Спустя несколько часов Кирилл уже сидел у костра, положив кристалл на ладонь, и не отрывал от него взгляда. Огонь за его спиной потрескивал, освещая стены пещеры, но этот свет был тусклым рядом с тем, что исходило от находки. Камень дышал – не просто сиял, а жил. Иногда свет становился мягким, как лунное свечение на воде, а иногда – резким, пронзительным, словно в нём вспыхивал гнев зверя, которому он принадлежал.

Мысли крутились, как воронка, затягивая его всё глубже. Первая мысль была простая. Ему надо было сохранить подобные находки. Спрятать кристалл в какой-нибудь тряпке, унести с собой, как величайшее сокровище. Даже если он не понимал, что именно держит в руках, он чувствовал – это не обычный камень. Здесь была сила, ценность, возможно, больше, чем золото или оружие. Он вдруг вспомнил, как в детстве в сказках у прадеда на полке стояли куски кварца и гранита, которые старик называл “сила земли”. Тогда Кирилл улыбался, думая, что это просто красивая сказка. А теперь в его руке лежало нечто, что действительно казалось силой – осязаемой, густой.

Но в тот же миг его вторая мысль била тревогой. Что это может быть опасно. Что если кристалл – не дар, а обуза? Ведь зверь погиб, но его сила не ушла. Может, в этом куске сияющей материи заключён остаток ярости и инстинкта убийцы? Что если, держа его рядом, он сам будет становиться другим – грубым, яростным, голодным? Он вспомнил ночной сон, в котором мир показывал себя образами. Что если это тоже часть того мира, который наблюдает за ним, испытывает его? Может, сам факт обладания кристаллом сделает его мишенью? Вдруг другие твари учуют его запах, его сияние?

Эти мысли заставили Кирилла прижать кристалл к земле, почти собираясь отшвырнуть его прочь. Но пальцы не слушались. В них было странное чувство – как будто кристалл сам не отпускал его.

Третья мысль была дерзкой, и даже пугающей. О том, что подобный предмет можно было бы использовать. А что если это ключ? Если в этом мире магия не где-то вокруг, а внутри таких вот вещей? Люди, жившие здесь, наверняка знали это. Может, именно кристаллы были для них источником силы, топлива для ритуалов, для оружия, для защиты. Может, если он научится понимать, как “включать” кристалл, то сможет хотя бы частично взять под контроль эту реальность.

И в этот момент Кирилл впервые поймал себя на мысли, что в глубине души хочет попробовать. Да, это было опасно. Но ещё опаснее – оставаться здесь голым и безоружным, среди чудовищ, которые даже в схватках друг с другом использовали силу, выходящую за рамки обычной природы.

Он перевернул, а потом и покрутил кристалл между пальцами. Свет внутри будто отозвался на его мысль – вспыхнул чуть сильнее, словно подтверждая её. От чего парень слегка вздрогнул. Сердце ускорило ритм. Он почти услышал в голове тонкий шёпот – или ему показалось? Не слова, не фразы, а намёк на присутствие. Словно кристалл понимал, что его держат, и отвечал.

Он резко закрыл ладонь, спрятав сияние. Сидел, стиснув зубы, и пытался решить, что ему лучше сделать дальше. Если сохранить, то он будет в безопасности, но такая “находка” всё равно станет тяжёлым грузом… Если использовать – это может дать шанс, но может и уничтожить его самого… Если выбросить – он, возможно, потеряет единственный ключ к выживанию в этом странном мире…

И чем больше парень думал и анализировал, тем яснее ему становилось, что отказаться он уже не мог.Кристалл будто стал частью его, связался с ним в тот самый миг, когда он впервые коснулся его холодной поверхности.

Он вздохнул, завернул находку в кусок грубой кожи ящера и спрятал у груди, ближе к сердцу.

– Если этот мир действительно ждёт чего-то от меня… – подумал он вслух, – значит, этот кристалл – первый шаг.

На следующее утро Кирилл проснулся уже с решимостью. Просто сидеть у костра и ждать – значит умереть. Первым делом он вспомнил стариковские байки прадеда-лесника:

“Если не знаешь, какой будет завтра, готовься к худшему.”

