Давно погасли огни в окнах усадьбы. Прислуга крепко спала в людской избе, которая находилась за садом, около конюшни и бани. Разошлись по своим спальням и Томилины. За окнами протяжно завывала разгулявшаяся к ночи метель. Даже дворовые собаки не подавали голос, забившись в будки от непогоды. Тихо скрипнула дверь – это Николай выглянул из своей комнаты, осторожно прошел по коридору, прислушался. Справа доносились похрапывание деда и сонное бормотание бабушки. Из спальни Марии не долетало ни звука, она крепко спала после выпитого портвейна. Николенька, постояв несколько минут, спустился по лестнице, подсвечивая себе большим керосиновым фонарем, и, стараясь не шуметь, устремился в каминную залу. В отблесках фонаря его тень металась по расписанным стенам, придавая изображенным на них сценам зловещий вид.

Из кармана стеганого шелкового халата, накинутого поверх рубашки и брюк, он достал ключ, отпер дверь в галерею, которая соединяла дом с флигелем. Затворив ее за собой, запер, чтобы никто не смог войти. В дальнем углу высился массивный шкаф, в котором хранился ненужный хозяйственный инвентарь, сломанные ракетки для лаун-тенниса, старые чемоданы и шляпные картонки. Юноша начал быстро освобождать внутреннее пространство шкафа от этого хлама. Вскоре оно опустело, Николай зашел в шкаф, как в купе поезда, пошарил рукой по его стенкам. Наконец нащупал нужный выступ, и задняя стенка шкафа отъехала в сторону, открывая узкий проход: довольно крутые каменные ступени вели в подвал. Он был прорыт под всем господским домом, но им никогда не пользовались. Возможно, нынешние хозяева вообще не знали о его существовании. А зачем это тайное убежище было спроектировано самым первым владельцем, Александром Романовичем Томилиным, ни в каких домашних архивах не упоминалось.

Николенька открыл его случайно, еще будучи ребенком. Играли в прятки с кузенами, которые приехали погостить, и лучшего места, чем старый шкаф, было не найти. Тем более что мальчишки побаивались мрачной галереи и старались без взрослых в нее не заходить. Так что, спрятавшись там, можно было выйти победителем: тебя бы никто не обнаружил. В тот раз игра затянулась, кто-то все-таки отважился заглянуть и в галерею, но топтался в самом начале, возле каминного зала. Николенька решил забраться поглубже, чтобы надежнее спрятаться, оперся рукой о стенку шкафа и чуть не скатился по ступенькам в подвал. Оттуда тянуло пылью и прохладой. Николенька не боялся темноты, но спускаться вниз не решился. Про свое открытие он никому не рассказал и через пару дней, улучив момент, вернулся к шкафу с фонариком. Этот фонарик с плоской батареей, на ползунковом переключателе, в латунном корпусе с орнаментом в стиле модерн он стащил из кабинета деда, где тот хранил всякие интересные вещицы типа барометра, компаса, старинной чернильницы и коллекции карманных часов на цепочке. Но дед уехал на какую-то выставку в Петербург, поэтому пропажи никто не заметил. И, пока мать с бабушкой пили чай в компании соседки, купчихи Сероглазовой, которая обычно не менее пары часов делилась всеми городскими новостями, можно было беспрепятственно обследовать таинственный подвал.

Спустившись по лестнице, мальчик очутился в коридоре, который вел в несколько довольно просторных помещений с каменными стенами и деревянными полами. Каким-то образом здесь была обустроена вентиляция, поэтому ощущалась только прохлада, но не сырость. Николенька нашел толстые сальные свечи и коробок спичек, свет которых помог разглядеть все вокруг. Вдоль стен стояли большие деревянные лари с коваными засовами. С трудом подняв тяжелые крышки, он нашел внутри коробки с чаем, цикорием и табаком, рулоны набивной и льняной ткани. Смысл находок Николай разгадал, повзрослев: очевидно, его прадед, Александр Романович Томилин, прятал таким образом контрабандный товар. Возможно, часть его он сбывал не без помощи именитых гостей, а полученную прибыль использовал для пополнения своей коллекции. И, скончавшись от неожиданного удара, не успел посвятить в эту тайну наследников. Пока же Николенька решил ни с кем не делиться своим открытием, изредка пробирался в подвал и тайком подкидывал на кухню то пачку чая, то коробку табака, со смехом наблюдая за недоумением кухарки и домочадцев. Позже он иногда сбывал товар перекупщикам на рынке, тратя деньги на развлечения в компании товарищей-гимназистов. Но, несмотря на легкий и веселый нрав, Николай Штрауб не был беззаботным повесой, цену копейке знал и со временем смог накопить приличную сумму, отложенную на черный день. Опасаться, что шкаф исчезнет со своего привычного места, не приходилось. Он был таким огромным и тяжелым, что его невозможно было не только вынести из узкой галереи, но и просто сдвинуть с места…

