И только теперь я понимаю, что уже утро. Ну, по крайней мере, здесь. Дети смотрят на меня удивлённо, а вот Соколовский, наоборот, довольно улыбается.

– Дарья, Георгий, поднимаемся, – его спокойствие просто добивает. – Наша посадка уже начинается. Не будем опаздывать.

– Мам, – Гоша напряжённо смотрит на меня, но всё-таки поднимается с места.

– Гордей Захарович, мы сами, – устало говорю я, поднимаясь с кресла. – И билеты у нас уже куплены.

– Да кто же спорит, Машенька, – спокойно отвечает Соколовский. – Только я вас провожу на ваши места. Мне так спокойнее будет.

– Гордей Захарович, а правда, что вы здесь делаете? – Даша сама простота.

Вот дочь у меня за словом никогда в карман не лезла.

– Не могу же я оставить лучшего сотрудника компании в трудную минуту, – Соколовский подмигивает моей дочери, а я хочу его стукнуть.

– А, это теперь так называется, – улыбается Дашка и с умным видом качает головой, а я шокировано смотрю на дочь.

– Дарья! – шепчу я. – Прекрати немедленно.

Но дочь только шире улыбается, а я тихо выдыхаю и радуюсь, что Гоша тоже подключается к разговору с Соколовским. И вот здесь происходит ещё один сбой моей внутренней системы.

Я плетусь за Соколовским и моими детьми и ловлю себя на мысли, что совершенно чужой человек сейчас идёт рядом, а родной отец даже в квартиру не пустил. Это где же я так согрешила?

Тяжёлые мысли затягивают в омут. Я ведь понимаю, что это не конец. Но внутри какая-то наивная часть меня надеется, что у Сергея хватит совести просто развестись и жить себе дальше.

И опять картинка того, как свекровь общается с маленькой девочкой. Почему же мои дети не заслужили такого общения?

Вытаскивает меня из мыслей, что я гоняю по кругу, прикосновение к животу. Соколовский сидит рядом и пристёгивает меня ремнями. Быстро осматриваюсь и замечаю детей через проход.

– Мне кажется, мы поменялись местами, Машенька, – и снова он улыбается, а в тёмных глазах видно отблески света. – Теперь я ухаживаю за тобой.

– Не дай бог, Гордей Захарович, – говорю я хрипло. – Я на ваше место не претендую. И вам на своё не советую.

– А рядом? – неожиданно спрашивает Соколовский, сканируя меня взглядом, а я воздухом давлюсь от его слов.

Это что сейчас было?

Глава 3

– Спасибо за то, что помогли, Гордей Захарович, можете быть свободны, – говорю я устало, смотря в коридор моей квартиры, где, быстро раздевшись, исчезли дети.

– Машенька, вы забыли главное правило, – неожиданно нежно говорит Соколовский и подталкивает меня внутрь. – Проходите, раздевайтесь, у меня есть вкусный чай, – всё это он говорит под мой ошарашенный взгляд и закрывает дверь за собой.

– Гордей Захарович, у вас голова замёрзла? – спрашиваю я и снова чувствую волну злости.

– Машенька, я не могу тебя оставить одну в таком состоянии, – слишком спокойно говорит босс. – Да и чай я твой никогда не пил.

– Что вы говорите? – вскидываю бровь и складываю руки на груди. – А кто вам чаи таскает в кабинет каждый час?

Чтобы смотреть ему в глаза, мне нужно задрать голову. Даже когда я на каблучке, он всё равно выше меня.

– Это не тот чай, – Соколовский само спокойствие, а я снова злюсь. – Я твоего хочу. И надеюсь, что ты выдохнула и погрызла себя нормально за время перелёта, так что давай ты мне сейчас расскажешь, что произошло.

Мне кажется, я просто разучилась разговаривать доступным языком, ну или у меня отключился инстинкт самосохранения. Потому что дальнейшие мои действия назовёшь не иначе как самоубийство репутации лучшего сотрудника.

– Сейчас будет некрасиво и совсем не воспитано, как любит говорить моя Яська, но валите нахрен, Гордей Захарович, – выговариваю каждое слово чётко, чтобы не запнуться, а то мне кажется, что от собственной наглости язык у меня сейчас к нёбу прилипнет.

– Ну нет, – качает головой Соколовский, и губы у него растягиваются в довольной улыбке. – Я туда не хочу. Но замечу, что вот такой ты мне нравишься намного больше.

