– Стало быть, слово ты свое не держишь? – задумчиво почесывая подбородок, спросил Вихрь. – Выходит, девушка старалась, а ты сбегаешь.

Гримаса скорби отразилась на лице Финиста.

– А я про последние башмаки и посох не знаю. Может, носит еще. Или другого повстречала и про меня забыла. А пока я ничего про это знать не знаю, ведать не ведаю, то и уговор не в силе.

– Это ему мой батюшка подсказал, – вставила свое слово я. – Когда убежище предложил. Но с одним условием: если Марьюшка Финиста все же у нас найдет и башмаки, колпаки, посохи предъявит, то мы Сокола держать не станем. Слово есть слово.

Гриба хищно потерла ручонками.

– Что ж, – она обвела взглядом оставшихся, и мне становилось не по себе. – Кто следующий? Может, дама?

Она покосилась на меня, и я уже была готова мужественно согласиться, но меня прервали.

– Давай, я, – кинул вызов Грибе Вихрь. – Только сама выбирай. Правду или действие! Мне бояться нечего.

Гриба повернулась к егерю, смерила того взглядом.

– Простой ты, как три палки, – буркнула она, поморщившись. – Я тебя на полянке иногда видела, так все грибы при твоем появлении замолкали.

– Доковыряться не до чего было? – сощурился Вихрь, явно насмехаясь.

Гриба вяло махнула юбками.

– Скучный ты. Брать с тебя нечего. А впрочем… – в глазах ее мелькнул интерес, словно ее грибную натуру озарила гениальнейшая идея. – Действие! Действие! Знаю, что тебе делать!

– И? – хмуро выдал егерь, похоже, воодушевление Грибы его не порадовало.

– Раздевайся, – припечатала она. – И танцуй. Соблазнительно!

– Что-что? – брови Вихря взлетели на лоб. – Ты в своем уме?

– А что такого? – всплеснула руками поганка. – Сам сказал, скрывать тебе нечего. Так что показывай телеса соблазнительные, хоть на мужчину погляжу. А то сто лет не видела.

Вихрь недовольно, но все же потянулся к поясу на тулупе…

– Не-не-не, ты подожди, – притормозила его Гриба. – Клубок, музыку! Давай что-нибудь поэротичнее.

– Музыка поэротичнее, Sam Brown “STOP”, – с готовностью отозвался клубок и затянул томным женским голосом:

– All that I have is all that you've given me
did you never worry that I'd come to depend on you
I gave you all the love I had in me…

Мое лицо принялось заливаться краской, потому что Вихрь, то ли от злости, то ли от чего еще, как-то сильно быстро принялся скидывать с себя одежду.

Колобок пел, Гриба сопела, Иван-царевич подливал вина себе и Елисею, Финист хватался за голову и накладывал на себя знак спасения Перуна. Похоже, понимал, что если б выбрал действие, мог бы оказаться на месте Вихря.

Тулуп улетел в сторону, красная рубаха была следующей, колобок выходил на припев, когда Вихрь отшвырнул от себя первую часть исподнего, обнажая торс!

– Stop befo-о-о-оre! Уou tear me all apa-а-а-аrt? – голосил колобок. – You'd better st-о-о-о-оop!..

Вихрь потянулся к тонким шнуркам, удерживающим штаны на узких бедрах.

Мое дыхание остановилось, легкие забыли, как им вообще двигаться. Я смотрела, как тонкие линии мужских мышц уходят под кромку исподнего… туда, где обычно пряталось то самое, срамное…

– Стоп!!! – раздалось над поляной, и я узнала в вопле свой голос.

На меня недоуменно обернулась Гриба, уставились и царевичи.

Заткнулся и колобок.

– Что не так? – недовольно буркнула Гриба. – Хорошо же сидели!

– Там же срам! – в ужасе выдала я. – Ты что, его до срама раздеть хочешь?

Глаза на шляпке сощурились.

– А что такого? Я, чай, давно не девочка, всякое видела. Может, и тут есть на что посмотреть! Ты ж приглядись глазенками своими змеячьими, а вдруг там чего интересного да впечатляющего прячут!

Ее явно распирал азарт.

Царевичи же недовольно ерзали.

