Звездный ворон (страница 7)

Страница 7

– Занятно! Дед мой частенько кедровую древесину нахваливал, сказывал, что работается с ней споро, потому как податливая, да не ломкая. А уж какие оклады для икон из неё выходят!

– Так и есть, Гриша… – Андреич согласно кивнул. – Я сам кедрач люблю. В посуде из него долго не киснет молоко, а в таком шкафу никогда не заводится моль. Из кедра, пропитанного льняным маслом, получаются удивительные по красоте звучания скрипки! В лесу под кедровой сосной хорошо отдыхать – рядом с ней нет клещей и комаров. И к тому же наш кедр не боится трескучих морозов. Потому сибирские шамáны и считали кедровую сосну священным деревом, верили в его волшебную силу. Даже ритуальные пóсохи украшали веткой кедра.

– Шаманы? – поинтересовался Гришка.

– Угу, их когда-то в наших краях много было. Шаман – это человек, способный в состоянии транса общаться с духами и излечивать болезни.

– Лечить – энто, конечно, хорошо! Но вот всякое суемудрие я не больно-то уважаю… – сухо ответил Гришка.

Они свернули направо и немного покружили по площади, осмотрели памятник святой Татьяне…

Тьфу-ты ну-ты, прости, Господи! – Гришка сердито сплюнул. – Святая с непокрытой головой и, стыдно сказать, в тесной исподней рубахе…

Поглазели на большой музыкальный фонтан. Андреич предложил сделать селфи. Гришка всё никак сообразить не мог, как в такой маленький экран три больших головы влезли. И молча рассуждал.

Как же с энтого снимка фотокарточка выйдет, ежели фотографическую пластину вставить некуда? Да и водомёт не влезет, как пить дать… Но раз Андреич пообещал, значитца сделает фотокарточки… Ишь до чего у них тут всё просто да гладко. Фотографический аппарат за собой таскать не надо. Раз-два, и нащёлкал карточек телефоном, как орешков кедровых!

Орешков, кстати, тоже отведали – у одной старушки прямо в парке купили.

– Ух ты, калёные! А щёлкать их – цельная наука. – Гришка не сразу научился поперёк орешка скорлупу зубами раскалывать. – Зато у тебя, Андреич, знатно выходит, кажное ядрышко цельным остаётся!

А потом Галя попросила Андреича показать Университет семинаристов. И Андреич согласился.

– Тоже мне невидаль! – возмутился Гришка.

– Его, между прочим, во всей России хвалят! – огрызнулась гимназистка. – И мой кузен нынче туда прошение подавал, а ему в приёме отказали вследствие полноты комплекта. А всё потому, что до Томска на будущий год откроют удобное железнодорожное сообщение, а ещё обещают запустить юридический факультет.

Гришка насилу сдержался и спорить не стал.

Точно интересно кому про этакую скуку слушать… Про железную дорогу я и без того знал, у нас на ярманке про то болтали. А ихние хвакультеты меня не особо интересуют, потому как туды таким, как я, путь заказан. Лучше бы про ремесленное училище расспросила.

Но Андреич отчего-то с интересом слушал и отвечал Гале. Гришка поскучнел и вовсю пялился на прохожих. Особо занятно ему было гимназисток в коротких платьицах и белых фартучках разглядывать. Те были повсюду и всё время зыркали в Гришкину сторону, хихикали…

Как вошли в Университетскую рощу, Гришка долго ворчал, а потом принялся услышанное на ум мотать.

К созданию университета приложили руки три Александра-императора! Учредил, то есть дал согласие на строительство, Александр I в тысяча восемьсот третьем году. При Александре II первый камень заложили. А уж при Миротворце – Александре III в одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмом открыли. Николай II, будучи ещё цесаревичем, стал первым почётным членом Императорского Сибирского университета, ему даже диплом выдали.

Это всё гимназистка расспросила.

До чего же любопытная! Как здешние белки! Прыткие да вёрткие, серо-коричневой масти. По роще скачут, по ветру носами водят, и не боязно им с человеческих рук орешки таскать…

– А ремесленные училища у вас тут имеются? – спросил Гришка.

Мало ли… авось пригодится!

– И такие есть! – Андреич почему-то засмеялся. – Первое ещё в ваше время открыли, а теперь из него целый университет вырос, Томский политехнический…

– А чего ж смешного? Понастроили тут заведениев, сплошь баре обучаются, головами кумекают, а руками ничего, окромя ложки, не подымали… Науки вон ваши развивают, а про Бога забывают! Руками надобно трудиться. Как говаривал мой дед, мозолистый труд… он того… умудряет.