И здесь, в этом странном мире, где вода текла вверх, а звери дышали светом, худшее могло прийти в любую секунду. Он задумчиво взглянул на куски шкуры ящера, сложенные в угол пещеры. Кожа была плотная, чуть шероховатая, с мягким блеском, а по краям уже начинала подсыхать и грубеть. Кирилл понимал, что если он её не обработает, она просто сгниёт. Но чем? На Земле он видел, как прадед в деревне натирал шкуры золой, солью, даже корой деревьев. Здесь у него ничего такого не было. Заже золы для этого требовалось очень много. Так что он пошёл к ручью и, долго возясь, растирал куски шкуры на камнях, поливая водой. Пытался снять остатки жира острым камнем, по сути – примитивным скребком. Ладони горели от мозолей и ссадин, но он упорно повторял движения, будто это был ещё один “алгоритм”.

– Если я повторю достаточно раз – должно сработать. – Упрямо твердил он самому себе. Потом он натягивал куски кожи на заострённые ветви, оставляя их сушиться под открытым воздухом. И впервые подумал о том, что, может быть, эти шкуры станут его первой бронёй. Пусть грубой и неуклюжей, но хоть какой-то защитой от потенциальных угроз. Ведь одежда, в которой он сюда попал, очень быстро придёт в негодность. А ему уж очень не хотелось остаться здесь голым и беззащитным.

Затем пришла мысль о припасах. Одним костром и случайной змеёй сыт не будешь. Кирилл начал присматриваться к местным существам. Часть была явно опасной – вроде тех же ящеров, у которых из пасти исходило свечение. Но были и мелкие – странные зверьки, похожие на кроликов с длинными лапами, или птицы с перьями, блестящими, как металл. Они двигались быстро, но иногда задерживались возле ручья.

Кирилл решил попробовать простейший способ охоты в таких условиях. Для чего, после долгих мучений, сделал несколько петельных ловушек из полос кожи и тонких ветвей. Руки дрожали – слишком хорошо он помнил, как прадед когда-то показывал маленькому ему ловушки для зайцев. Тогда это казалось игрой. Теперь же было вопросом жизни и смерти. Он установил их возле тропинок, где видел следы. Влажная земля у ручья хорошо сохранила отпечатки лап и копыт – значит, звери здесь ходили регулярно.

Параллельно он исследовал местность. Он уходил всё дальше, но каждый шаг давался тяжело. Ландшафт был странным. То скалы вздымались стеной… То почва уходила вниз и открывалась долина, где травы росли выше человеческого роста. Иногда в воздухе висели камни, отбрасывая тени, словно маленькие летающие островки. Кирилл невольно морщился – в его голове это никак не укладывалось. И всё это время он держал в памяти одно важное для него правило:

“Не высовывайся и запоминай.”

Поэтому он осторожно отмечал для себя, какие места кажутся “опасными”. Там, где воздух звенел странным гулом, он обходил стороной. Там, где растения словно тянулись к нему, он тоже не задерживался. Но он фиксировал всё в уме, как аналитик – строил карту… Схему… Логические связи…

Вернувшись к пещере, он проверил ловушки. Сначала ничего, но на третий раз – попался один из “кроликов”. Животное оказалось лёгким, но с сильными задними лапами. Когда Кирилл поднёс его к глазам, он заметил – и в нём был крошечный “узор”. Мельчайшие огоньки под кожей, будто светящийся сосуд внутри.

Немного подумав, он вздохнул и решился. Разделал тушку камнем, опалил шерсть на костре и впервые получил хоть какое-то мясо. Оно пахло иначе, горчило, но было съедобным. Кирилл ел и думал:

“Если я хочу выжить, я должен делать это регулярно. У меня должен быть запас пищи. Если завтра всё изменится – хотя бы несколько шкур и сушёного мяса меня спасут. И дадут определённое время.”

