Следом – копьё. Для этого он выбрал прямую ветвь, подбив у основания вклеенное костью жало. Это было то самое старое шиловидное острие, допиленное в тонкий костяной клин. Он не стал делать длинное, хрупкое древко. Найденная им ветка была толщиной как его запястье, но закалена у пламени – Кирилл достаточно долго держал её над огнём, пока древесина не слегка почернела, потом сразу окунал в воду, чтобы не получить трещин. Он помнил, что подобный прием называется “термообработка”. Благодаря чему древко стало плотнее и более упругим. Жало было вбито и обмотано полосой кожи, а смола добавлена для плотности.

Потом он сделал ещё несколько вещей. Поменьше. Дротик с тонким костяным наконечником, несколько крючков-щёпок из согнутой тонкой кости. Что могло пригодиться для ловли рыбы в ручье. И, самое болезненное, примитивный молоток. Для чего он взял небольшой плоский камень, обмотанный кожей прямо у основания, чтобы рукоять держалась и камень не выскальзывал.

Каждое новое орудие он тестировал у костра. Дротик – в кусок гниющего бревна, чтобы почувствовать, как глубоко входит… Нож – в шкуру, чтобы увидеть, как он проходит по волокнам… Копьё – в труп ящера, в мякоть плеча – и когда наконечник погружался в плоть, Кирилл вздрогнул от удара первобытной удовлетворённости. Это было не только практическое доказательство. Это было признание. Так как теперь он мог создавать средства для собственного выживания.

Он также работал над защитой. Куски шкур он подсушивал, растягивал на ветках, затем натирал жиром, вытяжкой с остатков мяса, чтобы кожа стала пластичной и не трескалась. Из крупных пластин чешуи ящера он аккуратно отпиливал выступы, соединял их полосами кожи и жил – таким образом родился грубый жилет-панцирь, больше похожий на лоскутную броню, но способный отбить первый удар. Когда он надевал его, ощущение опасности немного убывало. Этот своеобразный жилет защищал не только тело, но и разум – давал право называться бойцом, а не добычей.

Каждый шаг сопровождался болью. Порезы от камня… Мозоли от натуги… Ожоги от горячей смолы… Но вместе с кровью и болью приходило и знание. Как туго перевязать, чтобы узел не пополз… Как строить примитивный колышек для ловушки… Как располагать коридорные капканы так, чтобы зверёк наверняка завяз в петле… Он превращал тернии чужого ландшафта в инструменты. Его пальцы учились новому ритму жизни. Режь… Тащи… Обвяжи… Застуди…

Когда местное солнце в очередной клонилось к закату, Кирилл вернулся к пещере, положил рядом своё новое копьё и нож. Он присел, глядя на них, и впервые за долгое время почувствовал привкус покоя. Холодная кровь и запах горелой смолы смешивались с дымом костра, а в груди жгла гордость не победителя, а ремесленника. Он всё же сотворил то, что ему могло пригодиться завтра.

Он знал, что это только начало. Что оружие нельзя сделать за один день навечно, и максимально надежным. Но теперь, с костяным шилом у пояса и каменным ножом в руках, он чувствовал, что стал немного ближе к этому миру. Уже не гостем… Не пленником… А тем, кто умеет брать у него то, что нужно, и отвечать на его опасности…

Странные находки

Утро выдалось прохладным, редкий туман поднимался с травы, наполняя воздух запахом сырости и свежести. Парень двигался привычным маршрутом вдоль скального кряжа – он уже несколько дней обследовал эту часть долины, запоминая особенности рельефа и отмечая, где растут травы, пригодные для зелий, где удобно ставить ловушки на мелкую дичь, а где лучше не соваться из-за следов хищников. Всё шло обыденно, пока не произошло нечто, заставившее его замереть.

Из одной скалы, на первый взгляд совершенно монолитной, без единой трещины или выступа, вдруг скользнула наружу крупная змея. Её тело блеснуло влажными чешуйками, словно покрытыми росой, и она стремительно метнулась к ничего не подозревающему зверьку, напоминающему кролика. Добыча даже не успела вскрикнуть – змея сомкнула кольца, а затем столь же внезапно попятилась назад… И исчезла в камне, будто растворилась в нём.

