Захотелось вломить ей как следует, чтобы раз и навсегда отучить распускать гадкий язык, но неблагодарная девчонка спряталась в моей недосягаемости и под защитой сестры с вооруженным до зубов Папой Сэмом.

– Какая мерзость, – раздался грубый, с хрипотцой голос женщины в годах.

– Из-за ушастой твари погибли наши близкие на базе, – заныла курносая девушка с тонкими светлыми косичками. – Эти оборванцы сами признались, что побывали в убежище. Чего бы они там забыли?

– Неправда! Грейсон защищал нас от других пришельцев и не убивал жителей горного убежища. Мы бы не спаслись без его помощи, – у Сары обнаружилось нечто похожее на совесть.

А я и не думала, что совесть у нее имеется.

– И чего мы ждем? Хватит слушать лживые бредни! Надо убить их всех! – яростно прорычал Фред.

– Да! Пристрелим их! – нетерпеливо пробасил Папа Сэм. – И плевать, что люди. Спутались с инопланетной тварью – считай, они уже сами нелюди.

– Всех в бойлерную – и к стене, – небритый мужлан лет пятидесяти схватил Сару за руку и, не обращая внимания на вопли Мелани, рывком закинул в наш неуютный круг. – Всех пришлых расстрелять. Без исключения.

– Чего ты добился? – я шепотом упрекнула Грейсона.

– Эмбер, доверься мне. Я знаю, что делаю, – с потрясающей невозмутимостью ответил он.

А что еще мне оставалось? Только доверять ему и, не совершая резких движений, наблюдать, что будет дальше.

Я постаралась унять готовое выпрыгнуть из груди сердце. Набрала воздуха в грудь, медленно выдохнула и коснулась руки Грейсона, чтобы почувствовать его успокаивающее тепло.

– Никто из вас не тронет мою сестру! – истошно визжала Мелани, тщетно пытаясь пробиться к Саре через преграду из широких и сильных мужских рук. – Калеб, скажи хоть что-нибудь! Умоляю, не молчи!

– Мел, а в чем Фред и Папа Сэм не правы? – злорадно ухмыльнулся Калеб, отступив от Грейсона за ряд направленных в нашу сторону блестящих в желто-рыжих огоньках стволов. – Родственные связи – разве это главное для выживания в изменившемся до безобразия мире? Жили мы без твоей сестры – и дальше проживем. Не нужна мне в отряде малолетняя обуза.

– Ты не можешь убить Сару! – воскликнула Мелани со слезами на глазах. – Это все равно, что застрелить меня!

– Нет, не все равно, – Калеб потер вспотевшие ладони. – Есть существенная разница. Но если бы ты спуталась с пришельцем, я бы и тебя прикончил.

– Что прикажете, командир? – Папа Сэм погладил автомат. – Вести их в бойлерную? Всех? И мелкую рыжую девчонку – тоже?

– Калеб, если ты это сделаешь, я сбегу отсюда, и больше ты меня никогда не увидишь, – задыхаясь в рыданиях, простонала Мелани. – Я не могу оставаться рядом с ненормальным садистом!

– Па… Так нельзя. Перед нами – безоружные люди. И вдруг они не врут про пришельца-союзника? – “Просто Сэм” потянула за ремень автомата, перекинутый через спину ее отца.

– Ушастого – в клетку. А всех остальных взять в заложники, – распорядился лидер группы. – Завтра утром приступим к пыткам.

– Почему завтра? – Фред был недоволен отменой шоу под названием “расстрел”. – А если мерзкий пришелец за ночь сбежит?

– Клетка достаточно прочная. Ему из нее не выбраться. И я приставлю охрану, – Калеб удовлетворенно улыбнулся, обозревая наш тесный круг.

– Врагов пытают по горячим следам. Поймают – и за дело, – недоуменно прохрипел обрюзгший, но еще не старый тип.

– У меня начинается мигрень от потока безумной информации, – Калеб потер двумя пальцами левый висок, болезненно морщась. – После пыток я стопроцентно не смогу нормально выспаться. Командиру нужна свежая голова, а не раскалывающийся на куски бурлящий котел. До утра пришелец никуда не денется. И заложников стерегите.

