Я еще раз глянула на себя в зеркало, сфокусировалась и вырастила на коже крохотные чешуйки, нарочно уродуя себя и делая еще более непривлекательной.

Чешуйки хаотично проступали одна там, другая сям – словно болезненная сыпь.

От удовольствия от проделанной работы я довольно высунула раздвоенный язык наружу.

Никакого замужа, мне и тут неплохо! Тем более ни один из тридцати трех богатырей не был моего поля ягодой.

В таком виде я и вышла из собственных покоев. Двинулась на банкет!

Себя показать, народ попугать!

Глава 2

Долго ли, коротко ли, но путь к банкетному залу я решила проложить через кухню. Это только говорят, что молния в одно место дважды не бьет, а на практике…

Я уже шуршала в кармашке платья суконным мешочком с “клизменной травой”, мечтательно прикидывая, хватит ли нужников в царстве сразу на тридцать три богатыря и всех сопутствующих жертв…

Но планам было не суждено сбыться: едва я завернула к кухне, как путь мне преградил Финист Ясный Сокол.

Я уткнулась в его серебряные латы носом и отскочила, как колобок от стенки.

Задрала голову, посмотрела в очи черные, оглядела кудри белые да морду смазливую. Альфонсовую – а вы как думали. Финист тот еще паскудник!

– Ты что тут делаешь? – выпалила я.

– Приказ вашего батюшки, не впущать царевну Змеину на кухню.

Я гневно сощурилась.

– И он поставил сюда тебя? Одного? – уточнила я. – Совсем ему тебя не жалко, что ли? Или у нас лишний Финист в царстве завелся?

Ясный Сокол тяжело вздохнул, похоже, ему было жалко самого себя больше, чем кому-либо. Ведь он все понимал… либо слушается приказов батюшки, либо…

– Если не отойдешь, – пригрозила я, – я сегодня же напишу письмо Марье Моревне, подскажу, где тебя искать…

Испуг промелькнул в глазах Сокола, и даже несколько мгновений он колебался. А я ждала, что же перевесит: страх между отцом или Марьюшкой… Я ставила на второе.

– Ни с места не сойду! – внезапно поразил меня ответом пройдоха. – Хоть два письма Марьюшке пиши!

Я невольно отступила.

Странно. Очень странно.

– Ну как знаешь, – туманно ответила я и развернулась, мгновенно переигрывая планы.

Пройоха Финист всегда знал, с каким огнем можно играть, а с каким нет. И со мной он, (с тех пор, как получил у батюшки политическое убежище) предпочитал не связываться.

И то, что Финист так себя повел, значило только одно: он явно был в курсе того, о чем еще не знала я… И нужно было узнать, чего именно.

Я двинулась к приемному залу, оттуда уже лились звуки гуслей-самогудов, гомон человеческих речей и заливистый смех царевны Василисы.

Она умудрялась ржать так нарочито и громко, что даже на другом конце царского терема эти “колокольчики девичьего смеха” были слышны.

Вдоль стен стояли столы, ломившиеся от яств.

В дальнем конце зала, за главным столом, восседал мой батюшка Гвидон, по правую руку от него находилась Василиса, а по левую Черномор с одним из сыновей – здоровым детиной, наворачивающим сразу целую баранью ногу.

Уже издалека было понятно, что дядька травит какие-то байки, а Василиса ухахатывается… так же как и с десяток других богатырей, сидящих за соседним столом. До них, видимо, доносились отголоски шуток.

– М-да… – пробормотала я, оглядывая этот праздник жизни, и шум в зале неожиданно затих.

Меня, похоже, заметили.

Даже гусли и те грустно взвизгнули на особо высокой ноте, которая повисла под сводами зала.

– Змеинушка! – радостно воскликнул отец, прерывая это тягостное молчание. – Только тебя и ждали! Проходи быстрее к нам, познакомлю тебя с женихами!

Я скрипнула зубами.

Но делать нечего, подчинилась.

А вообще, на будущее, это совсем унизительно, все же я царская дочь – а меня без всякого пиетета, представления, музыки и оркестра, гусляров просто так взяли и позвали к столу. Будто чернавку какую!

Я шла мимо десятков гостей и от вредности все же вымучила из себя самую опасную из улыбок, волосы на голове опасно гуляли ходуном и, кажется, немного шипели.

