– Был бы мост – не было бы проблем, – ответил вместо Шубина лейтенант Зеленчук и насмешливо поинтересовался: – Что, не хочется на себе ящики с боезапасом таскать?

– Я работы не боюсь, – с обидой в голосе ответил Сапрыкин. – Я до войны кем только не работал – и в шахте коногоном, и грузчиком, и пожары тушил…

– Извини, не хотел обидеть, – добродушно отозвался Зеленчук.

– И сколько времени это займет? – поинтересовался Одинцов, имея в виду переноску груза через реку.

– Желательно за час управиться, – ответил Шубин. – Но это – крайний срок. Чем быстрее и тише мы переберемся на ту сторону, тем лучше и безопаснее для нас. Не стоит привлекать суетой у берега внимание немцев. Они хотя и не знают, что неподалеку от их позиций есть брод, но берег периодически обходят, контролируют. Поэтому надо будет сначала разведать ту сторону берега, осмотреть там все как следует, а потом уже добро партизанам на переправу давать.

– Широкая в месте перехода река? – поинтересовался Зеленчук.

– Мерить не мерил, но, насколько я помню, не так чтобы очень широкая, – чуть помешкав с ответом, ответил Шубин. – А что?

– Есть у меня одна идея, – произнес лейтенант. – Но пока я ее озвучивать не буду. Придем на место, осмотрюсь, потом скажу. Или не скажу, если, по моему мнению, эта идея не сработает. Не люблю прыгать через голову.

– Ну, добро. Пусть будет так, как говоришь, – кивнул Шубин.

Честно признаться, Глебу понравился этот молодой и сметливый лейтенант. Чувствовал Шубин в нем что-то близкое себе. Не просто симпатию, а что-то более существенное. Зеленчук напоминал Глебу его самого, каким он был еще в самом начале своей службы в разведроте – таким же собранным и энергичным одновременно.

Где-то в той стороне, откуда пришел отряд, время от времени вспыхивали и, падая, шипели звездочки запущенных немцами ракетниц. Они освещали берег и гасли, словно растворялись в темных водах реки. Следом за ними вступал в недолгий разговор с тишиной пулемет. Замолчит пулемет – прочертит со свистом небо стрела летящего на нашу сторону снаряда, запущенного немцами из пехотного скорострельного миномета, и все начинается заново: ракетница, стрекот пулемета, минометные снаряды… как по очерченному кем-то невидимому кругу.

– Тридцать четвертый «Гранатверфер» жару дает, – прислушиваясь к звукам летящих снарядов, определил Зеленчук.

– Угу, – согласился с ним идущий рядом Одинцов и добавил: – Скорее всего, дымовые пятисотграммовые используют. Экономят, гады, осколочные снаряды. Для нашего наступления приберегают.

Разговор не клеился. Может, смысла в разговорах по пустякам никто не видел, а может, просто настроения говорить ни у кого не было. Шубин обдумывал, как бы незаметнее переправиться отряду через реку, чтобы не привлекать внимания немцев. Да и у остальных идущих рядом с ним разведчиков наверняка были какие-то думы и чаяния, заставлявшие их шагать молча.

Когда наконец вышли к месту, где нужно было спускаться к реке, Шубин остановился и дал команду остановиться всему обозу. К нему подошли Энтин с Жулябой.

– Слышь, старший лейтенант, – повернулся к Одинцову Глеб. – Идите с ребятами на ту сторону. Обследуете берег и подлесок. Отправите Жулябу ко мне, если все будет спокойно, и можно будет переправляться, а сами оставайтесь на том берегу, чтобы при необходимости прикрыть переправу.

Одинцов кивнул и направился следом за Энтиным к реке. Жуляба, отстав на несколько шагов, последовал за ними. Шубин прислушался, но, кроме шелеста листьев над головой и привычных для леса ночных шорохов, ничего не услышал. Замолчали даже далекие раскаты минометного обстрела и трескотня немецких пулеметов. Минут десять было тихо. Но неожиданно где-то в той стороне, откуда шел отряд, опять приглушенно застрочили автоматы, коротко забухали взрывы гранат, а затем далеким кузнечиком вновь затрещала пулеметная очередь. Все, включая Глеба, с беспокойством повернули головы и молча стали прислушиваться к далекой, но от этого не менее тревожной музыке боя.