– А я не хочу вам нравиться, – вот теперь раздражение я не могу сдержать. – Я хочу побыть дома, со своими детьми. Переварить полученную информацию и построить план своей жизни на ближайшие пару лет.

– Согласен принять непосредственное участие в постройке плана, – Соколовский делает быстрый шаг ко мне, ловко разворачивает меня вокруг себя и стаскивает с плеч куртку. – Но от чая не откажусь, Воронова. Не выгоняй босса в первый день Нового года. Плохая примета.

– Ой, мам, да пусть уже проходит! – громко кричит Дашка с кухни. – Чай я уже сама заварила. И поесть бы не мешало.

– Да, мам, – Гоша выглядывает в коридор, где стоим мы с Соколовским. – Гордей Захарович приехал за нами, хотя и не вижу смысла в его рыцарском поступке, – последнее уже тише добавляет сын. – Но накормить его всё же нужно.

– Устами младенцев, – довольно произносит за спиной Соколовский, а я чуть ли не задыхаюсь от возмущения.

Но просто молчу и иду в ванную. Ничего не хочу говорить. Закрываю дверь за собой и прислоняюсь спиной к ней. Слышу спокойные голоса детей и уверенные фразы Соколовского, но не понимаю, о чём они говорят.

Осматриваю это кафельное помещение, и мне кажется, что даже тёплые полы не согревают сейчас меня. Всё давит. И не только стены снаружи, но и внутри давит.

Делаю два шага и становлюсь перед зеркалом, включаю на нём подсветку и смотрю на себя огромными карими глазами, в которых пустота. Тёмные волосы собраны в высокий небрежный пучок, пуловер бежевого цвета, светлые джинсы, прикушенная нижняя губа слишком распухла.

По щеке скатывается слеза. Слишком горячая, слишком обжигающая! За ней спешит вторая, третья, а я только успеваю включить воду и закрыть рот ладошкой, чтобы заглушить всхлип.

Больно. Очень больно! Слёз столько, что я перестаю что-либо видеть. А ещё не могу понять, почему плачу.

Потерянные годы? Несправедливость? Обидно за детей? Или за себя? А может, всё вместе? Мне тридцать шесть, а я…

– Машенька, – в дверь раздаётся аккуратный стук, но вот голос босса звучит слишком настойчиво.

Да чтоб тебя?!

– Мне нужно уехать, но я очень надеюсь, что, когда я тебе позвоню, ты ответишь, – продолжает он, будто зная, что я его сейчас пошлю на небо за звёздочкой.

Хочу что-то ответить, но не выходит. Голоса просто нет. А опозориться ещё больше и начать хлюпать носом перед боссом – это уже край.

Слышу, как он уходит, как закрывается входная дверь, и слёзы заканчиваются в один миг. А с ними и силы.

Умываюсь холодной водой, стаскиваю вещи с себя, бросая всё в корзину для грязного белья. Быстро принимаю душ и выхожу.

Дети тихо разговаривают на кухне, но я не слышу ничего, вот только стоит мне войти, как они замолкают. Оба смотрят на меня слишком внимательно, слишком пытливо.

– Мам, мы здесь подумали, – начинает Даша, но Гоша её перебивает:

– Мы же столько лет и так жили сами. А тебе вообще ещё раньше нужно было развестись, – грозно говорит мой пятнадцатилетний сын. – Отец на две недели раз в три месяца – это даже не муж на час.

– Не говори так, – останавливаю сына, а груди дыра разрастается со скоростью света.

– Мамочка, всё будет хорошо, – ко мне подходит Даша и прижимается с одной стороны. – Теперь хотя бы всё по-честному будет.

Гоша тоже подходит к нам. Я сжимаю детей в объятиях и пытаюсь убедить себя, что оно и к лучшему, что Новый год начался вот так. Вот только никто не ожидает того, что ровно через три часа наше раннее утро начнётся с треша, как любят говорить мои дети.

Глава 4

***

– Сокол, да я тебя таким не видел… Никогда! – Макс сидит напротив меня и ржёт. – Ты что, выиграл очередной тендер? Или у тебя прибавился нолик на счету в банке.

– Не в бабках счастье, Макс, – отвечаю другу, а сам чувствую, что губы сами растягиваются в улыбке.

– Не в бабках, а в детках? – хохочет друг, а я подхватываю.

