В рамках приличий (страница 4)
– А вам не кажется, что это наглость, Гордей Захарович?
И да, я прекрасно осознаю, что специально грубила сегодня Соколовскому.
Вот хотя бы где-то я могу побыть неидеальным сотрудником!
– Нет, Машенька. Наглость – это изменять такой женщине, как ты. А я всего лишь хочу предложить выгодное сотрудничество.
И почему же меня так ранили его слова? Потому что я прекрасно знаю его натуру. Соколовский – шикарный мужчина. Даже очень. И точно не для таких, как я. Я его не потяну. И нечего пробовать.
Прикрываю глаза, и тяжёлый вздох срывается сам собой с губ. Сейчас бы вспомнить свою бунтарскую юность и закурить. Но подсознание сразу подкидывает фантомный запах дыма сигарет, и я кривлюсь.
Заглядываю внутрь себя и пытаюсь снова проанализировать всё, что произошло. Страшно ли мне? Нет. Я ведь всё это время справлялась со всем сама. Дети, школа, кружки, работа, ремонт, болезни, аллергии, нехватка денег, поездки в санатории, даже элементарный отдых где-то на речке. Всё это я делала сама.
А Сергей позволял себе открыть фото, которые я отправляла ему, только лишь через несколько дней, а в итоге написать, что не нужно ему слать столько одинаковых фото. У него памяти не хватает на телефоне.
Больно? Однозначно!
Больно за потерянное время, за детей, за то, что я ведь и правда любила его, а он…
Любила же? А он любил?
Ой, бли-и-ин. Сейчас бы моя Яська сказала, что я слишком философствую на ночь глядя.
Кстати, нужно написать моим дорогим девочкам, что со мной всё хорошо. Яся с Никой взяли с меня обещание в нашем чате, что я буду писать каждый день хотя бы слово.
Да, мои подруги – это те, с кем мы дружим уже столько лет, что такие цифры неприлично называть в голос. Нам всем нужна разгрузка хотя бы раз в месяц. Собраться за бокальчиком вкусного вина, потанцевать, скинуть с себя всё, что накопилось, и прийти домой довольными, пьяненькими и опустошёнными.
И если мои девочки, Яся и Ника, свободные дамы, то я всё равно каждый раз старалась держать себя в руках. Хотя стоп. Яся больше не относится к кругу свободных. Но то, что досталось ей, лучше обходить десятой дорогой.
И как по мановению волшебной палочки, в наш чат приходит сообщение от Ники.
«Послезавтра у меня. Хочу вас видеть, обнять, выпить и помолчать». – Чётко и по пунктам. В этом вся Ника Дикая.
«Как строго. А что пить будем?» – сразу прилетает вопрос от нашей рыжей красотки Яськи.
«Всё, что на «ш»: шпирт, шамогон, шампанское!» – отвечает Ника, и рядом ржущие смайлики.
«Я буду "Шантане"» – отвечаю я, добавляю улыбочки и закрываю чат.
Понимаю, что улыбаюсь, и тихо благодарю своих подруг. Они умеют чувствовать, когда плохо друг другу. Мы все такие. Каждая переживала пиздец одной из нас совместными усилиями. Не убегали, не прятались. Были рядом.
Уже поднимаюсь, чтобы идти спать, как мне на мобильный снова приходит сообщение, но это не от девочек.
Открываю сообщение и даже не верю сначала своим глазам. На экране отображаются две фотографии. На обеих обручальные кольца, только абсолютно разные. Одно в нежно-розовом футляре, второе – в белом. И камни разные, да даже само выполнение работы разное.
И снизу подпись:
«Машенька, какое тебе больше нравится?»
«Это какая-то шутка, Гордей Захарович?» – задаю я вопрос в ответ.
«Нет. Всего лишь право выбора. Так какое?»
Закрываю чат и ничего не отвечаю. Нужно спать. А это всё… я даже не знаю, как назвать.
Отключаю звук на мобильном и иду спать. Утро вечера мудренее. Так же говорят?
И правда, утро и день проходят вполне себе хорошо. Вызвала мастера, чтобы сменить замки в квартире. Я бы и дверь сменила, но это уже крайность. На удивление, мастер приехал очень быстро и работу сделал хорошо.
Даже вечер прошёл у нас с детьми спокойно и весело. Но вот внутри нарастает какая-то тревога. К чему бы это? Может, к тому, что свекровь моя прекрасная так и не заявила о себе?
А вот следующий день принёс много нового. Я договорилась с соседкой, чтобы она присмотрела за детьми. Отдала ей запасной комплект ключей, хотя Даша с Гошей и смотрят на меня с обидой. Они же взрослые, а я им няньку оставляю. Но мамину чуйку не обманешь.
Я уже собралась выходить, так как с Яськой и Никой договорились, что встретимся пораньше.
Звонок в дверь прозвучал неожиданно. Бросила взгляд на мобильный, не приехало ли такси. Но нет. Да и таксист бы не поднялся к квартире.
Открываю дверь и смотрю шокировано на двоих полицейских в форме и нашего участкового, небольшого щупленького мужичка, что мнётся за этими двумя молодцами.
– Воронова Мария Викторовна? – спрашивает один из полицейских, быстро осматривая меня с головы до ног.
– Да, – киваю я. – Антон Петрович, а что происходит? – обращаюсь к участковому, смотря на него через плечо одного из полицейских.
