– Дети рассказали, – отвечаю я зло и бросаю взгляд в окно.

Ночь на улице. Отблески огней сейчас напоминают её глаза, в которых стояли слёзы. Но ни единая не упала.

– Пиздец, – выдыхает Яровой.

– В точку, – усмехаюсь я зло.

– Только не натвори дел, Сокол, – слишком быстро добавляет друг.

– Да когда я творил? – бросаю удивлённый взгляд на друга и получаю в ответ скептический взгляд. – Я же только заберу то, что не оценили, не любили и было в недостойных руках.

– Ты сначала у Премудрой своей спроси, нужен ли ты ей, – хмыкает Макс и разливает нам ещё по порции янтарной жидкости. – Что-то мне подсказывает, что она тебя пошлёт быстрее, чем ты подкатишь к ней. Она та женщина, кто знает о тебе слишком много.

– Значит, быстрее привыкнет, – нагло улыбаюсь, но понимаю, что в словах друга есть доля правды.

Нужен план действий. Главное, чтобы помогло. Но кто же знал, что осуществлять ещё не созданный план придётся намного быстрее и самым кардинальным образом.

Глава 5

***

Засыпала я на удивление спокойно. Два дня, проведённые с детьми вместе, поход по магазинам, на новогоднюю ёлку на площади, на каток и в пиццерию стали тем самым лекарством, а ещё ступенькой к принятию того, что Даше и Гоше не особо-то и сложно.

Мне бы ещё рассказать моим подружкам, что случилось, но я только скинула несколько сообщений в наш общий чат, и на этом всё.

Да и не нужно им всё это. Они меня любят, как и я их. Вот только у Яси сейчас пошёл сумасшедший конфетно-букетный период с её бандюком, а Никуля…

Ах да, совсем забыла. Моя Дикая Ника решила спрятаться от всего мира в тёплых краях. Надеюсь, у неё вышло. Я вот, наоборот, ехала, где холоднее, а получила шок-контент.

На развод я подала на следующий день. Через Госуслуги вообще без проблем теперь. А дальше…

Грохот в коридоре заставляет подскочить с кровати и ринуться к входной двери. Дети выбегают за мной из своих комнат, и мы замираем в шоке.

– Ага, значит, не съехала! – голос Зинаиды Дмитриевны пропитан презрением и злобой, а на часах ведь только восемь утра.

– А что вы здесь делаете? – первое, что пришло на ум, то и спрашиваю.

– Приехала контролировать тебя, – шипит свекровь и закатывает по коридору большущий ярко-оранжевый чемодан.

– Что вы приехали делать? – переспрашиваю, а то мне кажется, что я не проснулась ещё, и это очередной дурной сон.

– Контролировать! – Зинаида Дмитриевна бросает на меня презрительный взгляд и, осмотрев вешалку для курток, берёт мою и скидывает на пол. – Буду жить здесь до развода. Чтобы ты себе ничего не оттяпала лишнего.

Вот теперь я даже не могу слов подобрать. Я понимаю, что за моей спиной стоят дети, а передо мной моя свекровь, почти бывшая, но вот почему-то её слова не складываются в нужный пазл.

– Чтобы что я не сделала? – переспрашиваю я снова.

– Ты что, отупела? – выкрикивает она. О да, это её любимое занятие – разговаривать на повышенных тонах и всё время утверждать, что это у неё тембр голоса такой. – Я приехала сюда жить. На законных основаниях.

– У вас в квартире что-то сломалось? – задаю очередной вопрос, начиная понимать, что здесь происходит.

И от этого понимания в груди зарождается буря из злости, обиды и полного непонимания.

– Ты на мою квартиру рот не открывай! – взвизгивает она. – Мне её сын подарил.

– На наши деньги, – сразу добавляю я.

– На его! Ты смотри, какая! Ты что, здесь зарабатываешь? Задницей крутить перед мужиком, да, наверное, ещё и спать с ним – много ума…

– Бабушка! – Гоша не выдерживает первый.

– А рот на бабушку не открывай! Засранец мелкий, – её взгляд наполняется совершенно не любовью, когда она смотрит на моего сына.