– Царевна права, – неожиданно пришел мне на помощь Елисей, а может, солидарность проявить к Вихрю решил. – Мороз на улице. Чего там на морозе впечатляющего. Поди все скукожилось, не раскукожить.

– Да-да, застудит еще! Лечить его потом! – закивал царевич. – Ну что мы, дети в самом деле, что ли? Да и негоже сынам государевым смотреть на такое, да еще и царевну смущать.

– А ты отвернись, – буркнула Гриба, явно собираясь стоять на своем. – Эй, егерь. Давай, продолжай!

Я зажмурилась и отвернулась.

Колобок уже набрал побольше воздуха и собирался петь, как Гриба неожиданно передумала.

– А, впрочем, вы уже все испортили, – пробубнила она. – Никакого интереса не осталось. Одевайся, егерь!

Тон у Грибы был приказной, такой, что даже я удивилась ее заносчивости. Это ж какое самомнение и гнусный характер были у девицы раньше, если даже после обращения в гриб все это так наружу выпирало.

Вихрь молча надевал рубашку, Гриба же смотрела на меня злобно, словно решала, как отыграется за сорванный стриптиз.

От ее взгляда становилось неуютно, впрочем, она покосилась на Елисея. Первым козлом отпущения явно суждено было стать ему.

– Теперь ты, – буркнула она ему. – Царевну на сладенькое оставлю.

Я сцепила зубы. Ладно, доиграется еще у меня эта грибница недоделанная. Пока же я просто сжала пальцы и уставилась вниз, разглядывая узор на самобранке.

Но то и дело, сама того не желая, взгляд поднимала.

Смотрела, как Вихрь облачается уже в обратном порядке, как застегнул последнюю пуговку на рубашке, как сходил и подобрал тулуп, отряхнул его от снега.

– Правда или действие, княже? – пытала тем временем Елисея эта поганка.

– А можно ли заранее узнать, какой будет вопрос, если я выберу правду? – пытался юлить тот. – Или действие. А то с танцами я не силен…

– Вот еще, я с заданиями не повторяюсь, – бурчала Гриба. – Но раз не хочешь действие, значит, говорить правду будешь.

– А если обману? – вдруг уточнил Елисей, неуютно елозя на заднице по шкуре. – Вот в самом деле, как ты проверишь?

Гриба колыхнула юбками.

– Правда рано или поздно всплывет, стыдно будет не передо мной, так перед всеми… Впрочем, ты уже лжец, – будто невзначай обронила она.

Елисей резко вскочил на ноги, его тут же зашатало от выпитого вина, но это не помешало ему громко, на всю поляну закричать:

– Да как ты смеешь! Растение! Кто ты такая, чтобы говорить такое мне! Князю!

– Я бывшая часть полянки, которая знает самое сокровенное о людях, – хищно пояснила Гриба. – Что там было, когда ты мимо проезжал? Проблемы с деньгами? Каменья на одежде поддельные? Так скажи-ка ты нам правду, Елисей. Так ли ты богат, как хочешь показать?

Краска разлилась по бледным щекам князя.

Удивленно на него уставился царевич Иван и на правах друга пытался даже прийти на помощь.

– Казна его отца полна драгоценностей и каменьев, – начал он, но Гриба щелкнула тонкими пальцами.

– Пусть Елисей говорит.

Худощавый молодец, казалось, еще больше осунулся. Черты лица стали более болезненными, чем обычно, а под глазами залегли круги.

– Пустая казна, – обронил он. – Правы были грибы на поляне. Батюшка все проиграл в карты послу западному. Земли в залоге, злата на пару месяцев осталось. Одна надежда была…

– На полцарства, – догадалась я шепотом.

Меня, кажется, никто не услышал, все слишком внимательно смотрели на кающегося в бедности Елисея.

Впрочем, Вихрь смотрел на меня. Я поймала на себе его прямой взгляд, и пока он смотрел на меня, его губы очень громко задали вопрос Елисею:

– Надежда на что? На женитьбу выгодную? Аль еще на что?

– Да-да, мне тоже любопытно, – подскочила Гриба, принимаясь хлопать в ладоши. – Ты в этом походе что забыл? Тут денег да золота вроде не обещали. Максимум Василису, да и то, если с Горынычем сладите.