– И в детках, и в конфетках, и в женщинах, – отвечаю Максу и уже сам ржу в голос, потому что этот идиот подавился глотком вискаря.

– Ты дебил? – спрашивает он, пытаясь откашляться.

Да! И это уже бесповоротно. А ещё я сорвал куш, и главное, теперь его удержать в руках. Точнее, её.

Делаю глоток обжигающей жидкости и откидываю голову на спинку кресла. В кабинете уже стемнело. Через час наступит второй день Нового года, а я… радуюсь и готов убивать.

– Не хочешь объяснить? – спрашивает Макс, успокоив кашель. – А то я начинаю сомневаться в твоей адекватности. Сорвался куда-то за час до боя курантов. Поднял на уши парней из охранного агентства. Слетал в другой часовой пояс, а теперь сидишь и лыбишься будто ты трахался всю ночь, а не в небе зависал.

– Макс, ты меня сколько лет знаешь? – спрашиваю в ответ у друга, не открывая глаз.

– Такие цифры не принято называть, – снова смеётся он.

– Я когда-то делал что-то просто так? – задаю ещё один вопрос, на который мы оба знаем ответ.

– В этом всё и дело, – голос Макса становится уже более сосредоточенным. – И, ты знаешь, я бы мог сказать, как моя бывшая, «седина в бороду – бес в ребро», но тебе-то и кризис не от кого иметь, ты женат был настолько давно, что это больше в легенду превратилось, чем правда.

Да-а-а. Был у меня когда-то опыт. Можно было бы сказать печальный, но любой опыт нам нужен для того, чтобы чему-то научить и показать, как делать не нужно.

Я научился и жил себе спокойно под слоганом: «Я имею всё, что продаётся». А в наше время продаётся всё и все. Я так думал.

– Либо ты говоришь, что происходит, либо я тебе сейчас вмажу, чтобы твои думательные функции вернулись в нужное русло, – уверенно говорит Макс, привлекая внимание.

Поднимаю на него взгляд и усмехаюсь. Он склонился вперёд, упёр руки в колени и слишком внимательно смотрит на меня. Слишком внимательно смотрит.

– А хочешь, я угадаю, что произошло? – снова спрашивает Макс, а я киваю ему в ответ, молча давая согласие на его предположения. – Ты добился своей Марии-Премудрой, она тебе дала, и ты поехал бить морду её муженьку.

А даже не понял, когда начал ржать: а Макс-то, оказывается, слишком проницательный.

– Почти, – посмеиваясь отвечаю. – Я поехал забирать свою Марию-Премудрую из аэропорта, где она ждала рейс домой. Её мудак завёл себе вторую семью, а Маша с детьми оказалась не нужна.

– Них… я хотел сказать, что нормальный подарок на Новый год, – Макс ошарашенно смотрит на меня, а я чувствую, как чёрная ярость снова поднимается внутри.

Я не знаю, зачем позвонил ей вчера. Сидел в ресторане, крутил мобильный в руках и думал о ней.

Я ведь уже привык, что эта женщина, а по-другому и не назовёшь её, обворожительная, притягательная, шикарная женщина не покидает моих мыслей и снов уже слишком давно. Никогда не думал, что у меня такая выдержка.

Я даже девочек выбирал себе по типажу, похожему на неё! Но в последние полгода превратился в конченого малолетку. Да если кто узнает, чем Соколовский занимается поздними вечерами в душе, после трудовых будней, у виска покрутит пальцем!

А вчера ничего лучше не придумал, как позвонить ей. И даже придумал, какой отчёт мне нужен именно сейчас. Но никак не ожидал, что моя Машенька, мой личный секретарь, с железными нервами и стальной выдержкой, кротким характером и внимательная, будет говорить со мной дрожащим голосом.

Через десять минут у меня уже были данные её местоположения, а через двадцать минут у меня был билет на рейс. Пока летел, убедил себя в том, что я не имею права никого убивать, пока меня об этом не попросят, но желание запредельное.

– Либо ты говоришь, либо я тебе и правда вмажу, – серьёзно сказал Макс.

– Этот мудак завёл себе новую семью, – ответил я, чувствуя, как желчь поднимается к горлу. – А Машеньку с детьми даже на порог не пустил.

– Откуда информация? – голос серьёзный. Ни весёлости, ни улыбки. Яровой уже всё просчитывает.