула его за руку:

– Идём, мальчик…

Илья вскрикнул и спрятался за Юлю.

– Оставьте его, пожалуйста… – надорванным от волнения голосом попросила она.

В это время к палатке подбежали Динара и Алибек. Хозяин пирожковой оживлённо заговорил с милиционером, а Динара наклонилась к Юле и тихонько зашептала ей:

– Я бегала звонить Алибеку. Пусть он поговорит с ними. Может быть, что-то и решится…

– Э-э-э, зачем обижать хороших людей? – тем временем спрашивал тот у лейтенанта. – Пусть пацан будет тут. Кому от этого плохо?! Юля работает, он не мешает, все довольны. Кто говорит, что это плохо? Поспать надо – спи, пожалуйста. Покушать – ешь, на здоровье! Ему хорошо, Юле хорошо, всем хорошо!

– Слышь ты, – выступил вперёд милиционер. – У тебя документы на организацию точки питания есть? Налоговая вообще в курсе, чем ты тут занимаешься? А санэпидстанция? Что? Давно проверок не было? Я могу организовать! Быстро тебя закроют!

– Э-э-э! Зачем такой злой? – воскликнул Алибек, нахмурившись. – Все жить хотят, все кушать хотят. Я пирожки продаю, что плохого в этом? Зачем закрывать? Что люди скажут?

Последние слова он нарочно произнёс громко, чтобы услышали все, и народ, окруживший палатку, тут же откликнулся, недовольно зашумев.

– Всё! – потребовал лейтенант. – Хватит!

Он подхватил рыдающего и вырывающегося Илью на руки и, крепко стиснув его, шагнул в толпу, заставляя её расступиться. Робот выпал из рук мальчика, но Илюша этого не заметил.

– М-м-ма-м-ма!!! – кричал он, задыхаясь и с трудом выговаривая слова. – М-м-а-м-м-очк-ка м-моя!!!

Юля рванулась за ним следом:

– Илюша! Сынок!!! Мальчик мой, не плачь! Я заберу тебя, слышишь! Илья-а-а-а…

Обе женщины поспешили вслед за лейтенантом, а Юлю перехватил Алибек и прижал к себе:

– Тихо-тихо… Пусть уходят. Не так надо. Не так…

Он увёл её в палатку, и Динара поспешила успокоить толпу:

– Всё уже, всё! Кому пирожки? Подходите, не стесняйтесь. Всем хватит…

***

– Что мне делать, Алибек? – спрашивала тем временем Юля озадаченного произошедшим мужчину. Он по-прежнему прижимал её к себе и осторожно покачивал, как будто она была маленьким ребёнком.

– Думать, думать, – ответил он. – Говоришь, пьёт его отец? Плохо, если так. Тогда Илью не вернут ему. Надо, чтоб не пил.

– Я поговорю с Никитой. Сегодня же пойду к нему, – встрепенулась Юля. – Может быть, он одумается? Вообще, Никита хороший. Был бизнесменом, только прогорел, потерял свою фирму, вот и сорвался.

– Э-э-э, – привычно протянул Алибек и раздражённо махнул рукой. – Зачем говоришь «хороший»?! Кто так делает? Потерял одно, делай другое. Ты же мужчина, упал, поднимайся. Кто по-другому делает? Ай-ай-ай, плачет. Пожалейте меня, пожалуйста! Несчастный я какой! Так, что ли, надо? Нет! Думаешь, мне всегда хорошо было? Тут шрамы, там, – Алибек показал на плечо и спину. – Били меня, убивали даже. «Давай деньги!» – кричали. Больно было, всё отдавал. И что? Пил я? Плакал? Нет! Шёл и делал! Так надо! Потому что семья у меня есть. Жена, дети. Все живут и радуются. А этот Никита? У него сын один. Как не справиться? Иди улицы подметай! Вагоны разгружай. Зачем ждать, когда придёт Юля и всё сделает? Кто такая Юля?! Ни мама, ни папа. Чужая совсем! А мальчик плачет, кричит: «Мама моя!» Почему не папу зовёт?

Юля вздохнула:

– Ты прав, конечно, Алибек. Я им никто. Но Илью мне невыносимо жалко. И я не знаю, что теперь делать. Кто я ему?