– Заложников берут с намерением на что-то выменять, – Арс привел неоспоримый факт и спросил с легкой насмешкой. – Ты с кем собрался торговаться? С пришельцами?

– Если вам так больше нравится по терминологии, то считайте себя пленниками. Или лучше – заключенными, приговоренными к смертной казни, – огрызнулся Калеб в ответ на дерзость нашего парня.

Грейсона вытащили из круга, заломили ему руки за спину и запихнули в рот промасленную вонючую тряпку. Он краем глаза посмотрел на меня – напомнил, чтобы не впадала в отчаяние и не беспокоилась о нем.

Я не верила, что какая-то клетка на планете людей способна удержать высшего ифери. Грейсон может оставаться в ней только добровольно и сбежит, когда посчитает нужным. Может, я в чем-то другом сомневалась, например в том, что ночевка в гостях у Калеба для меня и друзей пройдет с комфортом, но в этом была уверена на все сто.

– Вы сделали клетку для пришельцев? И много их ловили? Долго держали в плену? – съязвил Ганс, думая о том же, о чем и я.

Рассердилась на него за озвученные общекомандные мысли, которым лучше было бы остаться секретными.

– На ушастых тварях пока не испытывали, – гордо подбоченился Фред, – но лазутчика мародеров больше суток в ней держали, пока от пыток не сдох. А он был здоровенный упитанный качок. Жаль, никакой ценной информации не принес, зато клетка прошла испытание на прочность.

Они ничего не знают о пришельцах – я мысленно согласилась с Грейсоном.

Клетку я увидела мельком, когда меня провели мимо тесного помещения, где та стояла, занимая собой почти все пространство между стенами. Прочная сварная конструкция с толстыми черными прутьями и двумя огромными замками. Льва или тигра удержит. Ифери – нет.

Я услышала, как после характерных щелчков Грейсон выплюнул грязную тряпку и зарычал в притворной досаде.

Трудно представить, до какого момента он будет играть роль страдающего взаперти узника.

Увы, я не научилась читать его мысли или предугадывать действия.

Золотой Принц умел преподносить сюрпризы. Но никогда не разочаровывал меня. Это был один из веских аргументов в пользу Грейсона, который помог мне полюбить его как человека.

Он делал все возможное, чтобы мне не приходилось страдать и чувствовать себя одинокой и несчастной. Выполняя обещание, был рядом каждый день и каждую ночь, не отлучался надолго по своим пришельским неотложным делам.

Однажды Грейсон сказал, что не хочет видеть слезы на моих щеках. С того дня он их не видел. Мне пришлось научиться строже контролировать эмоции.

И сейчас испуганная маленькая девочка, запертая в темном чулане подсознания, порывалась разрыдаться от простого человеческого бессилия, от страха перед неизвестностью и ничего хорошего не замышляющей дикой, озлобленной толпой, в которую превратились культурные и цивилизованные люди. Я не давала ей воли, не позволяла ни одной слезинке переползти красиво изогнутый заборчик из ресниц на нижнем веке и покатиться по зарумянившейся от переживаний щеке.

Меня просили быть сильной. Сначала – родители. Потом – друзья и любимый парень Чарли. И наконец, Грейсон. Тот, кто считал, что занял чужое место рядом со мной, и это изводило его, мучило каждый день и час. По правде говоря, то была пытка для нас обоих. Мы смогли привыкнуть к ней и почти не чувствовать боли, но… Мы оба знали, что никуда она не денется, пока мы живы, будет с нами всегда.

Меня впихнули в тесную гипсокартоновую каморку, освещенную аккумуляторным походным фонарем. Следом бросили свернутый тонкий матрас из пенополиуретана. Разворачиваясь, он ударил меня в спину, и я не устояла на ногах. Упала на четвереньки и оглянулась на конвоиров, посмотрела на них взглядом бездомной собаки, угодившей в отлов. Потный седой тип мерзко усмехнулся, обнажая кривые желтые зубы, и с лязгом железных колец задвинул шторку для ванной, заменявшую дверь.

– Я не хочу здесь переодеваться, – за стеной, которую можно было пробить кулаком, прозвучал усталый и расстроенный голос Динь. – Спорим, старые извращенцы нацелились за нами подсматривать.

– Я тоже не буду, – после слов подруги я увидела сложенную в углу женскую одежду – относительно чистую.