– Что это, как думаешь, капитан? – подошел к разведчикам Клименко.

Глеб промолчал, не зная, что ответить, но потом предположил:

– Может, наши решили разведку боем произвести?

– Нет, это отряд лейтенанта Смирнова немцев отвлекает, – уверенно сказал лейтенант Зеленчук. – Я с ним разговаривал перед уходом из части. Он сказал, что Ларионов отправляет его группу на левый фланг, к реке, чтобы отвлечь немцев, пока мы на их правом фланге будем реку вброд переходить и в партизанский отряд пробираться.

– Что-то уж очень громко немцы на них отвлеклись, – с беспокойством высказался радист Сапрыкин.

– А что о второй группе известно? – поинтересовался Шубин у Зеленчука. – Говорили, что для отвлечения немцев два отряда будет задействовано.

– Про второй отряд я ничего не знаю, – признался Зеленчук. – Да и Смирнов тоже. Я интересовался у него, говорит, что это секрет, только полковник Ларионов знает, из какого еще полка отряд разведчиков будет отправлен в тыл.

Пока так гадали и рассуждали, далекий бой утих, и над рекой снова воцарилась тишина.

– Ты хотел рассказать о своей идее, – напомнил Глеб Зеленчуку. – Говори, что такого гениального надумал. Самый раз поделиться мыслями, а то скоро уже переправляться будем.

– Да и не гениальное это вовсе, – смутился лейтенант. – Просто мысли кое-какие… Обычные мысли, как удобнее и быстрее перетащить груз на тот берег.

– Ладно, не оправдывайся. Говори, я внимательно слушаю, – подбодрил молодого разведчика Шубин.

– Просто я хотел предложить встать цепочкой по мелководью и передавать ящики с телеги друг другу, а не бегать туда и обратно по воде, – сказал Зеленчук и по реакции Шубина понял, что идея его не такая уж и новая и раньше приходила в голову не только ему.

Но Глеб хотя и улыбнулся, оценив «гениальность» и простоту плана лейтенанта, но насмешничать не стал. Не в его, Шубина, правилах смеяться над молодыми и не очень опытными разведчиками. А ведь, несмотря на заслуженный им орден, Зеленчук именно таким разведчиком и был – совсем еще зеленым и малоопытным. Ему-то всего двадцать один, и сколько он мог навоевать? От силы годик с небольшим. А какой можно получить в разведке опыт за год нашего наступления на всех фронтах? Совсем даже небольшой опыт. Вот такая получалась арифметика. К тому же не был этот парень в таких больших передрягах и ситуациях, в которых в свое время побывал Глеб, когда наша армия еще только отступала под напором немецких захватчиков. Когда не было у командования даже мыслей о скором нашем наступлении, а были только надежды, связанные со скорым переломом в так внезапно начавшейся войне. Когда окружались врагом целые полки, дивизии и армии. Когда солдатам, а наравне с ними и генералам приходилось с большим трудом выходить из этих окружений. Когда им, разведчикам, необходимо было выискивать чуть ли не мышиные лазейки в мощной стене немецкой армии и выдумывать самые немыслимые способы, чтобы помочь остаткам этих армий, дивизий и полков прорваться из окружения и не свариться всем заживо в погибельном огневом котле. Или что еще хуже – не попасть в плен. Тогда вся тяжесть ответственности вывода попавших в окружение легла на плечи разведчиков. И хотя Шубин знал, что многие могут с ним не согласиться, но он считал, вернее, знал по собственному опыту, что отступать на войне всегда тяжелее, чем наступать. Не только в моральном смысле, но и в физическом. Тяжело оставлять врагу свою землю на растерзание, но еще тяжелее выжить в аду окружения.

Все эти невеселые мысли единым мигом промелькнули в голове Глеба, и он серьезным тоном произнес:

– Неплохо соображаешь, лейтенант. Мне и самому такие же мысли в голову приходили. Вот только боюсь, что нам людей не хватит на всю ширину реки.