Глаза Юли вдруг расширились и Алибек, мгновенно поняв, о чём она подумала, рассердился:

– С ума сошла? Выбрось всё из головы! Иди лучше работай! За что я тебе деньги плачу?

Юля широкими взмахами ладоней вытерла слёзы и виновато улыбнулась:

– Хорошо-хорошо, не сердись. Уже иду… И спасибо тебе!

Она вышла из комнатушки и новый вздох вырвался из её груди: на полу, раздавленный чьей-то ногой лежал красный робот Илюши. Юля подняла сломанную игрушку и прижала её к себе, и мысль о браке с Никитой, мелькнувшая у неё минуту назад, превратилась в единственно верное решение…

***

Зинаида Пахомова, телятница, работавшая на Зарёвской ферме, была родом из Касьяновки, и, хотя уже больше пятнадцати лет жила в Заре, родню свою не забывала. Раз в неделю, по субботам, они с мужем ездили в баню к её родной сестре Галине Негоде и отдыхали там до поздней ночи, обсуждая все дела и новости, накопившиеся за последнее время.

Не забывали Пахомовы перед поездкой заглянуть к Алене Гаврилихе, которая через «Волчьи глаза» отпускала им самый лучший свой самогон, настоянный то на дубовой коре, то на клюкве, то на каких-нибудь специях. Народу попроще она продавала паточную самогонку, дешёвую и до ужаса вонючую, но простой деревенский люд, вроде Стаса Черныша и Валерки Жгутика, был не прихотлив и довольствовался тем, что есть. Леонид Пахомов считал ниже своего достоинства ехать к свояку с паточной самогонкой, все-таки Виктор был зоотехником, уважаемым человеком и любил хорошую выпивку.

Но в этот раз, не дожидаясь гостей дома, старший Негода сам приехал в Зарю и постучался в дом Пахомовых.

– О! Витёк! – удивился Леонид, увидев подъехавшую ко двору Ниву. – Какими судьбами?! Да заходи, чего стоишь-то как не родной? Ты по делу тут или случилось чего?

– А, – махнул рукой Виктор, здороваясь со свояком и проходя вслед за ним в дом. – Не спрашивай.

– Да что случилось? – встревожился Леонид. – Заболела, что ли, Галинка? А Зинка на ферме, ещё не возвращалась.

– Все здоровы, – покачал головой Виктор. – Артём только чудить начал. С Любкой Кошкиной спутался. Говорит, дождусь, как ей восемнадцать исполнится, так сразу и женюсь. Вот Галка и заела меня совсем. Все уши прожужжала, отвези да отвези в Зарю. Достала уже, ей-богу. Сейчас её на ферме у Зинухи бросил, а сам к тебе.

– Так вы сами виноваты, – пожал плечами Леонид. – Зачем пустили Любку к себе? Вроде и недолго она побыла у вас, а Тёмычу, как видишь, хватило. Да ты сам молодой, что ли, не был? Девка днём и ночью под боком, кто ж устоит? Она хоть и неказистая Любава та, а всё ж женского роду. Да и ей-то пристроиться хорошо надо. Губа у неё не дура, вот и выбрала Артёма.

– Пока она у нас была, я вроде ничего такого за ними не замечал, – нахмурился Виктор. – Больная она была, чуть в сугробе не замёрзла. Собаку и ту подберёшь, потому что жалко, а тут человек.

– Ну вот, а она за ваше добро вам же в ребро, – усмехнулся Леонид. – А вообще, не лез бы ты в эти бабьи дела, пусть Галка сама со всем разбирается. На то она и мать. И Зинка моя ей поможет. Не боись, отобьют парня.

– Да я и не боюсь. Мне-то что? – пожал плечами Виктор.

***

– М-м-ма-м-ма!!! М-м-а-м-м-очк-ка м-моя!!! – до самого вечера звенел в ушах Юли крик Илюши. Она хотела отпроситься у Алибека и разыскать мальчика, но тот её отговорил:

– Тебя к нему всё равно не пустят. Дома сидеть одной ещё хуже. Иди, работай, отвлекись. Остынешь заодно, обдумаешь всё. Потом делай. Как говорится, семь раз отмерь и потом только резать можно.

– Один раз отрежь, – нашла Юля в себе силы улыбнуться. – Так говорить надо.

