– Прошу прощения, это по поводу подвала.

– И что там?

– Я уже давно хотела вам сказать, но никак не решалась. Меня там что-то тревожит.

Вполне резонно. Естественно, ей было бы тревожно, если бы она узнала подробности инцидента, случившегося год назад в этом особняке.

Я поднял руку и оборвал Томоко на полуслове.

– Та печь была заменена на новую. Все остальное тоже прибрали.

– А, да, я понимаю, но… Иногда оттуда доносится странный запах.

– Запах?

– Да. Какой-то мерзкий запах.

– Тебе просто кажется.

– Хорошо… Но все-таки…

– Достаточно, – сказал я слегка суровым голосом. Все потому, что я заметил сорвавшийся с губ Юриэ, стоявшей позади меня, наполненный страхом вздох.

– Посоветуйся с Курамото.

– Слушаюсь. Прошу прощения.

Проводив взглядом чуть ли не убегающую Томоко, я обернулся к Юриэ и сказал:

– Не обращай внимания.

– Хорошо, – ответила она слабым голосом и снова начала толкать коляску.

Коридор заворачивал направо и тянулся вдоль наружной стены до угла северо-восточной оконечности здания. Мы называли эту часть северным коридором.

Стоило пройти кухню и комнаты для прислуги, как северный коридор расширялся в два раза направо в сторону внутреннего двора. По прямой до двери пол был покрыт серым ковром. Пол в расширенной части был выложен деревянным мозаичным паркетом, а на стенах с равными интервалами находились окна во внутренний двор.

Напротив на левой стене висели рамы различного размера. В них находилось множество картин маслом. Это были фантастические пейзажи, запечатленные на холсте «чувственным глазом» гениального художника Иссэя Фудзинумы.

Опять сегодня должны были прийти эти трое. С явным намерением посмотреть на эти картины и, если повезет, приобрести их.

В этом особняке гостей принимали только раз в году. 28 сентября. В день годовщины смерти Иссэя Фудзинумы, и только в этот день.

Кстати, о годовщинах смерти. Сегодня также день, когда последние минуты встретила та домработница, Фумиэ Нэгиси. Ну а завтра, 29-го, будет день, когда этот свет покинул бывший когда-то учеником Иссэя Фудзинумы Синго Масаки…

– Стоит ли мне попросить Курамото поставить цветы в столовой? – немного внезапно заговорил я.

– Цветы? – Юриэ слегка удивилась и задумчиво наклонила голову. – Зачем?

– Чтобы почтить мертвых, – ответил я тихим голосом. – Особенно его смерть, Синго Масаки. Что думаешь?

– Прошу, не говори об этом. – Юриэ впилась чистыми, как стекло, и наполненными налетом печали глазами в мою белую маску. – О таких печальных вещах…

– Печальных?..

Искривив губы в самоуничижительной усмешке, я неизбежно вернулся мыслями к событиям годичной давности.

Глава 2

Прошлое

(28 сентября 1985 года)

Спальня Киити Фудзинумы

(8:30)

Он проснулся как обычно.

Из окна, выходящего на восток, во внутренний двор, через янтарные шторы в комнату проникали яркие лучи утреннего солнца. Если хорошенько прислушаться, то в тишине можно было услышать слабое щебетание диких птиц, живущих в горах. К слабо уловимому звуку журчания воды примешивался…

Тудум-тудум…

…Грохот водяных колес, вращающихся в западной части здания. Мирное утро.

Прошлым вечером в новостях сообщили о приближении тайфуна под каким-то там номером. Из-за его влияния сегодня во второй половине дня в регионе Тюгоку должны были начаться дожди…

Он медленно приподнялся на широкой кровати.

Половина девятого.

Часы на стене показывали то же время, в которое он обычно просыпался.

Он облокотился на изголовье кровати и потянул правую руку к прикроватному столику. Он взял свою старую трубку из шиповника и набил ее листьями. Вскоре вместе с дымом кремового цвета комнату заполнил мягкий аромат.

Три дня назад он простудился и у него поднялась температура, однако сейчас, похоже, все наладилось. К нему вновь вернулся вкус табака.