Андреич рассмеялся:

– Умудрённый ты наш! Верно говоришь. Да вот только прежде чем руками что-то творить, неплохо бы и головой поработать. К тому же в наши университеты любой поступить может. И бедный, и богатый. Государство обучение оплачивает. И сословий у нас давно нет. Все равны, было бы желание…

– Как нет сословий? – вскрикнули Гришка с гимназисткой.

– Вот так!

– Энто вы дельно придумали! – У Гришки даже макушка зачесалась. – Получается, и я в вашем университете обучаться могу?

– Получается так… Но сначала школу закончить надо.

– Школу? – переспросила Галя.

– У нас так гимназии называют. В них все дети без исключения совершенно бесплатно одиннадцать лет учатся.

– Ух, ты! Цельных одиннадцать? – Гришка даже по бокам себя прихлопнул. – А бесплатный обед в энтих ваших школах положен?

– Только для детей из малообеспеченных семей…

Гришка присвистнул:

– По справедливости!

– А кто же за всё это платит? – перебила его гимназистка.

– Государство. Частные школы у нас тоже есть, но таких единицы.

– Эдак и я бы поучился уму-разуму! – Гришка чуть было на столб фонарный не наскочил. Представил, как входит в этот белоснежный с высокими колоннами дворец, подымается по мраморным ступеням, получает почётный императорский диплом…

– На самом деле у нас тоже давным-давно всем сословиям разрешили учебные заведения посещать. Теперь в этом вопросе полное равноправие! – Галя даже ножкой притопнула.

– Ха, разрешили они, – встрепенулся Гришка, – сказывают, у вас по одному предмету содержание[8] до сорока пяти рублей в год!

– Для бедных, но для одарённых природою у нас, между прочим, именная стипендия в пятьсот рублей положена. И таких ни много ни мало – тридцать пять девиц. На полном иждивении. Общество вспомоществования нуждающимся за них одежду, обувь, обучение, проживание и даже завтраки оплачивает. Уважаемые всеми купцы-меценаты, почётные граждане и чиновники тоже помогают…

– Слыхали, как же, про энто ваше равноправие! В ваших гимназиях крестьянских и мещанских детей с купеческими да дворянскими по разным углам рассаживают. Чтобы на чистеньких да умытеньких барчуков вошки, не приведи Господь, не перепрыгнули. Одни пустой чай весь день попивают, а ежели шибко повезёт – молочка нальют. А другие французские булки с солониной, сыром да маслом уплетают, икорки доверху подкладывают. Вона, у нас в ремесленном плата двадцать целкóвых[9] в год, и энто для приходящих! Отколь у простого человека такие деньжищи-то? А ежели полупансионером захочешь сделаться – все шестьдесят пять выложи. Тут тебе и обед, и вечерний чай, и все учебные матерьялы… Ежели в пансионеры податься, то и вовсе – сто пятьдесят. И не кажному, как мне, повезёт степень… стипен…диатом сделаться. Деньги вперёд! Не дай Бог, до конца полугодия не проучишься, так с тебя ещё за форму сдерут! А ежели провинность какая? На-ка, получи розгами по спине. Барчука, поди ж, не тронут, накладно… Легче среди бедноты виноватого отыскать…

Галя опустила глаза в землю.

– То-то ж – правда глаза колет!

– Ну чего вы?! – Андреич примирительно замахал руками и остановился у своей машины. – Молодёжь, давайте отложим классовые споры на некоторое время и заключим перемирие.

Дальше шли молча, поглядывали по сторонам. Дошли до городского парка. Андреич предложил заглянуть туда ненадолго.

Вот и заглянули. Гришка забыл про всё на свете, а на обратной дороге прокручивал в памяти каждый миг…

Как ели мороженое – не шербет и не фруктовый лёд, а первейшее сливочное лакомство в хрустящем блинном кулёчке! Кидались крошечными железными стрелами в разноцветные воздушные пузыри и кружились на самокатах[10], по-здешнему – каруселях. А потом забрались на громадное, до самого неба, колесо и засели в стеклянный вагончик. Оттуда весь город будто на ладошке…

Гимназисточка всё норовила в открытый вагончик занырнуть, но Гришка не решился – полёт на шаре ему крепко в душу запал. А со стеклянными стенками ему как-то спокойнее показалось. Особенно Гришке приглянулись луковки церковных куполов, весело сверкающие на солнышке. Но толком их разглядеть он не успел… Галя со скамьи на скамью скакала и так раскачала вагончик, что Гришку замутило. Чтобы вернуть ему бодрость духа, Андреич высадил всех на землю и принялся отпаивать Гришку газировкой.