– Э-э-э, – рассердился Алибек. – Надо-не надо! Иди, работай и не морочь мне мозги!

Динара тоже поддержала его:

– Правда, Юля. Сегодня уже ничего не сделаешь. А я одна всё не успею. Давай завтра вместе найдём Илюшу, пирожков ему отнесём и узнаем, что там и как.

Юля спорить не стала, и хоть на душе у неё было невыносимо тяжело, день она доработала как надо. Но, прежде чем вернуться к себе домой, поднялась в квартиру Синельникова и принялась жать на кнопку дверного звонка, добиваясь, чтобы Никита открыл ей.

Это произошло не сразу, но всё-таки замок щёлкнул и на пороге появился небритый и заспанный отец Ильи.

– Ты знаешь, что Илюшу забрали? – спросила она, брезгливо осматривая его неопрятный внешний вид.

– Ну? – покачнулся он.

– Никита, ты меня вообще слышишь? – Юле захотелось встряхнуть полусонного мужчину, вцепиться в него и, затолкав под кран с холодной водой, держать его под хлёсткими струями пока он не придёт в себя.

– Ну, – проговорил он снова.

– Что ты нукаешь?! – рассердилась Юля. – Твоего сына забрали в детский дом, понимаешь? Никита, посмотри, в кого ты превратился?! Ты же был нормальным мужиком, а теперь кем стал?! Как ты мог забыть о своём сыне? Он же в ужасном состоянии! И заикается! А раньше этого не было! Никита, да опомнись ты!

Она вдруг, не сдержавшись, ударила его по щеке. Потом ещё раз и ещё:

– Слабак! Ничтожество! Предатель! – рыдая, выкрикивала Юля. А ладонь её взлетала и взлетала, оставляя на лице Никиты алые пятна. – Не думаешь о себе, подумай хоть о ребёнке!

– Ах ты… – выругался Никита и тоже взмахнул рукой…

– Попутал, что ли? – воскликнул кто-то за спиной Юли и перехватил руку Никиты, не позволяя ему ударить женщину.

***

В двух километрах от Зари, как раз между деревней и лесом, ещё в пятидесятых годах прошлого века была построена ферма. Белые длинные корпуса, словно усталые сторожа, стояли по обе стороны от едва различимой грунтовой дороги, по которой трактора подвозили силос, сено и солому для подстилки коровам и телятам. Окна корпусов – маленькие и всегда запыленные – с трудом пропускали внутрь дневной свет и потому там всегда было сумрачно и прохладно.

Галина подошла к огромным, распахнутым настежь, воротам телятника, стоявшего в дальнем углу фермы, и громко позвала сестру по имени.

– Ой, Галка, – воскликнула Зинаида, увидев сестру. – Сейчас, погоди минутку.

Вскоре она вышла к ней, вытирая руки мокрой тряпкой:

– Я сегодня в родилке, – пояснила она. – Замучалась совсем. Один телок нормально вышел, а Чернуха, первотёлка, намаялась уже. Если через час не разродится, скотников пойду звать, вытягивать будем.

– Так может Витя мой поможет? Я с ним приехала, – сказала Галина и махнула рукой в сторону деревни. – Он у Лёни сейчас.

– Да сами справимся, не впервой, – отмахнулась Зинаида и той же тряпкой, что только что вытирала руки, смахнула пот, выступивший на лбу. – Ты-то что тут? По делам или так, мимо проезжали?

– Ой, – расстроенно махнула рукой Галина. – За Артёма я переживаю. Вот приехала специально, чтоб с Любкой поговорить. Пусть оставит она его в покое, бесстыжая.

– С такими не говорить надо, а сразу припугивать, – покачала головой Зина. – Знала я её мать, Людку, вот овчарка была, такой палец в рот не клади, откусит по самый локоть. И доченька, видать, в неё же пошла. Ишь, как ловко подвернула к Артёму. Ну а что? Он же готовый мужик, да ещё красавец какой. Не бедствует парень, работящий. Учёный, к тому же. Сколько ему ещё в институте учиться? Заканчивает скоро? Вот видишь! А она, чепуха простодырая, со свиным рылом да в калашный ряд. Так ведь бабка наша говорила, помнишь?

– Где она сейчас? – спросила сестру Галина.