В марте 1906 года открывается первое заседание столь неохотно обещанной царем Государственной думы. К этому времени, однако, царское правительство чувствует себя достаточно сильным, чтобы подрезать пока еще неокрепшие крылья парламента. Кадеты, социал-демократы (под этим именем были известны марксисты) и народники социалисты-революционеры вместе имеют большинство в парламенте: их программы аграрной реформы – анафема режиму. В результате 21 июля 1906 года Государственную думу распускают.

Нападения радикальных элементов на государственных чиновников продолжаются, но теперь они получают ответ. Крестьян судят военно-полевыми судами, которые могут выносить смертные приговоры. Царь заменяет на посту премьер-министра способного графа Витте безжалостным Столыпиным, именем которого были названы «галстуки». Тот не колеблется применять казни. В июне 1907 года Столыпин решительно распускает Вторую Государственную думу досрочно, арестовывает депутатов социал-демократической фракции, ограничивает избирательное право в пользу землевладельцев и дворянства, а также сокращает представительство в Думе национальных меньшинств. Именно по этой новой системе в 1907 году будет избираться Третья Государственная дума, а в 1912 году – Четвертая.

Для модернизации сельского хозяйства царский режим решает разрушить «мир», крестьянскую общину, и создать слой мелких земельных собственников. Столыпин предоставляет крестьянам право приобретать собственные земельные участки. Прогресс в этом направлении идет достаточно медленно; тем не менее к 1914 году (то есть спустя три года после убийства самого Столыпина) около 40 % крестьян выйдут из «мира». Однако лишь немногие из них смогут стать мелкими землевладельцами. Самые бедные вынуждены продать свои крошечные наделы и стать сельскохозяйственными рабочими или же уехать в город. Столыпин жестоко подавляет крестьянские выступления, что заставляет эсеров переориентироваться на работу в городах.

Однако и там почва для революционной деятельности не слишком плодородна. В 1907–1908 годах репрессии приобретают новый облик. Стачечное движение идет на убыль. Вынужденные эмигрировать революционеры влачат за границей жалкое существование и чувствуют себя побежденными. К 1910 году численность РСДРП сокращается со ста до нескольких тысяч человек. Ленин, проживая сначала в Женеве, а затем в Париже, пытается сохранить остатки оптимизма, стремясь интерпретировать любые незначительные события (то экономический спад, то появление радикальных публикаций) как «переломный момент». Но даже он поддается унынию. «Наша вторая эмиграция, – вспоминала Надежда Крупская, – была куда тяжелее первой».

В ряды большевиков внедрена масса агентов-провокаторов. Количество преданных делу революционеров резко падает. Они бедствуют. Эмигрировавшие борцы вынуждены искать любую работу, чтобы выжить. Надежда Крупская будет вспоминать: «Один товарищ заделался лакировщиком». «Заделался» – звучит горько. Среди диаспоры левых становятся нередкими настроения отчаяния, психические заболевания, самоубийства. В Париже в 1910 году большевик Пригара, оголодавший, сошедший с ума ветеран Московского восстания, сражавшийся на баррикадах, посещает Ленина и Крупскую. Его глаза словно остекленевшие, голос звенит. Он начинает «возбужденно, не останавливаясь, говорить что-то несуразное – о колесницах, полных снопов, и прекрасных девушках, стоявших на колесницах». Как будто ему привиделась крестьянская счастливая Аркадия, как будто он почти коснулся Ореховой земли, Реки Дарьи, Опонии. Вскоре Пригара уходит к своему граду Китежу. Товарищи не смогли спасти его: он привязывает камни к ногам и шее и топится в Сене.

Российская империя вступает в XX век гигантской, неповоротливой, полной противоречий державой. Она простирается от Арктики до Черного моря, от Польши до Тихого океана. Ее население насчитывает 126 миллионов славян, тюрков, киргизов, татар, туркменов и бесчисленное множество других национальностей, загнанных в империю самыми разнообразными способами. В городах действуют современные промышленные предприятия, оборудованные за счет импорта из Европы, при этом четыре пятых населения составляют крестьяне, привязанные к земле, живущие почти в феодальном унижении. Странная модернистская красота работ таких творцов-визионеров, как Велимир Хлебников (самопровозглашенный «Король времени»), Наталья Гончарова, Владимир Маяковский, Ольга Розанова, едва освещает край, где большая часть не владеет грамотой. В стране живет множество иудеев, мусульман, анимистов, буддистов и свободомыслящих, а в сердце империи Православная церковь несет в народ печальный и витиеватый морализм, против которого восстают и различные секты, и национальные и религиозные меньшинства, и те, чья сексуальная идентичность отличается от большинства, и радикалы.

В работах «1905 год» и «Итоги и перспективы», написанных вскоре после потерпевшей поражение революции, а затем на протяжении всей своей последующей жизни Лев Троцкий разрабатывает особую концепцию российской истории, которая представляет «сближение различных этапов пути, сочетание отдельных стадий, амальгаму архаичных форм с наиболее современными». По его утверждению, капитализм является международной системой, а история, эта взаимосвязь культур и государств, никогда не прибирает за собой.

Троцкий приходит к следующему заключению: «Отсталая страна ассимилирует материальные и идейные завоевания передовых стран. Но это не значит, что она рабски следует за ними, воспроизводя все этапы их прошлого… Вынужденная тянуться за передовыми странами, отсталая страна… усваивает готовое раньше положенных сроков, перепрыгивая через ряд промежуточных этапов… [хотя при этом она] нередко снижает заимствуемые ею извне готовые достижения путем приспособления их к своей более примитивной культуре… Из универсального закона неравномерности вытекает другой закон, который… можно назвать законом комбинированного развития».

