Мы с Аннетой сидели за столиком моего любимого заведения. Далеко не самое респектабельное в городе, но именно отсюда открывался великолепный вид на ночной Клаундстон, и лучшего не найти. К игристому вину претензий не возникло, копченый сыр оказался бесподобен, а местные фрукты настолько хороши, что можно лакомиться одним их ароматом. С погодой повезло тоже и потому крупные звезды южного неба усыпали весь небосклон. Есть в них что-то невообразимо притягательное и, если долго в них всматриваться, начинает казаться – еще немного, и тебе откроется главная тайна Вселенной. Что может сравниться со звездами? Разве что глаза любимой женщины, когда она задумывается перед тем, как ответить на мой вопрос. Или, когда о чем-то спрашивает. Или просто молчит. Я блаженствовал, старательно пытаясь гнать от себя мысли о бесконечных проблемах, которые обрушатся завтра с утра.

– Было весело, – наконец, сказала Аннета. – Особенно когда на сцене появлялась Люсия. Мне кажется, эта актриса недооценена, у нее огромный талант, и она непременно должна быть примой, а не подвизаться на вторых ролях.

– Предлагаешь мне навести в театре порядок?

– Нет, я о том, что судьба бывает несправедлива даже к таким красавицам.

– Ты несравненно лучше.

И я не льстил.

– Возможно. Даниэль, мы теперь редко видимся.

Она была права. Мои постоянные разъезды в последнее время стали обыденностью, как бы не хотелось их сократить. Назавтра нам предстояла очередная разлука, и оставалось только надеяться – она будет короткой.

– Когда-нибудь все закончится.

– Закончится, – эхом ответила Аннета. – Даниэль, но ведь может такое случиться, что войны не произойдет?

– Одна надежда, что его величество Аугуст насмерть свалится с лошади, иначе его не остановить.

– Почему ты так думаешь?

– Тому есть причины.

Чем больше я узнавал об этом человеке, тем меньше оставалось сомнений в его психологии: он – игрок. Аугуст затевает войну с прогнившей, но все еще могучей Ландаргией не потому, что желает остаться в истории великим завоевателем, или сделать империей некогда захудалый Нимберланг, дело в другом.

Я находил себе удовольствие в дуэлях совсем не по той причине, чтобы доказать всем: Даниэль сарр Клименсе – лучший. Нет. Ничто так не горячит кровь, как осознание – малейшая промашка закончится смертью. Или даже не ошибка, но случай, неудачное стечение обстоятельств, а они всегда выше нас, и их невозможно предугадать. Вот и Аугуст. С Нимберлангом соседствуют страны, которые уступают ему во всем. Казалось бы, легкая добыча, но они до сих пор суверенны в связи с тем, что представляют для него мизерную цель, а ему подавай крупные. Такие как вынужденные капитулировать Айвистания или Конбригор. Они тоже не лишились суверенитета, разве что теперь их экономика работала на Нимберланг. Казалось бы, у Аугуста была возможность значительно увеличить армию, но ничего подобного не произошло. Почему? Наверное, по той причине, что на шахматной доске ограниченное количество фигур, и будь любезен пользоваться только ими.

– Он игрок, Аннета. У него собственная игра, где мудрость шахмат слилась с карточным расчетом и азартом дуэлей. Так что война неизбежна. Поедем домой?

– Хотелось бы побыть здесь еще. – Аннета смотрела с надеждой. – В том числе, и ради тебя самого. Тут покой, и ты даже выглядишь иначе, расслабленно. Дома все будет иначе.

Там меня поджидал переполненный энциклопедиями, справочниками, географическими альманахами, статистическими выкладками, отчетами доверенных лиц и прочим кабинет, и все это требовало к себе немедленного внимания. Если повезет, освобожусь к середине ночи. Не получится, полюбуюсь встающим над солнцем морем, торопливо приласкаю жену, и высплюсь уже в седле.

Отчетливо понимая – нельзя за короткий срок восполнить пробелы сразу во многих областях, я ничего поделать с собой не мог. Вместо этого посреди ужина вскакивал на ноги и бросался кабинет, молясь о том, чтобы внезапно посетившая мысль не улетучилась прежде, чем успею ее записать.