Он привязал первые обработанные куски кожи у входа в пещеру – пусть сохнут и дубеют. А в голове уже складывался список того, что ему может быть нужно. Припасы… Оружие… Укрытие… Всё как в компьютерной стратегии, только теперь вместо курсора – его собственные руки. И чем больше он делал, тем яснее становилось, что теперь у него нет пути назад. Этот мир может быть чужим и враждебным, но если он не начнёт приспосабливаться – он его просто сломает.

……….

Кирилл устроился у тлеющих углей и принялся за дело так, будто каждое движение могло решить – быть ему утром или не быть. Вокруг всё было чужое и жестокое, но в его руках вдруг оживали очень старые, простые ремесла – те, которые когда-то отточил прадед, и те, что записаны в теле человека веками. Как ломать… Как точить… Как связывать и закреплять…

Он начал с самого очевидного – с камня. Разбитый им раньше плоский булыжник ещё оставался в углу пещеры. От него откололась пара острых сколов, напоминающих крошечные лезвия. Кирилл уселся на корточки у ручья, чтобы иметь под рукой воду – она пригодится и для омывания, и для шлифовки. Он приложил скол к камню-наждаку, роль которого выполнял крупный, тёмный валун с шероховатой поверхностью, и стал медленно и ритмично водить по нему остриём. Звук был весьма раздражающий, но однообразный. Тонкий скрип. Как от ножа о стекло. Пыль летела маленьким облачком, пальцы натирались до кровавых мозолей, но через несколько минут край стал чище, острее, готовым резать плоть и стягивать кожу. Это был его первый нож – грубый, но верный.

Дальше – кость. Из позвоночника ящера он вынул длинную, почти цилиндрическую кость. Её пришлось сначала очистить от мяса, аккуратно соскребая камнем и промывая в прохладной воде. Кость была тяжёлая, массивная, внутри – плотная и тёмная. Он осторожно пропилил её край о камень, превращая толстую палку в клин – тонким, но прочным лезвием для разрезов и надрезов. С помощью расколотого вдоль куска он выточил заострённый шил – будущую иглу или шило для пробивки и сшивания кожи.

Пальцы у него дрожали, мозоли рвались – кровь проступала на ладонях. Каждый порез и царапина казались теперь не “неудачей”, а определённой метрикой. Сколько он уже сделал, и сколько ещё сможет. Боль подсказывала, где нужно ослаблять хватку, где – давить сильнее. Постепенно он научился работать так, как работают люди, знакомые с лезвиями с детства. Ровно… Без лишней суеты…

Чтобы получить связующий материал, он использовал сухие жилы – ту же тугую белую нить, что оставалась под кожей у крупной добычи. С помощью ножа он аккуратно стянул полосы жил вдоль мышц, затем держал их над дымком углей – высушивал и скручивал в прочный шнур. Жилка становилась гибкой и невероятно прочной. Она резала не плетью, а вязала – идеальна для перевязей и швов. Когда жил не было, он разделывал растительный материал. Для чего подходили длинные волокна из упругих стеблей местной травы, промывал и скручивал – шнур получался грубее, но тем же надежным.

Для основ и держалок он выбрал прямые, грациозные ветки – длинные и не слишком толстые, срощенные на солнце к жесткости. Концы он срезал острым камнем, выдолбил неглубокую проточку для лезвия и подправил жало у основания заострённой кости, чтобы оно вошло плотнее. Затем закрепил лезвие в проточке, обмотал его изношенными полосками кожи и надёжно перевязал жилой. Сверху – капля смолы-адгезива.

Смолу он добывал, подогревая на углях кусочек липкого вещества, которое нашёл на коре одного из деревьев – тянущееся, янтарное, с запахом прогретой смолы. Подогретая, она становилась пластичной. Кирилл намазал ею место соединения, дождался, пока остынет и застынет – и получил примитивный, но работающий клей. Смола не была вечной, но придавала сцеплению жесткость и некоторую влагостойкость.

Так родился первый инструмент. Нож из камня с костяной рукоятью, запечатанной смолой и подпертая жилой. Он испытал его на оставшихся кусках мяса – лезвие вгрызалось, как будто боясь уступить. Кирилл почувствовал прилив некоторого удивления. Ведь с помощью его усилий из ничего появился инструмент, который мог разрезать и защищать.