Краем взгляда зацепила Ивана-царевича, он как раз допивал вино из кубка, но тут же поперхнулся. Стоящий рядом царевич Елисей заботливо похлопал друга по спинке.

– Двадцать четыре сантиметра… – прошептала я одними губами, так, чтобы Иванушка понял, что я в курсе его вчерашних поползновений в сторону Василисы.

Царевич тут же побледнел…

– Страшная, как на портрете, – вдруг донесся до меня шепоток с другой стороны, я резко обернулась, чтобы понять, кто это сказал, но толпа из пятнадцати богатырей, явно младшеньких черноморовских, была мало того, что на одно лицо, так еще и на один голос.

Понять, кто из них “самоубийца”, так и не получилось.

Но меня больше интересовало другое… О каком портрете речь?

Про портрет я впервые слышала. Не припомню, чтобы вообще позировала.

К папеньке у меня появилось сразу много вопросов, и я поспешила к царскому столу еще быстрее, но, не доходя, увидела, как у одного из гостей в руках сверкнула позолоченная рамка.

Ни секунды не сомневаясь, я подошла ближе и, не особо размениваясь на вежливость, вырвала ее из рук.

– Кажется, тут не вы нарисованы, – буркнула я немного шокированному брюнету, про которого тут же забыла.

Вопросов к папеньке стало еще больше.

Сжимая в руках рамку так сильно, что могла сломать, я двигалась дальше.

– Змеина, все вопросы потом! – предчувствуя скандал, тут же осадил папенька Гвидон.

Вдобавок на мне тут же повисла Василиса.

– А вот и моя любимая сестричка, – защебетала она, утягивая меня на положенное кресло. – Мы с ней не разлей вода! Куда я, туда и она! Правда, Змеюша? Солнышко ты наше бледноглядное! Елочка ты наша новогодняя. Вечно зелененькая! Только губки красненькие, как шарики крашеные из стекляруса.

От такой наглости я даже растерялась. Всего на мгновение!

– А ты что, бессмертной стала? – прошипела я, глядя на то, как Василиса светится чересчур ярко, и дело даже не в знаменитой заколке с луной, которую она стащила из шкатулки с драгоценностями маменьки.

Уже второй раз за день меня не покидало ощущение, будто что-то идет не так.

– Ой, скажешь тоже, – отмахнулась Василиса. – Бессмертный у нас только Кощей! Да и того уже триста лет никто не видел. У нас, Змеина, скоро праздник!

– Новый год? – мрачно спросила я.

– Свадебка, – усмехнулся уже наш батюшка, и Черномор согласно закивал в такт ему, оглаживая свою длинную седую бороду.

– Одна? – с надеждой спросила я.

– Ну почему ж одна, – улыбнулся Гвидон. – Две, разумеется, Василискина и твоя. Я ж слова царского не меняю. Полцарства у вас на двоих одно, делить на четвертушки занятие гиблое. Дело за малым, женихов вам подобрать!

– Значит, женихов еще нет? – вкрадчиво и с надеждой уточнила я.

– Ну почему ж нет. Вот они! – Гвидон радостно обвел рукой зал. – Все бравы, величавы и достигли мирного соглашения по вашим с Василисой рукам.

При упоминании своего имени Василиса радостно захлопала в ладоши и нетерпеливо толкнула меня локтем в бок.

– Всё! Завтра объявят нам женихов. И ты ничего с этим сделать не сможешь! – прошептала она, и в ее голосе послышалась неприкрытая вредность, перемешанная с небывалой радостью.

У меня же внутри все рухнуло.

– А как же государево слово, что нас двоих разлучать нельзя? – спросила я. – А, батенька? Али кто на портрет этот так клюнул, что аж засвербило?

Я бережно положила перед отцом рамку с портретом, которую недавно выхватила у кого-то в зале.

– Батюшка, что это?! – вкрадчиво прошелестела я.

