Его совет подумать о событиях прошлого вечера оказался излишним. Я вряд ли способен был забыть эти переживания. Спастись от смерти в самую последнюю минуту – такое могло полностью занять мысли, помимо ужасных обстоятельств, а тут еще таинственность, в которую обернуто все это происшествие и которая сопротивлялась всем моим попыткам понять его. Я думал об этом, вряд ли хоть на минуту забывал о нем весь день, но как ни старался, не мог найти никаких причин такого ужасного и непостижимого преступления.

В четыре часа, пунктуально до минуты, пришел Торндайк и, быстро убедившись, что мне не хуже, чем вчера, сразу перешел к делу.

– Вы провели все визиты, Джервис? – спросил он.

– Да, и отправил все лекарства. До шести делать нечего.

– Тогда, – сказал Торндайк, – выпьем чаю в комнате для консультаций и поговорим об этом деле. Я завладеваю вами, Джардин, – добавил он, – но думаю, что мы должны попытаться разобраться, даже если решим передать дело в руки полиции. Вы согласны со мной?

– Конечно, – ответил я. Мне льстило, что он интересуется моими делами. – Естественно, я бы хотел разгадать эту загадку.

– Я тоже, – улыбнулся Торндайк, – и потому предлагаю, чтобы вы подробно рассказали об этом деле. Я уже поговорил с вашей очень умной служанкой Мэгги и хочу услышать, что было с вами после того, как она ушла.

– Не думаю, чтобы я рассказал вам то, чего вы не знаете, – сдвинул брови я, – однако начну рассказ с того момента, как ушла Мэгги.

И подробно описал все события так, как это сделал для читателя.

Торндайк с глубоким вниманием слушал мой рассказ, время от времени что-то записывая, но не произнес ни слова, пока я не закончил. Потом, быстро просмотрев свои заметки, он сказал:

– Вы говорили о записке, что вам передали. Она сохранилась?

– Я оставил ее на письменном столе, и, вероятно, она все еще там. Да, вот она.

Я принес записку к маленькому столу, за которым мы пили чай, и положил перед доктором, а он взял ее с осторожностью фотографа, достающего мокрый снимок. Я отметил, что полученная в лаборатории привычка к точным, аккуратным движениям оправдывает себя и в повседневной жизни.

– Я вижу, – заметил он, поворачивая конверт и внимательно его разглядывая, – что он адресован «Доктору Х. Джардину». Очевидно, он знает не только вашу фамилию, но и имя. Вы можете это объяснить?

– Нет, не могу. На всех письмах, которые я получаю, написано «Доктору Джардину», и я не подписывал ни сертификатов, ни других документов.

Он записал мой ответ и, достав письмо из конверта, прочел его.

– Почерк скорее образованного, чем полуграмотного человека, и стиль ему не соответствует. Наречие в конце письма противоречит всем выражениям и правильной пунктуации. Что касается подписи, то на нее можно не обращать внимания, конечно, если у вас здесь нет знакомых по фамилии Паркер.

– Нет, – сказал я.

– Хорошо. Если разрешите, я оставлю записку у себя для дальнейших справок. Теперь задам вам несколько вопросов о ваших приключениях. Это поразительное и загадочное происшествие, еще более загадочное, должен добавить, чем кажется на первый взгляд. Но мы вскоре к этому перейдем. Сейчас нас интересует само преступление, явная попытка убить вас, а также обстоятельства, приведшие к нему, и тут возникают некоторые совершенно очевидные вопросы. И первый из них таков: вы можете как-то объяснить эту попытку покушения на вашу жизнь?

– Нет, не могу, – ответил я. – Для меня это совершенная загадка. Могу лишь предположить, что этот человек – склонный к убийствам безумец.

– Склонный к убийствам безумец, – сказал Торндайк, – спасительная мысль поставленного в тупик следователя, его последний ресурс. Но на этой стадии лучше не строить предположений. Будем опираться строго на факты. Вы не знаете ничего, что могло бы объяснить это нападение на вас?

– Нет.

– Тогда следующий вопрос: у вас имелось при себе что-то ценное?