Елисей нервно сглотнул и вдруг вскинул голову вверх да грудь вперед выпятил.

– Я в походе хотел защищать царевну Змеину, – выпалил он. – Можете думать обо мне что хотите! Но я тут из благородных побуждений! Пусть у меня нет злата, зато есть широкое сердце!

Его звонкий голос подхватило эхо и разнесло по лесу…

В повисшей ненадолго тишине раздалось недовольное фырканье Грибы.

– Тююю. И все? Подвигов захотелось, покорений сердца девичьего. Банально, – она разочарованно отвернулась от Елисея и уставилась на меня.

Мы несколько мгновений меряли друг друга взглядом.

Я ждала от нее каверзы, уж слишком ядовитым показался мне ее взгляд.

– Правда или действие, царевна? – прошуршала она. – Советую выбирать с умом.

Я пожала плечами.

– Сама выбирай, – бросила я ей с вызовом. – Думаешь смутить меня чем-то? Так не придумаешь.

– А если танцевать заставлю, как егеря? – шаловливо поинтересовалась она.

– Так ты же не повторяешься с заданиями, – парировала я. – Так что придумай что-нибудь интереснее.

Гриба несколько мгновений чесала свою шляпку в районе предполагаемого затылка.

А после…

– Хах… заносчивая царевна. Все тебе не так и не то. Есть у меня для тебя задание. Один поцелуй.

– Опять повторяешься, – напомнила я. – Мне не слабо тебя чмокнуть хоть в шляпку, хоть в ножку.

– Не меня, – хохотнула Гриба. – А не твоего поля ягоду. Егеря целуй! По-настоящему, в губы!

– Не бывать такому! – вскочил на ноги Елисей.

– Батюшка Гвидон приказал не допущать! – воскликнул Финист. – Ишь, мухомориха, че удумала. Нельзя царевне простолюдина целовать! – Да мы тебя пошинкуем на зажарку! – заголосил Иван, обнажая меч-кладенец. – Не позволим честь девичью марать губами егерскими!

Но Грибу эту мало волновало.

Она на меня смотрела с вызовом.

– Целуй же его! Змеина Недотрога! – прошептала она, и я уже была готова сделать этот шаг, несмотря на все против…

– А меня спросить?! – вдруг возник голос Вихря, он словно хлыст щелкнул над моей головой. – Может, я не хочу с ней целоваться?

– С чего это вдруг? – обернулась на него Гриба. – Аль брезгуешь царской дочерью?

– Чай, не на помойке нашел себя, – бросил внук Яги, и эти слова мне будто ножом по сердцу пришлись. – Это, может, княжичи всякие за славой в этот поход пошли, а я за златом да за землями. Нет моего согласия на лобызанья! Придумывай царевне другое задание. Не буду я с ней целоваться!

Мои руки невольно сжались в кулаки. Ногти глубокими лунками оставили следы в коже, но боли физической я не ощутила.

На душе больно стало, до горечи в горле…

Впервые за жизнь паскудно и обидно.

А главное, непонятно почему. Я ведь знала Вихря всего ничего, но даже в этом “ничего” мне казалось, что он был не похож ни на одного мужчину или парня, которых я встречала до этого.

Меня постигло разочарование и в нем, и в себе… за ошибку в человеке.

Даже змеи, обычно шипевшие в такие моменты и грозящие всех покусать да отравить, повисли унылыми прядями.

– Тогда будешь говорить правду, – недовольно пробурчала Гриба. – Или тоже это твою честь посрамит?

– Задавай вопрос, – выплюнула я голосом абсолютно безэмоциональным и холодным. – Что знать хочешь?

– Да есть одно обстоятельство, – начала Гриба. – До нас на полянке иногда доходили слухи, но все никак до конца любопытство не удовлетворялось. Узнать бы, куда королева Лебедь пропала? Есть слушок, что ты к этому рученки-змеенки приложила…

Я нахмурилась.

Кажется, впервые за этот вечер меня настигло недоумение.

– Я?!

– Ты-ты… – закивала Гриба. – Говорят, статуей она сделалась, когда тебя со свету сжить пыталась.

Я потрясла головой, пытаясь вспомнить, а куда и в самом деле пропала царевна Лебедь? Вот была она, все попрекала меня, а потом и в самом деле куда-то делась.