Теория «неравномерного и комбинированного развития» предполагает возможность скачка, пропуска различных исторических этапов; то есть допускалось, что самодержавный режим может быть низложен без промежуточной стадии в виде власти буржуазии. Переосмысливая термин, позаимствованный у Карла Маркса и Фридриха Энгельса, Лев Троцкий призывает к «перманентной революции». Он не единственный из левых, кто использует этот термин, – в частности, он опирается на работы весьма неортодоксального марксиста, уроженца Белоруссии Александра Гельфанда (Парвуса), а также других марксистских теоретиков, разрабатывавших аналогичные концепции, – однако становится самым известным; кроме того, он развивает эту теорию в особо важных аспектах.

По утверждению Троцкого, в такой отсталой стране, как Россия, где буржуазия слаба, она не способна совершить буржуазную революцию, которая даст рабочему классу возможность далее самостоятельно двигаться вперед. Но разве может рабочий класс отказаться от своих требований? Его победа будет определяться собственными интересами, он разрушит капиталистическую собственность и выйдет за пределы «буржуазных» достижений. Лев Троцкий в то время не единственный марксист, считавший, что, если рабочий класс находится у руля «перманентной революции», она должна выйти за рамки капитализма. Однако он не усматривает в этом потенциальной катастрофы, как многие другие, и относится к такой перспективе с большим энтузиазмом. Для Троцкого, как и для большинства русских марксистов, международный аспект имеет ключевое значение. «Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата, – пишет он сразу же после событий 1905 года, – рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное господство в длительную социалистическую диктатуру».

В мрачные дни после поражения революции 1905 года некоторые меньшевики начинают признавать необходимость участия партии «против своей воли» в работе правительства и не оптимистично оценивают партийные перспективы в том случае, если не возникнет никаких новых исторических факторов. Они продолжают считать, что рабочий класс должен объединиться с либеральной буржуазией, за которой все еще признают ключевую роль, и выискивают подходящих буржуазных радикалов, которые (по выражению одного из лидеров меньшевиков Александра Мартынова) даже если и будут «субъективно» против революции, но «объективно, сами не желая того», послужат делу революции. Занимая более левые позиции, большевики вместо этого выступают за «демократическую диктатуру рабочих и крестьян». Обе стороны расценивают «прогрессивную» буржуазно-демократическую революцию как весьма желательную, но почти недостижимую долгосрочную цель. Таким образом, большинство воспринимает «перманентную революцию» Троцкого как скандальное чудачество.

В мае 1912 года рабочие принадлежавших англичанам крупных приисков Ленского золотопромышленного товарищества в Иркутской губернии, которые находились фактически на положении крепостных и жили в грязных, переполненных бараках, начинают забастовку. Они требуют увеличения зарплаты, увольнения ненавидимых ими служащих администрации приисков и (вновь проявилась связь экономических и политических требований) восьмичасового рабочего дня. На пути шествия забастовщиков развернуты войска. Руководство золотопромышленного товарищества требует принять меры. Войска открывают огонь. Погибают около 270 рабочих Ленских золотых приисков. Эти события становятся известны как Ленский расстрел.

В Москве и Санкт-Петербурге в знак поддержки рабочих Ленских золотых приисков и осуждения расправы над мирным шествием проходят крупные стачки. Вновь набирает силу стачечное движение. В 1914 году в столице начинается всеобщая стачка, масштабы которой ставят под вопрос возможность мобилизации накануне (как все понимали) приближавшейся войны, неизбежной в связи с острыми конфликтами между великими державами.

Некоторые из деятелей режима осознают, что царская власть не в состоянии вести войну или пережить ее неминуемые последствия. В феврале 1914 года в своей знаменитой «Записке» консервативный государственный деятель, бывший министр внутренних дел России Петр Дурново предостерегает царя, что при неблагоприятном для России течении войны в стране начнется революция. Однако его мнение проигнорировано. В российской элите соперничают друг с другом прогерманская и антигерманская фракции, однако обращенные на восток интересы России, ее союз с Францией и экономические связи с ней обусловливают выступление России против Германии. Не слишком охотно – после обмена срочными вежливыми телеграммами «Ники» с «Вилли» (императором России Николаем II и императором Германии Вильгельмом II), в которых они оба пытаются предостеречь друг друга от военных шагов, – вскоре после начала (15 июля 1914 года) военных действий в Европе Николай II ввергает Россию в войну.

Поднимается обычная в подобных ситуациях волна патриотизма и верноподданнических чувств, происходит сплочение легковерных, отчаявшихся и политически несостоятельных. «Все, – сообщала поэтесса Зинаида Гиппиус, – посходили с ума». Демонстранты громят немецкие магазины. В Санкт-Петербурге толпа взбирается на крышу немецкого посольства и сбрасывает вниз две огромные скульптуры лошадей. Они, крутясь, обрушиваются на землю и превращаются в изувеченные осколки. Русские, имевшие несчастье получить при рождении немецкие имена, бросаются менять их. В августе 1914 года название столицы «Петербург» изменяют на более славянское «Петроград»; в семиотическом протесте против подобного идиотизма местные большевики сохраняют название «Петербургский комитет».

К северо-востоку от центра города, в Таврическом дворце с большим куполом 26 июля 1914 года депутаты Государственной думы голосуют за выделение военных кредитов, за государственные займы для финансирования предстоящей резни. Либералы вновь возлагают на склеротический режим надежды, что тот обеспечит модернизацию страны, в проведении которой они видят смысл своего существования. «Мы не ставим условий, – жеманно улыбается лидер кадетов Павел Милюков, – мы ничего не требуем».