Сверху лежала пижама в мелкое сердечко.

– Быстро заткнули рты! – хором заорали мерзкие типы по ту сторону шторок. – Пленникам разрешается говорить только во время допроса.

Я присела на край продавленного посередине матраса, который разложился на полу самостоятельно, без моей помощи, и еще продолжал расправлять замявшийся уголок. От него неприятно пахло чем-то затхлым, с кислыми нотками.

Обняла колени, думая о том, как не хватает генератора или грозы для подзарядки. Разрядить фонарь? И много ли я с него возьму? Хватит, чтобы поработать живым электрошокером и оглушить двух-трех человек? Нет, вряд ли.

Я решила приберечь заряд фонаря и выключила его. Понимала, что можно не мечтать о сне, да и не время дрыхнуть как Бука-Калеб. Лидер группы вооружился маской и берушами, заперся в комнате за настоящей дверью, оставив свою девушку сидеть под ней и молча вздыхать между редкими всхлипами.

Сара меня удивила. Ее было не слышно. Несносная рыжая истеричка молчала, как пугливая мышь. Ни потока слез, ни диких воплей, ни жалобных протяжных стонов. Это ей не с нами воевать. Перед лицом настоящей угрозы куда-то испарилась вся ее прыть и развеялся отчаянный запал, словно дымок от погасшей ароматической свечи.

“Жива она там?” – не раз я ловила себя на тревожном вопросе, в перерывах между попытками узнать из обрывков чужих речей, что нас ждет утром. (Если мы все до него доживем).

За около получаса печального сидения в скрюченной позе на краю тонкого матраса я мало что выяснила. Одной (или двумя) загадками стало меньше. “Просто Сэм” оказалась Самантой, а ее отца звали Самуэль. Наверное, и этому стоило порадоваться. Чем меньше путаницы в голове, тем выше вероятность, что в ней заведется спасительная идея.

Не все жители подземного убежища были готовы с радостью прихлопнуть гостей, как залетевших на огонек мотыльков. Мнения разделились и начался оживленный спор. Все громче и громче звучали мужские и женские голоса, разносимые мощным эхом.

– Мы не можем пытать и убивать детей, – умоляюще протянула дама с приятным тонким голосом. – Рыжая девочка похожа на мою дочь. Вряд ли ей восемнадцать, и точно не двадцать.

– Плевать, сколько им, – рявкнула на нее другая женщина: озлобленно и хрипло. – Не пятилетки, чтобы за себя не отвечали. Предали свой народ, переметнулись к тварям-людоедам! Пусть получают по заслугам. Они сделали выбор.

– Но мы не людоеды, – вежливо напомнила первая. – И не должны уподобляться им.

– Никто из нас не знает правды. А вдруг они не лгут?! – предположил парень.

– Чем тогда мы будем лучше извергов-мародеров, если замучаем этих ребят до смерти. Ничем! Поэтому я против! – голос возвысил мужчина постарше.

– Я тоже против! – девушка выступила в нашу защиту. – Надо выгнать их из города, пусть катятся куда хотят.

– Предлагаете отпустить разведчиков живыми, чтобы они привели к нам вражескую армию? – заворчал недовольный мужской голос. – Дарси, то, что твои близкие погибли на базе, ничему тебя не научило?

– Да, Лейс. Научило ценить каждый миг жизни рядом с теми, кто дорог, – ответила Дарси. – Случившееся в горах не дает нам права опускаться до уровня пещерных троглодитов!

– По иронии судьбы мы уже живем в пещерах, – усмехнулся Лейс. – Одну сменили на другую, а суть не поменялась.

– Нет, все изменилось! – возразила Дарси. – Под командованием полковника Честертона мы жили как нормальные люди. Помогали друг другу, делили на всех еду, одежду. И никто не заставлял нас быть соучастниками пыток и убийств других людей!

– А в чем-то пришелец прав. Калеб зарвался. Уверен, что полковник Честертон хорошенько начистил бы его наглую рожу, если бы стал свидетелем творящегося здесь беспредела.

Раздался звук удара. Мужчина, рискнувший упомянуть Грейсона, упал с громким хлопком: что-то сломал или повалил из скудной мебели.

– Приказы командира не ставятся под сомнение! – прогремел Фред. – Все поняли?