На лицевой стороне рамки был изображен портрет Василисы. Самой выгодной ее стороной – анфас! Вопреки традициям, не по грудь, а чуть ниже. И можно было бы завистливо сказать, что художник польстил, но нет. «Перси, подобные рассветным пикам», как превозносил их шамаханский посол, действительно имелись в василисином изображении. Как и толстая пшеничная коса, огромные голубые глаза в окружении длиннющих ресниц и пухлые розовые губки. Всем была хороша дочь царя Гвидона! Вот только шел к ней, как и положено, ма-а-а-аленький такой довесок. Изображенный на другой стороне рамки. И надо сказать, что мне художник льстить явно не собрался. Талант, да и только, нарисовал как есть! Худа, бледна, злобна.

– Как «что»? – батюшка хорошо держал лицо, все же не зря столько лет во главе государства, да и Черномор внимательно прислушивался к нашей перепалке. – Брачное послание, которое мы разослали всем королевствам в округе и даже дальше. В котором мы подробно расписали все сильные стороны этого брака. – Разумность в науках? – ехидно уточнила я. – Знание пяти языков? Ученую степень знаменитого Научного Болота? И вышивание! – Я обобщил ваши с Васей достижения. А что было делать…

– И все согласились на такое “обобщение”? – уточнила я. – Дядюшка Черномор, скажите, а как вы отнесетесь, если один из ваших сыновей станет камнем в первую брачную ночь?

От слов я перешла к неприкрытым угрозам и тут же получила каблуком в ногу от Василисы.

– Ну что ты говоришь такое, – хихикнула она. – Камень в постели в первую брачную ночь… ах, я краснею!

– Это не бревно!!! – гоготнул кто-то из сыновей Черномора, и зал тут же взорвался от смеха.

Смеялись все, кроме меня, нервно смотрящего на меня батюшки и самого Черномора.

– Кажется, я поняла задумку, – произнесла я, когда смех немного утих. – У вас же тридцать три сына, возможно, вы будете только счастливы, если избавитесь от лишних. А мне пойдет траурное…

На этом я с шумом отодвинула стул, на котором меня все еще пыталась удержать Василиса, и под взглядом десятков женихов покинула зал, но в свою опочивальню не пошла.

Двинулась к батюшкиным тайным покоям, там, частично обернувшись змейкой, юркнула в узкунишу за стеллажом и притихла. Уверена, пройдет час-другой – и Гвидон с Черномором придут сюда, обсуждать детали брака.

Я даже задремать умудрилась от скуки, так долго ждать пришлось, когда наконец цари сухопутный и морской вошли в покои.

От их былого расшаркивания в зале и следа не осталось.

Если там Черномор был милым дядюшкой, улыбчивым и травящим байки, то сейчас…

– Это оскорбление! Если ты думал, что я соглашусь на этот брак по таким условиям, то этому не бывать!

– Не горячись так, – пытался успокоить его отец. – Змеина иногда перегибает палку. Ее мать была так же вспыльчива, но ничего… отходчивая! Со временем!

– Смеешься? Это Медуза-то отходчивая? Гвидон, не гневи богов. Тебе просто повезло, что она не знала, что у тебя была невеста! А когда узнала, знаешь что было? Нет? А я скажу: все те статуи мужчин, которых она превратила в камень, до сих пор не расколдованы. У многих уже отвалились части тела! Да-да, те самые! От самого дорогого до не очень!

– Змеина не такая… – оправдал меня отец, и в голосе его появилось тепло. – Она девочка добрая и всегда такой была. Ты знал, что к ее окну часто прилетают птицы и она кормит их с ладошки?

– А потом ест? Прямо с перьями? Я слышал, у змей очень широкая челюсть, – уточнил Черномор. – Нет уж. Я все решил. Этому чудовищу в Морском царстве не бывать. Да даже если я соглашусь, ты представь, кого она родить может. Мне внук Кракен не нужен.

– Без Змеины Василису не отдам, – упрямился отец. – Хотите берег морской на полцарстве? Тогда берите обеих или никого.

– Никого, – четко припечатал Черномор. – Ивану-дураку навязывай свою Змеину. Может, и купится!

На этом разговор был окончен.

Черномор ушел, а батенька с горя присел на край царского стула…

Вздохнул тяжко так, стянул с головы корону, обнажая седую макушкуу, и уставился куда-то в стену.

Долго о чем-то в тишине думал, а после стукнул по столу и решительно встал.

Вернул корону на темечко и вышел, я же наконец получила возможность выползти из своего укрытия.

И радости моей не было границ!