Заметив этот факт, парень, уже одетый в грубо выделанные шкуры, просто остолбенел. Он был готов поклясться, что видел всё своими глазами, и в то же время его восприятие подсказывало, что эта скала цельная, непроходимая. Монолитный камень. И никак иначе. Серое тело камня дышало неподвижностью и тяжестью веков, никаких щелей, проходов, иллюзий – ничего. Но ведь змея точно ушла туда. Чуть ли не в самый центр этого монолита.

Сначала он предположил, что это игра зрения, уловка утреннего света и тумана. Однако память о странных узорах энергии, мелькнувших буквально на самом краю его восприятия, всё ещё не отпускала. Они были совсем не похожи на привычные линии потоков или естественные разломы силы, какие он уже как-то встречал. И не только в этой долине. В них было что-то вязкое, скрывающееся за гранью обычного.

Он подошёл ближе, коснулся ладонью холодного камня. Поверхность отозвалась обычной шероховатостью гранита, твёрдой и неподатливой. Никаких пустот, никаких колебаний, даже на уровне глубинного слуха ядра он не видел. Парень попробовал усилить восприятие, словно сквозь фильтр просветив поверхность – но перед ним оставался монолит, без изъяна.

– И всё же… – Пробормотал он себе под нос. Чутьё не отпускало. Он принялся обходить скалу кругом, пальцами касаясь поверхности, то закрывая глаза, то открывая. На миг показалось, что под слоем камня пробежал импульс – не звук, не свет, а нечто сродни дыханию, но стоило сосредоточиться, как ощущение исчезло.

Не желая отступать, он сел на камень неподалёку и стал ждать. Время тянулось долго. Птицы в ветвях пели свои утренние трели, ветер приносил запах сухой травы. И вдруг – снова. Та же змея, или, может, другая, но столь же крупная, выползла из сплошного камня, словно из воды. Она скользнула наружу, задержалась на мгновение, подняв голову, втянула раздвоенным языком воздух… И скрылась в траве.

Теперь сомнений не было. Перед ним – тайна, которая явно не укладывалась в привычные представления о природе и магии. Он ощутил острое возбуждение исследователя. Если в этой скале скрыт проход или иной феномен, то он был просто обязан его раскрыть.

С этого утра парень начал пристально наблюдать за скалой. Он расположился неподалёку, но так, чтобы оставаться незаметным. Время от времени пробовал новые методы восприятия. От простого слушания до наложения тонких печатей для выявления искажений. Камень упрямо молчал, подтверждая свою подлинность. Но змеи – змеи снова и снова появлялись и исчезали в нём, словно жили на границе двух миров.

И чем дольше он наблюдал, тем больше его уверенность росла. Перед ним не обычная скала, а маска – не иллюзия, а иная форма голо-брамы, какого-то древнего покрова или защиты. Камень был реален, но в то же время скрывал в себе иную реальность, и змея словно служила ключом или посредником между двумя слоями бытия. И тогда он понял – это место нельзя оставлять без внимания. Оно могло оказаться либо ловушкой, либо величайшей находкой.

Парень был осторожен по натуре, и ещё осторожнее его делал опыт последних недель, что каждая мелочь в долине могла скрывать смертельную угрозу. Поэтому, заметив странность со скалой и змеёй, он не бросился сразу проверять её, а решил устроить долговременное наблюдение.

Первые шаги заключались в подготовке места. Для этого он выбрал точку чуть выше по склону, где густые заросли кустарника позволяли скрываться даже при дневном свете. Оттуда было видно подножие скалы и участок травы, куда чаще всего выползала змея. Сначала он разметил себе небольшую площадку, убрав сухие ветки и камешки, которые могли выдать его хрустом, и уложил мягкий мох, чтобы сидеть и лежать было удобнее. Здесь же он устроил тайник. Небольшой мешочек с сушёным мясом и флягой воды, чтобы не приходилось уходить за припасами.