Делаю шаг к ней и не даю пройти дальше. Смотрю на эту женщину, что за восемнадцать лет совместной жизни с Сергеем никогда слова доброго не сказала, и пытаюсь в очередной раз найти что-то доброе в себе, чтобы не послать её. Но, к счастью, лимит доброты закончился на пороге квартиры в далёком городке на Севере.

– И что ты сделаешь? – спрашивает она так, будто не я хозяйка этой квартиры, а она.

– Вы сейчас забираете свой чемодан, Зинаида Дмитриевна, и едете к себе домой, – стараюсь говорить ровно, но слышу, как от напряжения мой голос дрожит. – Иначе я вызову наряд полиции, и всей нашей примерной семьёй устроим представление для соседей.

– Я всегда говорила Серёженьке, что ты и мизинца его недостойна! – она уже не говорит, откровенно шипит в мою сторону. – Меркантильная особа. Непонятно ещё, от кого ты этих родила. Ни один не похож на моего сыночка.

– Вы что себе позволяете? – мой голос уже не дрожит, а вот шок выключает все заложенные установки, что пожилых людей нужно уважать. – Какое имеете право вести себя так в моём доме и при моих детях?

– Я имею полное право, – брызгая слюной и зло выплёвывает моя свекровь. – А ты, приживалка, собрала все свои вещички и съехала. А не то…

– А не то что? – холодный, даже больше подойдёт слово ледяной, голос раздаётся из коридора, привлекая внимание всех собравшихся.

Смотрю на стоящего в дверях Соколовского и внутренне вою. Это просто позорище. Не мокрые трусишки, как загадывали мои подруги перед Новым годом, а полная противоположность всему, да еще и с дурно пахнущими последствиями.

– Что и требовалось доказать, – довольно и даже с ехидной улыбкой заключает Зинаида Дмитриева. – Вот и пожаловал твой начальник.

Боже, какой позор. Я так себя не чувствовала… никогда.

Глава 6

– Очень вкусный омлет, Дарья. Твой будущий муж будет счастливчиком, – заявляет Гордей Захарович, сидя напротив меня за столом, а у меня сердце пропускает удар после его слов.

Хочется кричать, что от мужиков одни проблемы и беды. И держаться нужно от них подальше, но я затыкаю себя. Если у меня вышло вот это, то я должна достучаться до разума и быть благодарна Воронову хотя бы за то, что у меня есть дети. Главное, чтобы мой разум не убегал в панике от бушующих нервов.

Руки ещё подрагивают, в голове шум, и я снова проигрываю события часовой давности.

Зинаида Дмитриевна орала так, что все соседи вышли посмотреть, кого же убивают. Причём в прямом смысле слова.

По словам свекрови, её убивали, издевались, а в конце даже насиловали! И только наш сосед с первого этажа, Игнат Валерьевич, дедушка, что помогает всему подъезду, если вдруг что-то сломалось, громко присвистнул:

– Ну не-е-ет, даже я не поведусь на такую, чтобы насиловать!

Свекровь удрала с невероятной скоростью, вот только опозорила на весь подъезд. Эти снисходительные взгляды, даже понимающие, но есть и те, кто за спиной перемоют все кости. Да ещё и босс явился с самого утра. Кстати, о Соколовском.

Поднимаю взгляд на Гордея Захаровича, который увлечённо разговаривает с моим сыном, и только сейчас понимаю, как он инородно выглядит на моей кухне. Слишком идеальный, слишком дорогой, слишком… Даже не могу подобрать слов. И это бесит.

Детям я запретила выходить из квартиры, когда свекровь устроила представление, а вот Соколовский наблюдал всё, стоя рядом со мной.

Но пока в подъезде происходило бесплатное представление драматического театра, дочь, как оказалось, приготовила завтрак.

И вот теперь мой босс сидит за моим столом и есть омлет, приготовленный моей дочерью.

– Гордей Захарович, что вас привело ко мне в выходной и с самого утра? – спрашиваю я, стараясь не казаться грубой.

– Сердце, Машенька, – отвечает, не задумываясь, мой босс.

Мои глаза округляются, вероятно, очень сильно, а мысли уже готовы перейти в речь русскую народную, как Соколовский начинает смеяться тихим бархатным голосом и вскидывает руки в жесте «сдаюсь».

– Только без рукоприкладства, Воронова, – посмеивается он.