– На вас поступило заявление, – говорит второй, открывая кожаную папку и доставая заявление, написанное слишком знакомым размашистым почерком. – О нападении, причинении вреда здоровью и незаконном проживании на жилплощади заявителя.
– Машенька, я сам ничего не понимаю, – участковый пожимает плечами, нервно вытирая лоб белым платочком.
– А кто заявитель? – спрашиваю я чисто для формальности, но уже сама знаю ответ на вопрос.
– Воронова Зинаида Дмитриевна, – отвечает один из полицейских и в этот раз слишком демонстративно окидывает меня взглядом.
– Всё чудесатее и чудесатее, – нервно усмехаюсь я и пытаюсь сразу построить порядок действий.
Глава 8
– И на чём основывается обвинение? На словах? Или имеется ещё что-то, более весомое, чем вот эта бумага? – задаю каждый вопрос по очереди, чётко и с расстановкой, и указываю пальцем на заявление моей дорогой свекрови.
И даже смешно становится от того, как эти двое из ларца, наш участковый не считается, перестают улыбаться и напрягаются.
– Гражданочка… – начинает один из полицейских, но я перебиваю его:
– И вы не представились, мальчики. Или я должна на слово поверить, что вы действительно полицейские? В наше-то время? Антон Петрович, а вы знаете этих товарищей, которых привели ко мне? – снова обращаюсь к нашему участковому, игнорируя уже пыхтящих полицейских.
– Мария Викторовна, вам не кажется, что вы забываетесь? – второй всё же соображает быстрее. – Мы ведь можем предъявить вам сопротивление?
– Товарищи полицейские, – складываю руки на груди и обращаюсь уже совершенно другим тоном, но улыбку надеваю, – я вам поставила конкретные вопросы, но ответов не получила. А вот теперь посмотрите, пожалуйста, направо, – из квартиры не выхожу, но рукой указываю в нужную сторону. – У нас на каждой площадке теперь существует всевидящее око, то есть камеры видеонаблюдения. И скажите мне, что будет, если я сейчас возьму записи, которые находятся на нашем домовом сервере, и отправлю их в соответствующие органы?
– Мария Викторовна, мы пришли по конкретному заявлению и должны выяснить всё, – первый из полицейских становится более мягче, а вот второй начинает нервно осматриваться.
– Где согласие на ведение видеосъёмки? Это нарушение…
– Блюстители порядка, добрый день, – раздаётся весёлый голос Соколовского за спиной сотрудников полиции, а я вздрагиваю. – Что вас привело в законные выходные к добропорядочной гражданке, можно узнать?
– А вы кем являетесь гражданке Вороновой? – уже со злостью спрашивает тот полицейский, что был нервным ещё минуту назад.
– Непосредственный руководитель, работодатель и неравнодушный гражданин, – с усмешкой говорит Соколовский и, подойдя к входной двери, становится так, что я оказываюсь за его спиной. – Так что вас привело сюда?
– Машенька, – громко зовёт меня Антон Петрович. – Это кто?
– Соколовский Гордей Захарович, – произношу чётко, смотря в напряжённую спину босса. – Мой непосредственный начальник.
– Вопрос закрыт? – спрашивает босс, а мне так и хочется ему поджопник дать.
Да что же это такое? Откуда он здесь берётся каждый раз, как только начинаются приключения?
Опускаю голову вниз, смотря на то самое место, что так и просит пенделя, и слышу нервный голос полицейских:
– Мы пришлём вам уведомление. Нужно будет явиться для разбирательств.
– Ну нет, ребята, так дела не делаются, – а вот теперь голос Соколовского приобретает совершенно другой оттенок.
Опасный, властный, предупреждающий.
– Заявление предоставьте, – говорит он спокойно. – Я не заберу, не волнуйтесь. Но фото сделаю. И номер его тоже нужен, чтобы сравнить с датой занесения в ваш журнал фиксации. Так же вроде называется у вас всё?
Слышу, как кто-то слишком шумно сглатывает, и злюсь. Я бы и сама всё это сделала. Зачем лезть? Да и кто просил Соколовского вставлять свои пять копеек?
Но предупредительно молчу, потому что понимаю: если открою рот, будет снова много некрасивых слов.
Срабатывает затвор камеры на мобильном телефоне, и он приводит меня в чувства.
– Как всё оформите, не забудьте также приложить все справки, где будет зафиксировано нанесение телесных повреждений. И фото тоже, – произношу строго.
Хватаю Соколовского за руку и завожу в квартиру, чтобы закрыть дверь.
А ведь хорошее же настроение было. И планы были шикарные.
– Машенька, я тебя не узнаю, – голос Соколовского снова становится мягким и участливым.
– Гордей Захарович, вы за мной следите? – моё предположение до того неожиданное, что я и сама не верю, что спрашиваю это.
Но такой вариант событий первым пришёл мне на ум. Ну а как иначе объяснить, что Соколовский второй раз оказывается рядом, когда у меня начинается бесплатный театр?
– Машенька, вы что, такого низкого мнения обо мне? – удивлённо спрашивает Соколовский, но его дальнейшие слова заставляют замереть. – Всего лишь дал задание ребятам из службы безопасности.
Смотрю на Соколовского, заставляю себя моргать и думать о радугах и единорогах, чтобы не представлять казнь этого наглого босса.