Ох и чернющая же энта шипучка! Язык колет и щиплет горло!

Гришка жмурился и причмокивал от удовольствия, а потом мысленно смаковал несуразное аглицкое название – «Пепси». До тех самых пор смаковал, пока Андреич не усадил их с Галей в крошечные машинки, совсем ребячьи, с резиновыми боками.

Покуда Андреич покупал билеты, Гришка придирчиво рассматривал торчащие из экипажей железные прутья, которые зачем-то упирались в решётчатый потолок. После шустро нырнул в загородку, выбрал себе новенький ярко-синий экипажик и насилу в него втиснулся. Ухватившись за рулевое колесо, отыскал под ногами рычаг, оглянулся, а гимназистка на красной таратайке уже вовсю мчится по кругу. Гришка поднажал и тронулся…

Разогнался не шибко, зато никого не задел! Хм, а свербигузка тычется во всё подряд, точно слепой котёнок! Вот смеху-то…

Из парка все вышли резвые, раскрасневшиеся. Вернулись к машине, неторопливо покатили по пёстрым улочкам. Гришка огляделся.

Кругом стояли каменные дома – высокие и не очень. Кое-где проскакивали чудны́е деревянные домики с нарядными резными наличниками. На ближайшем перекрёстке Гришка углядел богатый сине-зелёный терем в два этажа. Деревянный, с каменным основанием…

– Какой красивый! – восхитилась Галя.

– А кружева какие! Точно дед мой постарался! – выдохнул Гришка.

Андреич притормозил, позволил гостям выйти и вдоволь налюбоваться нарядным домом.

Гришка удивился задумке местных мастеров.

Окна они оставили без ставен и наличников, но зато прикрыли треугольными резными козырьками. Свесы подбили узорчатыми подзóрами[11]. А уж с крышей постарались в полную силу: разукрасили огранёнными сахарными головками да ажурных маковок добавили. Под кровлю пустили белые кружевные причéлины[12].

– Это особняк архитектора Хомича. Его ещё Изумрудным зáмком называют… Говорят, именно он вдохновил известного русского писателя Александра Волкова на создание сказки про Изумрудный город, о добром волшебнике Гудвине, хранящем ключи от всех знаний, – объяснил Андреич.

– С зáмком понятно, а город почему изумрудный? – удивилась Галя.

– Юный Волков приехал к нам учиться и сразу влюбился в украшенный резными теремами Томск. Он утопал в зелени деревьев, да к тому же тогда все крыши и водостоки были покрыты изумрудной «ярь-медянкой»[13]. Вот и остался у него в памяти образ голубовато-зелёного города…

Гришка оглядел вырезанные на углу сруба цифры «1904» и выступающие над забором узорчатые подпорки. Кри́ны-ростки[14] больно знакомые, и колесо с восьмиконечным солнцем не раз виденное.

– Уж больно занятная у вас домовая резьба. – Гришка скрипнул незапертой калиткой и заглянул во двор. – Тонкая, прорезная… У нас в Нижнем – всё больше глухая, но и с прорезями встречается. Да токмо ваша тоньше и богаче будет. А вот узор знакомый. Дед меня такому учил и даже трафаретки свои оставил.

[8] Содержание (устар., спец.) – средства, передаваемые учебному заведению для обеспечения обучения конкретного ученика. Содержание считалось по каждому предмету отдельно. Можно было не брать некоторые предметы, и плата становилась ниже.
[9] Целкóвый (устар.) – серебряная монета достоинством в один рубль.
[10] В Нижнем Новгороде конца XIX в. «самокатами» называли карусели, место расположения балаганов и каруселей на Нижегородской ярмарке называлось Самокатной площадью.
[11] Подзóр – декоративная доска с резьбой, окаймляющая свес кровли, элемент русской избы.
[12] Причéлина – декоративная доска с резьбой, прикрывающая торец двускатной тёсаной крыши, элемент русской избы.
[13] Ярь-медя́нка – ярко-зелёная краска, получаемая путём окисления меди.
[14] Крин – элемент орнамента, имеющий вид цветка с тремя лепестками, причём два боковых лепестка часто немного отогнуты назад.