Продолжая выпускать дым, он медленно закрыл глаза.

28 сентября. Вот этот день снова настал и в этом году. Как обычно, в этот особняк после полудня пожалуют четверо мужчин. Эти четверо – Гэндзо не переносим, Сигэхико Мори, Нориюки Митамура и Цунэхито Фурукава.

Само собой, их ежегодный визит не мог быть приятным событием для него, живущего в особняке посреди гор и сторонящегося чужих глаз. Можно было и вовсе сказать, что их визит был ему в тягость. Отчасти он и впрямь испытывал такие эмоции, однако…

С другой стороны, фактом было и то, что он отрицательно относился и к этим своим чувствам тоже. Если бы он захотел, он мог бы без лишних споров отменить их приезд. Он думал, что отсутствие такого решения за эти годы свидетельствовало о чем-то похожем на своеобразные угрызения совести.

«Во всяком случае…»

Закрыв глаза, он сделал короткий вздох.

«Эта шайка сегодня снова придет. А раз это уже решено, то ничего и не поделаешь».

Он не собирался подробно анализировать свое извращенное душевное состояние.

Он находил их визит обременительным, но все же хотел его. Вот и все.

Без пятнадцати девять.

Телефон на прикроватном столике зазвонил. О начале сегодняшнего дня объявил очень слабый, звучащий словно из-под одеяла, тусклый голос.

– Доброе утро, господин. – Голос принадлежал как обычно невозмутимому дворецкому Сёдзи Курамото. – Как ваше самочувствие?

– Кажется, лучше.

– Вскоре завтрак будет готов. Где бы вы хотели отведать его?

– В столовой.

Он положил трубку на подставку и принялся самостоятельно одеваться. Снял пижаму, надел рубашку и штаны, а сверху накинул халат. Закончив с основным, на обе руки надел перчатки из белой ткани. Последним же шло лицо.

Маска.

Вероятно, всю его, Киити Фудзинумы, жизнь, все его существование последние двенадцать лет символизирует именно она.

Маска.

У него, как бы сказать, нет лица. Для того чтобы скрыть ему самому ненавистное его настоящее лицо, он носит эту маску постоянно. Белая маска, изображающая лицо, которое должно быть у хозяина этого особняка. Ощущение резины, словно приклеенной к коже. Холодная посмертная маска, нацепленная на живое лицо…

Без пяти девять.

В дверь между спальней и гостиной постучали.

Когда он ответил «входи», дверь открыли дубликатом ключа и в нее вошла невысокая приземистая женщина. На ней был чистый белый фартук.

– Доброе утро. – Это была живущая в особняке домработница Фумиэ Нэгиси. – Я принесла лекарство. Как ваше самочувствие? А, вы уже переоделись? Вам завязать галстук? Ой, вы опять курили. Это вредно для здоровья. Хотелось бы, чтобы вы хоть раз прислушались к моему совету.

Фумиэ было 45 лет. Она была старше его на 4 года, но в ней совершенно не ощущалось той же усталости. На ее весьма круглом лице были широко распахнуты большие глаза, а ее пронзительный голос звучал необычайно резво.

Он ушел от ответа безэмоциональным выражением на белой маске и начал вставать с кровати.

– Я сам справлюсь, – буркнул он хриплым голосом и своими силами перенес исхудавшее слабое тело на инвалидную коляску.

– Вот лекарство.

– Уже не надо.

– Нет, нет. Так нельзя. Для верности пропейте еще один день. К тому же сегодня придут гости. Поэтому надо быть осторожнее обычного.

Делать было нечего, так что он взял протянутую таблетку и запил водой из тут же предложенного стакана.

Фумиэ удовлетворенно кивнула и начала толкать коляску, держа за ручки сзади.

– Ванну пока принимать нельзя. Сегодня еще понаблюдаем за вашим состоянием, а потом пожалуйста.

На этих словах он приуныл. Хотелось бы, чтобы она могла немного спокойнее к этому относиться, но опыт бывшей медсестры способствовал тому, что она становилась очень придирчивой, когда дело доходило до проблем со здоровьем.