И вот теперь его детская тайна оказалась как нельзя кстати. Николай аккуратно перенес в хранилище несколько ящиков с картинами, переложил их в сундуки. Чтобы дед не заметил недостачу при проверке описи, освободившиеся ящики он заполнил оставшимися коробками чая и отрезами ткани. Пусть потом железнодорожники объясняют деду и музейным работникам свою ошибку и внезапную пересортицу грузов. Повесив надежный замок на дверь комнаты со спрятанными картинами, юноша выбрался тем же путем, тщательно замаскировал заднюю стенку шкафа старыми вещами и осторожно вернулся в свою спальню. Дом по-прежнему был погружен в ночную тишину.

Взяв со столика фотографию красавицы Элен и прижимая ее к груди, Николай рухнул на кровать и мгновенно погрузился в сон. Теперь он был спокоен за свое будущее и будущее своей возлюбленной.

Ладожск

Сентябрь 2018 года

Сема очнулся и открыл глаза. Но комната была по-прежнему погружена в темноту. Такую плотную, непроглядную, что ему даже почудилось, будто он ослеп. Но постепенно глаза привыкали, и казалось, что он различает какие-то силуэты и тени. Хотя мальчик хорошо изучил место, где его держали, и знал, что в небольшой каморке нет ничего, кроме матраса, на котором он лежал, ящика, заменявшего стол, и жестяного ведра в углу. Сема пошарил вокруг себя: рука наткнулась на что-то металлическое и прохладное. Это его машинка на радиоуправлении, которую подарили волонтеры, приезжавшие в конце лета. Именно ее он с упоением гонял по коридорам, пока не попал в лапы монстра. Поначалу это было забавно и похоже на игру. Семен даже думал, что монстр – это такой же ребенок, как и он, только большой, ведь они так весело играли в приставку, смотрели мультики на планшете и рисовали. А еще ели конфеты, чипсы и пили газировку. Это ли не праздник? И спал он не на грязном вонючем матрасе, а на нормальной раскладушке.

Но день за днем его новый товарищ становился все мрачнее и молчаливее, а игры, которые он предлагал, вызывали липкий страх и гадливое отвращение. В ответ на слезы и мольбы отпустить его мальчик слышал лишь жуткий смех и получал новую порцию побоев и издевательств. Поэтому лучше было молчать и тихо сидеть в углу, стараясь оставаться незамеченным. А потом его и вовсе бросили в эту каморку, где он потерял счет времени. Звать на помощь было бесполезно – эхо его криков лишь гулко отражалось от каменных стен…

Иногда монстр навещал его, приносил воду и что-то из еды. Но это надо было заслужить, и Сема крепко зажмуривался и закусывал губы, каждый раз надеясь, что боль придется терпеть недолго…

Силы покидали его, и если бы шестилетний ребенок умел молиться, то просил бы Бога о том, чтобы никогда не проснуться…

Ладожск. Декабрь 2018 года

Кабинет мэра города

– А я вам говорю, что этот особняк должен быть освобожден уже в начале следующего года! В районной администрации практически решен вопрос о выделении нам средств на его реконструкцию. И вы, Григорий Борисович, как никто другой в этом заинтересованы. Вы же у нас как начальник управления культуры? Вот и осваивать этот бюджет вам.