– Нет. Пять фунтов – стоимость всего, что у меня было с собой, включая инструменты.

– В таком случае это исключает ограбление как мотив. Следующий вопрос: выгодна ли кому-нибудь ваша смерть? Есть ли у вас надежды на наследство, на владение собственностью или титулом?

– Нет, – ответил я с легкой улыбкой, – в случае смерти моего дяди я получу одну или две тысячи долларов, но думаю, альтернативным наследником станет лондонская больница. Единственный человек, которому моя смерть принесет выгоду, – могильщик, получивший контракт на мои похороны.

Торндайк кивнул и записал мой ответ.

– Это устраняет наиболее распространенные мотивы предумышленного убийства, – констатировал он. – Могу сказать, что задавал данные вопросы только в качестве обычной предосторожности – ex abundantia cautelae^[4], как говорит Джервис, когда он в судебно-медицинском расположении духа, потому что другие факты, которыми я располагаю, исключают все эти мотивы, кроме, возможно, грабежа.

– Вы недолго собирали эти факты, – заметил Джервис. – Ведь все произошло только вчера вечером.

– Я задал только несколько простых вопросов, – ответил Торндайк. – Сегодня утром я позвонил мистеру Хайфилду, чье имя как адвоката и агента владельцев списал вчера вечером с объявления на воротах фабрики. Мы с ним слегка знакомы, и я смог получить нужную информацию. Она сводится к следующему.

Примерно четыре месяца назад мистер Джилл написал ему и предложил круглую сумму за использование в течение шести месяцев фабрики минеральных вод. Хайфилд принял предложение и заключил договор, по которому помещения и небольшие запасы передаются мистеру Джиллу; остатки запасов возвращаются владельцам по оценке и по истечении срока договора.

Я записал адрес мистера Джилла и отправил моего человека Полтона с вопросами.

Адрес – меблированные комнаты в Западном Кенсингтоне, где Джилл останавливался, когда заключал договор. Он прожил там только три недели и уехал через два дня после даты заключения договора, и хозяйка не знает, куда он уехал, и вообще ничего о нем не знает.

– Звучит подозрительно, – заметил Джервис. – Он сказал Хайфилду, зачем ему нужны помещения?

– Я понял, что речь шла о работах по анализу определенной – вернее, неопределенной – концессии по добыче минерала. Но, конечно, это не дело Хайфилда. Его дело – получить ренту, и, получив ее, он забыл о мистере Джилле. Однако вы понимаете значение этих фактов. Концессия Джилла на эти работы выглядит, как сказал Джервис, подозрительно, особенно после того, что произошло. Но учитывая, что Джилл заключил договор четыре месяца назад, когда Джардин и не думал здесь показываться, становится ясно, что этот договор не может иметь отношения к данной попытке. Он снял это помещение для какой-то другой цели, возможно, для той, о которой говорил. И мы вообще не должны предполагать, что Джилл – исполнитель этого преступления. Вы можете узнать человека, впустившего вас?

– Нет, – ответил я. – Определенно нет. Я вообще его почти не видел. Там было совершенно темно, а когда он зажигал спичку, то стоял за мной или передо мной, но спиной ко мне. Единственное, что могу сказать, – заметил на нем грубые кожаные перчатки.

– Ха! – воскликнул Торндайк. – Мы были правы, Джервис.

Я переводил взгляд с одного на другого и уже собирался спросить Торндайка, о чем он говорит, когда он продолжил:

– Это закрывает еще один след. Если вы не узнаете того человека, то описание Джилла, даже если мы его получим, ничего нам не даст. Нужно начать с чего-то другого.

– Мне кажется, – сказал Джервис, – начинать нам не с чего.

– Да, у нас мало, – согласился Торндайк, – но кое-что есть. Мы установили, что мотив этой попытки не ограбление, не распределение наследства, не личная вражда. Это попытка преднамеренного убийства, но оно не могло быть запланировано более чем за неделю, потому что Джардин здесь только это время и появился он здесь неожиданно. Все указывает на то, что мотив, каким бы он ни был, возник недавно и по соседству. Следует начинать с этого предположения.