Она была заботливой и дружелюбной женщиной. В прошлом ей не повезло с браком, но она даже на миг не показывала боль от переживаний. В ней не было и грамма неловкости. Начиная с помощи в купании и уходе за волосами и заканчивая заботой о здоровье – все дела по хозяйству в особняке, которые касались ее, она выполняла надлежащим образом, однако…

Ее нельзя было назвать бесстрастным «роботом», который мог на постоянной основе держать дистанцию с хозяином особняка, как это делал Курамото. Заветным желанием Киити было, чтобы она поменьше говорила и вела себя спокойнее.

– Пойдемте на завтрак? Ой, только никаких трубок. Оставьте ее здесь. Ну, теперь выдвигаемся.

Она покатила коляску, и они вышли из комнаты.

– Госпожа и Масаки-сама тоже уже встали и будут на завтраке.

– А Юриэ?

– Да, даже она. В последнее время она выглядит намного лучше. Это хорошо. И все же, господин, я думаю, что госпоже следует чаще бывать снаружи.

– Что? – Его лицо затвердело под маской, и он неосознанно обернулся к Фумиэ.

Вздрогнув, она открыла рот.

– П-простите…

– Неважно, – сказал он угрюмо и повернулся обратно.

Башенная комната (9:40)

После завтрака Юриэ Фудзинума вернулась в свою комнату в одинокой башне.

Она была непохожей на других красавицей, словно сошедшей с холста. Она обладала ясными черными глазами и нежными губами бледно-розового цвета, гладкой белой кожей и очаровательными черными волосами… В целом она была маленького роста, но в ней все чудесно сочеталось.

Юриэ было девятнадцать лет и должно было исполниться двадцать следующей весной. Возраст, когда в обществе уже перестают называть девочкой. Однако ее изящной фигуре по-прежнему было далеко до женственной зрелости, а выражение ее лица, будто стремящееся к чему-то далекому, было наполнено миловидностью, перед которой никто не мог устоять.

Красавица.

Это слово подходило как никому другому.

Одетая в лимонного цвета блузку Юриэ прислонилась к белой оконной раме и задумчиво бегала глазами по пейзажу за окном.

И вблизи, и вдали, куда ни посмотри, везде тянулись горы. Утопающая в зелени река текла и виляла среди них. По небу начали медленно расстилаться темно-серые тучи, поглотившие ряды вершин.

Скоро осень полностью вступит в свои владения и зелень на деревьях начнет потихоньку менять свой цвет. А затем придет зима. Зима, которая перекрасит все в долине, все, что видно с вершины этой башни, в ослепительно-белый цвет. Сколько раз ей довелось стать свидетелем подобной смены сезонов? Видеть ее из этого самого окна этой самой комнаты.

Этой комнаты… Комнаты на вершине башни, что на северо-западном углу особняка.

Комната была широкой круглой формы. Столовая внизу включала в себя два этажа, так что, по сути, эта комната находилась на высоте третьего этажа.

Стены были приглушенного жемчужно-серого цвета. На полу лежал светлый ковер с длинным ворсом. Потолок был сделан из досок глубокого коричневого цвета, а в центре висела большая люстра… Хоть за окном и был день, в комнате царил полумрак. Для такой просторной комнаты окна были слишком узкими.

Юриэ сидела на застеленной кровати, которая стояла в центре комнаты поодаль от окна. Южная часть комнаты была разделена стеной, в которой находилось две двери: к лестнице и в туалет с ванной. Слева от них находились коричневые железные двери лифта для хозяина этого дома, проводившего всю жизнь в инвалидной коляске.

Роскошная мебель была расставлена свободно. Шкаф для одежды и туалетный столик, полочка с безделушками, комплект мягкой мебели, пианино. На оставшейся поверхности стен было повешено несколько картин. Все они были фантастической живописью за авторством Иссэя Фудзинумы.

Десять лет она жила здесь. Все эти десять лет она проживала в этой башенной комнате, в этом особняке, в этой долине.