Следующим шагом стали ловушки. Он понимал, что подобная змея – не единственный обитатель этих мест, и в любой момент сюда мог забрести хищник. Поэтому вокруг своего наблюдательного пункта он расставил простые механические ловушки. Натянутые жилы с подвешенными камешками, которые издавали звон при малейшем касании… Пару петельных силков, способных задержать небольших зверьков… А также воткнул в землю несколько острых кольев, замаскированных травой, на тот случай, если хищник попробует подкрасться прямо к укрытию…

Для самой скалы он использовал другой метод. На её поверхности парень нанес тончайшие метки энергии – прозрачные глазу, но заметные для его восприятия. Это были едва ощутимые “царапины” силы, которые позволяли ему отследить малейшее смещение или всплеск. Чтобы не вызвать отклика или защитной реакции, он сделал их максимально слабыми, как дыхание ребёнка.

Кроме того, он рассыпал вокруг подножия скалы порошок из растёртых семян одной травы, обладавшей свойством впитывать тепло и оставлять следы. Если змея или любое другое существо будет часто выходить или входить через камень, на порошке должны были остаться характерные рисунки движения.

Парень понимал, что нужно отделить необычное от естественного. Поэтому следующие дни он посвятил изучению змей в округе. Он ставил небольшие силки и проверял, какие особи водятся на соседних лугах и в расщелинах. Обычные змеи, которых он ловил и наблюдал, вели себя привычно: они выбирали норы или пустоты под камнями, грелись на солнце, охотились на мелких зверьков, но ни одна из них не исчезала в сплошной стене. Он даже специально подманивал пойманных змей к скале, чтобы проверить, не реагируют ли они на неё. Но те либо уползали в сторону, либо, напротив, сворачивались кольцами и шипели, как будто чувствовали что-то чуждое. Это ещё больше усилило подозрения.

Каждый вечер парень записывал для себя – не на бумаге, её у него давно не было, – а в памяти, в особой технике внутреннего запоминания. Он чётко воспроизводил картину прошедшего дня. Сколько раз появлялась змея, откуда выползала, как долго задерживалась снаружи, чем занималась. Постепенно у парня складывалась полноценная схема. Змея выползала в основном утром и вечером, охотилась на мелкую дичь и всегда возвращалась внутрь скалы, словно там был её дом.

И всё это время метки энергии на камне оставались неизменными. Камень не “раскрывался”, не сдвигался, не выдавал ничего необычного. Но каждый раз, когда змея проходила сквозь него, парень ощущал лёгкое дрожание в глубине восприятия, как будто скала на миг становилась не совсем настоящей.

Он начал подозревать, что дело не в самой змее, а в том, что она является своего рода “ключом” или “носителем печати”. Обычная ли это тварь или особое существо, связанное с маскировкой скалы – пока было неясно. Но одно он понял точно. Это место скрывает тайну, и открыть её напрямую, грубой силой, не получится. И поэтому он решил продолжать наблюдать, наращивая осторожно сеть меток и ловушек, и ждать момента, когда змея или сама скала выдадут больше информации.

Кирилл сначала относился к этому месту с крайним недоверием. Даже подойдя ближе, он ощущал нечто вроде внутреннего давления – словно сама скала предупреждала его:

“Не трогай.”

Поэтому он наблюдал издали, не рискуя нарушать чужую территорию, и всякий раз, когда змея исчезала в камне, чувствовал спазм в груди. Но чем дольше он сидел в укрытии и сравнивал факты, тем яснее вырисовывалась закономерность.

Он заметил, что мелкие зверьки – зайцы, птицы, грызуны – спокойно пробегали мимо этой скалы, и никакой реакции не следовало. Более того, иногда целое стадо травоядных проходило прямо у подножия, и камень оставался немым, мёртвым. Но стоило змее “выставить нос” наружу – тонкий раздвоенный язык мелькал, словно пробуя воздух, и тогда любое живое существо мгновенно замирало или бросалось врассыпную, будто чувствовало смертельную опасность.

Кирилл прищурился, фиксируя в памяти эти картины. Значит, пока змея полностью “погружена” внутрь, она будто исчезает из реальности. Не видит и не чувствует ничего снаружи. Но когда высовывает часть тела – она снова в мире, снова чувствует и может охотиться. Это открытие поразило его. Так как понял, что не сама скала скрывала тварь, а скорее “поглощала” её, лишая всех связей с окружающим пространством.

Внезапно к нему пришла весьма пугающая мысль. Выходит, внутри камня – не пустота и не нора, а нечто вроде другого слоя мира. Место, где змея как бы переставала существовать для здешней реальности.