Мэр Ладожска, крепкий и молодцеватый для своих шестидесяти с маленьким хвостиком, раздраженно посмотрел на своих собеседников. Возражать Ярославу Ильичу никто бы не рискнул – он хоть и занял этот пост не так давно, а суровый характер и умение управлять людьми уже проявил. Поэтому оба его собеседника лишь согласно закивали головами. Первый его подчиненный внешне напоминал лектора из старой советской комедии, который искал жизнь на Марсе, – то ли длинным крючковатым носом, то ли довольно испитым лицом. Вторым был щеголеватый юноша с довольно нахальными глазами.

– А где результат, я вас спрашиваю? Районное управление образования выступает против закрытия детского дома, грозится до самого Петербурга дойти. Заведующая там баба упертая, ее просто так не сдвинешь. Так что ваш культурный центр, Григорий Борисович, и новая гостиница под угрозой.

Пока начальник управления культуры искал слова для ответа, молодой человек достал из лежащей перед ним папки несколько листов и разложил их перед мэром. Но тот не стал читать, проворчал:

– Ты, Миша, давай своими словами излагай. Что накопал? Только без лирики, одни факты.

Михаил Дорошевич, пресс-секретарь городской администрации, мечтающий о карьере столичного или хотя бы питерского журналиста, видел пусть небольшой, но шанс для себя в задании шефа найти компромат на местный детский дом. Если его расследование будет успешным, то мэр обещал ему должность заместителя главного редактора городской газеты и в перспективе создание в Ладожске своей телестудии, где он, Михаил, будет ведущим авторской новостной программы. Уже и название придумано: «Городские байки от Дорошевича». Откашлявшись, он приступил к делу с некоторой долей пафоса:

– В ходе моего журналистского расследования…

Заметив строгий взгляд мэра, сменил тон:

– Простите, Ярослав Ильич, буду излагать по существу. Во-первых, здание детского дома нуждается в капитальном ремонте. Последний, текущий, был пять лет назад, но его можно скорее назвать косметическим. Часто случаются мелкие неприятности, например, в начале ноября вышел из строя бойлер в котельной, дети три дня были без горячей воды. Прошлой зимой разорвало несколько батарей, правда, в подсобных помещениях. Но коммуникации требуют тщательной проверки и замены, а это весьма дорого и нерентабельно. Недавно откололся кусок от ступени на центральном крыльце, еще не починили. На кухне пора сменить плиты, им уже больше десяти лет, и при такой нагрузке они давно износились. А это уже вопрос безопасности. Если дальше копать в этом направлении, можно попробовать признать здание аварийным.

– Боюсь, это не выход, – пробормотал начальник управления культуры, – заведующая может найти спонсоров, оборудование заменят, детей просто отселят на время ремонта. Я бы делал ставку на культурно-историческую ценность особняка. Особенно если приглашенный нами специалист даст правильное заключение о найденных росписях. Тогда мы можем подать заявку на признание здания объектом наследия, требующим соответствующей эксплуатации. Она на днях приезжает для проведения осмотра и экспертизы.

– Что ж, уже неплохо как вариант. Вы уж примите этого эксперта как следует, со всем уважением. Тем более это ведь женщина? Значит, знаки внимания окажем, комплименты там, цветы, на наш бал непременно пригласим. В общем, Григорий Борисович, это на тебе, не подведи. Объясни барышне тактично, какое именно она должна дать заключение. Ну что там у тебя, Миша? Все бумажками своими трясешь?

– А это наш запасной вариант, подстраховочка, так сказать. – Молодой человек разложил на столе вырезки из газет, некоторые из которых были уже пожелтевшими, десятилетней давности, а то и пятнадцатилетней. – Может, и вообще бомба, если еще покопаться. Я обнаружил, что из детского дома регулярно пропадают дети. Самый первый случай, который зафиксирован в газете «Новости Ладожска», датирован 2005 годом. Вот еще похожие заметки, смотрите, 2007-й, в 2009-м уже два случая, потом нашел в 2012-м, а последний – пару месяцев назад. За это время пропало более десяти детей, в основном мальчики от пяти до одиннадцати лет. И никого из них не нашли. Правда, в полиции со мной неохотно об этом говорили, до архива не допустили. Но если вы, Ярослав Ильич, им позвоните, я узнаю больше.