– Так ведь можно двух или трех человек на тот берег послать. Пускай они по очереди принимают ящики у последнего в цепочке и складируют, – предложил Клименко, который с интересом слушал разговор Шубина с молодым лейтенантом. – Кстати, Лесю можно послать покараулить, пусть кого-нибудь из твоих ребят сменит. Она любому из вашей разведки фору даст. Слух у нее чуткий, как у ночной птицы.

– Так и сделаем, – согласился Шубин. – Надо только дождаться возвращения Жулябы.

Прошло еще полчаса, и наконец Глеб, который всматривался в темноту берега, заметил возвращавшегося из разведки Жулябу. Тот шел спокойно, неторопливо, и это говорило о том, что вокруг никаких немецких засад или патрулей не наблюдается.

Шубин повернулся к Клименко:

– Давай, Иван, пускай людей к берегу. По одному только, а не всем скопом. Леся и еще двое пускай идут первыми на тот берег. Она скажет Одинцову, что я приказал ее вместо Энтина поставить в охрану. Энтин и твои ребята будут забирать ящики и относить их в подлесок. Нечего громоздить их на открытом месте. Понятно?

– Ясное дело, – ответил Клименко.

– Подашь мне знак, как только все твои люди будут расставлены по местам. Я дам команду вывести первую телегу на берег. Взрывчатку и мины будем разгружать в последнюю очередь под руководством лейтенанта Реброва. Лошади пойдут через реку только после того, как груз со всех трех телег окажется на том берегу, – продолжал объяснять правила переправы Шубин. – О том, что всю работу следует выполнять быстро и тихо, думаю, говорить не надо.

– То ж ясно как день, – отозвался Клименко и пошел выполнять приказ.

Вскоре на берег из леса стали выходить безмолвные тени. Три из них первыми пошли за Жулябой, который уверенно повел их к месту, где начинался брод. Небо после недавних ливней прояснилось, и облака не закрывали уже ставшую полной луну. Вода серебрилась, и течение на мелководье было отличным проводником для переходивших реку людей.

Как только все русло заполнилось людьми, на берег вывели первую бричку. Лошадь, почуяв воду, звучно фыркнула и потянулась к ней мордой, но пить ей не позволили, развернув в сторону леса. Общими усилиями притащили и телегу чуть ли не к самой кромке воды и стали быстро освобождать от ящиков. Работа шла так ловко, что минут через пятнадцать начали разгружать уже вторую бричку. С ней управились тоже довольно быстро. А вот с третьим грузом – минами и взрывчаткой – пришлось повозиться. Лейтенант Ребров, который сам правил лошадью и нес ответственность за этот весьма ценный для выполнения предстоящего задания груз, лично вынимал из телеги ящики и передавал их дальше по цепочке.

– Передайте, чтобы эти ящики ставили отдельно от всех остальных, – попросил он. – Негоже, если хоть один из них попадет в другую телегу. И смотрите, чтобы ни один ящик не намок, – приговаривал он, осторожно, словно мать дитя, передавая очередной ящик в руки партизана Якова Дуцько. Тот первый принимал груз на этом берегу и передавал далее.

Как ни торопил всех Глеб, как ни старались партизаны и разведчики, но в один час они все-таки не уложились.

– Ничего, товарищ капитан, – успокаивал его Клименко, – это мы только разгружались долго. А загрузим мигом.

– Нам до дороги надо дойти до рассвета, – сказал Шубин. – А дальше пойдете одни. Я думаю со своими ребятами попробовать до первой линии обороны немцев добраться…

Еще когда планировали операцию в штабе армии, было решено, что партизаны будут добираться до расположения отряда той дорогой, которой Шубин и Котин уходили на поиски летчика. Хотя она была несколько длиннее, зато подальше от Радивилова, где, по данным дивизионной разведки, наблюдалось большое скопление войсковых соединений или эсэсовской пехоты. Что-то на переднем крае у немцев явно происходило. Что-то, что предстояло еще узнать. Для того и был послан отряд разведчиков, чтобы поймать «языка» – какого-нибудь сведущего в этих передвижениях войск генерала – и доставить его в штаб армии для допроса.

Шубин рассчитывал, что такого генерала можно будет найти на первой линии обороны, о чем и высказался тогда Ларионову.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовался полковник.