И я снова ловлю себя на мысли, что не привыкла видеть своего босса вот таким. Улыбающимся, шутящим, счастливым. Без напускной строгости и брутальности, от которой течёт половина нашего офиса. Вторая физически не может этого делать, так как это мужчины. Но сегодня что-то другое.

– Не-е-е, – рядом неожиданно звучит весёлый голос сына. – Мама не умеет бить. Она только может смотреть так, что сразу начинаешь делать то, что ещё и не говорили.

– Сынок, – бросаю предупреждающий взгляд на сына, и сразу же возвращаюсь к Соколовскому. – А вы, Гордей Захарович, не увиливайте. Что вам нужно?

– Идём, Гошка, там сейчас фильм интересный будет, – неожиданно предлагает дочь и тянет брата из-за стола.

Я не успеваю даже слова вставить, как дети исчезают из кухни. И в тот же миг воздух вокруг становится тяжелее, напряженнее, хотя выражение лица Соколовского не изменилось, но что-то не так.

– Всегда удивлялся, как ты успеваешь и работать, и быть замечательной матерью, – голос Соколовского звучит завораживающе, приглушённо, запуская странные мурашки по коже.

– Гордей Зах…

– Просто Гордей, Машенька, – перебивает меня Соколовский, склоняясь чуть вперёд и укладывая локти на стол. – Я хочу, чтобы ты называла меня Гордей. Мы не на работе.

– Гордей Захарович, вы зачем пришли? – вот теперь он начинает раздражать. – Или у вас случился кризис на личном фронте? А может, вы решили сыграть в благородного рыцаря? – и с каждым вопросом я всё больше раздражаюсь.

– А кто тебе нужен? – неожиданно серьёзно спрашивает Гордей Захарович в ответ.

– Никто, – шиплю я. – Я замечательно чувствую себя так, как есть. Сейчас статус изменю окончательно и стану счастливой.

– Маша, – Соколовский тяжело вздыхает и качает головой, будто разговаривает не с той, кто знает, сколько раз на день ему должны позвонить, или когда и насколько он должен лететь в командировки, а с малолетним ребёнком. – Ты же умная женщина, хотя в этой ситуации это больше проблема, чем достижение.

– А вы, случайно, ничего не перепутали? – закипаю я.

– Твоя свекровь – это же только начало, – Соколовский будто не замечает, что я уже на взводе. – А если отталкиваться от той информации, что поступила мне, твой… как бы его назвать-то поприличнее? – он кривится, будто от зубной боли. – Воронов, в общем. Он тоже скоро заявится.

– Вы пробивали информацию о моей семье? – шокировано смотрю на босса.

– Нет, – спокойно отвечает Соколовский. – Только об отдельном инциденте в твоей жизни.

– Это не этично, – стараюсь говорить ровно, но голос снова дрожит. – Кто вам разрешал?

– Машенька, я ведь не могу оставить прекрасную даму в беде, – голос босса звучит слишком участливо. – Тем более эта прекрасная дама, – он обводит меня рукой, – лучшая женщина в моей жизни.

Я знаю его слишком давно, чтобы не насторожиться. Такой голос босс использует с предполагаемыми партнёрами, когда ему нужно, чтобы всё было так, как выгодно ему. А его слова снова заставляют меня замереть. Даже зависнуть, если можно так сказать. Какая я там женщина?

– Тебе нужна помощь, Машенька. Не нужно быть сильной, когда рядом есть тот, кто может решить твои проблемы. Да и сколько раз ты спасала меня? – добавляет он. – И я обещаю, всё будет в рамках приличия.

– Гордей Захарович, а рамки приличия будут ваши или мои? – уточняю на автомате. – Потому что вы уже перешли все возможные.

– Маша, я ещё даже не переступал черту, – он снова улыбается, а мне кажется, что я иду в ловушку.

– Вы снова увиливаете, Гордей Захарович, – встряхиваю головой, отрывая себя от созерцания его губ. – Что вы узнали о моём муже?

– Бывшем, – слишком резко поправляет Соколовский, но в этот раз без улыбки уже.

Глава 7

Сижу в тёмной комнате на диване и смотрю в окно. Шторы отодвинула, чтобы лучше видеть зимнее ночное небо. Оно сегодня как нельзя лучше отражает моё внутреннее состояние.

– Я не буду ничего предлагать, пока ты не согласишься, – снова на повторе звучат слова Соколовского.