Для этой же цели рядом с моей постелью всегда находились чернильница и чистые бумажные листы. Изредка я взывал к небесам. Не для того, чтобы избавиться от этого безумия – просил их дать мне возможность не перегореть. Или вдруг измениться настолько, что апофения станет для меня не просто абстрактным понятием.

– Какие у тебя планы на время моего отсутствия?

– Скучать, и ждать твоего возвращения, какие они могут быть еще? Прогуляемся по набережной? – Аннета опередила меня с предложением.

– С удовольствием.

– Еще немного, и я начну его ненавидеть, – когда мы уже ехали в экипаже, сказала Аннета.

– Кого именно?

– Море, кого же еще? Иногда мне кажется, что ты любишь его больше меня.

– Выдумки! С морем нельзя целоваться. А еще оно не умеет как будто бы ненароком соблазнять.

– И в голову бы никогда не пришло.

– Скажи лучше, что не хочешь признаваться, вот и все. Антонио, останавливайся, и жди нашего возвращения, – приказал я извозчику. – Мы нескоро.

– А это еще зачем? – с интересом спросила Аннета, наблюдая за тем, как я снимаю изукрашенный позументами камзол и укладываю его на сиденье. На премьеру водевиля собралась вся городская знать, и пришлось соответствовать, но там, куда мы пойдем, он будет бросаться в глаза. Идея пришла ко мне неожиданно, а заезжать домой, чтобы переодеться я посчитал пустой тратой времени.

– После узнаешь. Кстати, где тут можно купить корзинку?

– А она-то тебе к чему?

– Не с пустыми же руками? Остается только надеяться, что корзинка найдется там, где и все остальное. Хотя подойдет и мешок. Да, не мешало бы оторвать с твоего платья шлейф. Определенно он будет тебе мешать.

– Еще чего! А затем его отрывать?

– Чтобы ты не падала через шаг.

– Даниэль сарр Клименсе, я требую от вас объяснений! – Аннета правильно выбрала тон, который обычно и предшествует дуэли.

– Все очень просто, леди Аннета. Видите огоньки вдалеке? Это костры. К ним-то мы и пойдем. Хочешь побывать на празднике?

Казалось бы, вот она набережная, где полно заведений на любой вкус и толщину кошелька. Но раз в год на пляже собирается разношерстная компания. От докеров, ремесленников, крестьян, и даже нищих, до дворян с длиннющей родословной в обществе обвешенных драгоценностями дам, купцов всевозможных гильдий, банкиров и профессуры местных университетов. Такого не было нигде, где мне только не удалось бывать, и даже слышать о чем-то подобном не приходилось.

– На праздник Вседозволения?! Хочу, очень хочу! Столько о нем слышала и ни разу не довелось!

– Почему? – я с интересом наблюдал за ее реакцией.

– Даниэль, ты вначале вдумайся – как этот праздник называется?! Приличные девушки без кавалеров на него не приходят. Да и кто бы меня туда отпустил даже с ними?! Как будто не знаешь, какая строгая у меня тетушка.

– Кстати, тебе придется сыграть роль.

– Какую именно?

– Я буду парнем из простонародья, которому удалось охмурить благородную даму. И не вздумай снимать драгоценности а, тем более, обручальное кольцо!

– Это еще почему?

– Потому что его сниму я. И тогда получится, что твой муж, наверняка старый, но состоятельный, скрипя зубами от ярости ждет, когда ты вернешься домой под утро, что наверняка случается далеко не первый раз. Мы будем укором тому, что браки должны заключаться не по расчету, а по любви.

– Полагаешь, у тебя получится сыграть роль парня из народа?

Корзинка с вином и другими алкогольными напитками к тому времени начала оттягивать руку: я не поскупился, чтобы нам обрадовались возле любого костра. Отличный повод поставить ее на песок, снять обувь, подвернуть почти до колен брюки, закатать рукава и взъерошить волосы.

– Ну и что со мной теперь не так?

Украшения в нашем роду мужчинам носить не принято, а медная ладанка на груди таковыми не является.