– Возможно ли, – сказал Джервис, – что этот Джилл – какой-то маньяк-анархист? Или бандит? Возможно, он арендовал это место, где мог бы тайно совершать убийства и скрывать тела.

– Вполне возможно, – согласился Торндайк, – и, когда мы будем осматривать фабрику – а я собираюсь это сделать завтра, – нам нужно помнить о такой возможности. Но это только отвлеченное предположение. Возвращаясь к вашим делам, Джардин, не было ли во время вашего пребывания здесь каких-то необычных событий?

– Абсолютно никаких, – сказал я.

– Никаких необычных или необъяснимых случаев с пациентами?

– Нет, ничего необычного.

– Никаких смертей?

– Одна. Но этот человек умер до того, как я приступил к работе.

– При этом не случилось ничего странного?

– Нет, – ответил я и тут, с угрызениями совести вспомнив о том, как не был уверен Бэтсон в причине смерти, добавил: – Я на это надеюсь.

– Надеетесь? – переспросил Торндайк.

– Да. Потому что сейчас поздно задавать этот вопрос. Человека кремировали.

Наступило молчание. Оба моих друга словно застыли на стульях, они молча, но очень внимательно смотрели на меня. Потом Торндайк спросил:

– Вы имели какое-то отношение к этому случаю?

– Да, – подтвердил я. – Я пошел с Бэтсоном осматривать тело.

– И вы убеждены в том, что все так, как должно быть?

Я собирался сказать «да». И неожиданно мысленно увидел, как смотрит на меня миссис Сэмвей через плечо Бэтсона со странным, непонятным выражением. А потом вспомнил ее неожиданный гнев и необъяснимую смену настроения. В то время это произвело на меня неприятное впечатление, и сейчас мне тоже стало неприятно.

– Сейчас, если подумать, я в этом не уверен.

– Почему? – спросил Торндайк.

– Ну, – слегка неуверенно сказал я, – начнем с того, что мне не кажется ясной причина смерти. Бэтсон не нашел ничего необычного, когда лечил этого человека, и я знаю, что его смерть была для Бэтсона неожиданной.

– Но ведь он, конечно, принял меры для установления причины смерти! – воскликнул Торндайк.

– Нет. Он считал, что это ожирение сердца и написал в свидетельстве о смерти «болезнь сердца», а человек по имени О’Коннор подтвердил это, подписав сертификат после осмотра тела.

– Просто осмотрев его внешне?

– Да.

Мои друзья многозначительно переглянулись, и Торндайк, неодобрительно покачав головой, сказал:

– Вот как выглядят все эти сложные меры на практике. Случай возможного жестокого отравления едва заслуживает поверхностного осмотра. И так будет всегда. Стандартные предосторожности не помогают в неожиданных случаях. В этом опасность кремации. Она дает отравителю безопасность, которой он обладал в прошлом, когда не было таких наук, как токсикология и органическая химия, когда отравителя нельзя было уличить при помощи эксгумации и анализа.

– Вы думаете, что это может быть отравлением? – спросил я.

– Я ничего не знаю о данном случае, – ответил Торндайк, – за исключением того, что при заполнении сертификата была допущена небрежность. А что вы об этом думаете? Есть ли что-нибудь еще, показавшееся вам неудовлетворительным?

Я колебался, и передо мной снова возникла миссис Сэмвей со странным, зловещим выражением в глазах. Наконец я описал этот инцидент коллегам.

– Миссис Сэмвей! – воскликнул Джервис. – Это та красивая леди Лукреция Борджиа с глазами мангуста, которая приходила сюда утром? Ей-богу, Джардин, у меня мурашки по коже.

– Как я понял, – спросил Торндайк, – вы в это время проверяли пульс покойника?

– Да.

– Полагаю, нет никаких сомнений в том, что он был мертв?

– Ни малейших. Он был холодный, как рыба, к тому же имелось совершено отчетливое ригор мортис.

– Это кажется достаточно убедительным, – сказал Торндайк, продолжая задумчиво смотреть на свою записную книжку.