– Для начала научись сморкаться в пальцы и вытирать их о штаны. А заодно ругаться бранью, избегать заумных терминов, и почаще использовать слова-паразиты. Не говоря о том, что походка у тебя должна быть такой, как будто ты в любой миг готов дать стрекача. Ну и взгляд соответствующий – где бы чего украсть, а не: «одно неосторожное слово, взгляд, жест, и я проткну тебя насквозь!», – забавлялась Аннета.

– Можно подумать, все они такие и есть. Я вполне могу оказаться и приличным человеком. Конюхом самого бургомистра, владельцем скобяной лавки, а то и вовсе преподавателем риторики. Кстати, последний – чем не вариант? Во всяком случае, ругаться нужды не станет.

– Фи! Полагаешь, благородная дама на таких клюнет? Наставить мужу рога с учителем танцев – какая рутина! К тому же зачем их волочь за собой на праздник Вседозволения? Кавалер в этом случае должен быть личностью! Чтобы и гордиться им, и ревновать по малейшему поводу. Ну и страстно отдаваться между делом.

Аннета произнесла фразу таким тоном, как будто только адюльтерами и занимается. Заставив меня улыбнуться, предусмотрительно отвернув лицо, чтобы не пугать ее неприятной гримасой.

Логика в ее словах, несомненно, была. Любительницам острых ощущений подавай именно их. Ну и какие они могут быть в случае с тем же садовником? Рутинное дело, как выразилась она сама. Другое дело – удачливый контрабандист или знаменитый разбойник.

– Аннета, думаю, нам стоит позаботиться о том, чтобы наши имена остались втайне.

Придумай какие-нибудь себе и мне, отшучивайся, переводи разговор на другую тему…

– А смысл? Думаешь, тебя не признают?

– Надеюсь.

– Ну и зря.

Разговаривая, мы добрались до взметающих искры высоко в небо костров, издалека услышав звуки музыки, пение и громкий веселый смех.

– Все, тебе пора принимать нетрезвый вид.

– А можно, я приму другой, который мне по душе куда больше?

– Ну и какой же?

– Такой, что я люблю своего мужчину кем бы он ни был. Думаешь, я полюбила тебя из-за того, что у тебя на боку болтается шпага?

– И где ты ее увидела?

Посещать театр при шпаге – не хватает только засунутых за пояс пары пистолетов. Кроме того, там, куда мы пришли, принято быть без оружия. Меня убеждали, что здесь безопасней, чем на дворцовой площади во время коронации.

– Тебе идет, – разглядывая мое новое обличье при свете костра, резюмировала Аннета.

– Туфли снять не желаешь?

– Еще чего!

– А если они потеряют вид? Морская вода точно не пойдет им на пользу.

– Мужу только намекну, и он мне дюжину новых купит. Это с тобой я по зову сердца, мой милый учитель риторики, – лишь теперь я увидел, что Аннета держит их руке.

Костров на пляже было не меньше десятка, но мы выбрали самый огромный из них, расположенный чуть в стороне от других, и почти у воды. Тот, вокруг которого было больше всего народа.

Вообще-то я ожидал увидеть нечто вроде вакханалии. Визгливо смеющихся полураздетых дам, зазывно стреляющих по сторонам томными взглядами. Пьяных господ, оценивающе их разглядывающих, перед тем как приступить к решительным действиям. Ничего подобного не происходило: народ веселился. Случалось, когда из темноты выныривали парочки, и при желании истолковать причину их недолгого уединения можно и таким образом. Но во всем происходящем не имелось даже намека на пошлость. Звучащие вокруг шутки были остры, но не скабрезны. Струнный септет, наверняка состоявший далеко не из последних музыкантов Клаундстона, играл так, что казалось, за их слаженностью стоят годы совместной практики. Чего точно быть не могло – достаточно взглянуть на их наряды различной степени дороговизны.

Мы, под одобрительные возгласы поставив корзинку в общую кучу возле импровизированного стола, нашли себе место на побелевшем от солнца и соли стволе принесенного волнами дерева.

– Даниэль, долго мы здесь пробудем? – Аннета с живым интересом разглядывала происходящее вокруг нас.