Позже Клариче призналась мне, что в тот миг подивилась, как мало Дзани ещё повидал. Он и не ведает про тенистые миртовые рощи, наполненные благоуханной росой, про долины, окутанные голубоватым туманом, где медленно течёт сверкающей лентой ласковая Арно. Да мало ли какие сокровища есть на земле! И ужас охватил её.

– Нет, я не забылся, Клариче, – грустно сказал кавалер Домино после некоторого молчания, – а то вы могли бы подумать, что, выйдя на свет божий, я кругом недоволен. Конечно, о сытном обеде или крепком сне я не помышлял. Это дело господское. Не будь хозяина, я бы даже вина не понюхал. Нет, все эти радости были доступны лишь господину Скьяри; о том, как это замечательно, я знал только от него. Нет, я не завидую! Ну, может, немножко.

Главное, что моя плохонькая, скупая на радости жизнь всё-таки… моя. И мне было очень горько, что приходится проживать её по мерке старика, опустошившего себя до самого ничего. Кстати, вот вам ещё одна причина, почему я полюбил одиночество, Клариче.

В отсутствие господина Скьяри, даже находясь в четырёх стенах, я купался в мыслях, которые были моими и ничьими больше. Слышал желания, не похожие на желания господина Скьяри. Каково это, стоять на солнечной набережной, посреди тёплого света? Когда солёные брызги щекочут кожу, а ветер разбрасывает непокорные кудри по щекам? И почему люди краснеют иной раз, глядя друг на друга? Ах, хорошо!

– Боже мой! – не удержалась Клариче. – Да вы же… да это ведь как в тюрьме!

– А что такое тюрьма? – спросил Дзани.

Сестра смутилась. И правда, зачем говорить о горьком с тем, кто и сладости не вкусил?

– Это… это… – замялась Клариче, – лучше вовсе не знать. Да это и не про вас. Разве тень возможно уловить?

Она сказала это с улыбкой, надеясь, что Дзани обрадуется непрошеной похвале. Но кавалер Домино вскочил на ноги в негодовании и беспокойно заходил по комнате.

– Ну, знаете! – воскликнул он. – Разве я не хотел тогда пройтись по городу просто так, заглядывая в лица прохожих, как сейчас хожу перед вами? Кто ж мне запретит, коли сам господин Скьяри без раздумий выкинул меня в мир? Смешно?

Сколько раз я думал об этом, представлял, как просто гуляю, просто говорю. Мечты, бесплодные мечты! Разве я перестану от этого быть тенью? Я… я ношу лицо господина Скьяри и отрешиться от него не могу. По нему завсегда можно меня узнать; оно обличает меня в том, что… что я не сделал бы ни в жизнь.

Кавалер Домино замер на месте, поглядел на мою сестру и отвернулся, словно ему не давало покоя то, о чём трудно поведать. Снова зашелестел по гнилым половицам плащ. А потом Дзани опять застыл в нерешительности. Так повторялось несколько раз. Наконец, когда Клариче готова была крикнуть: «Да говорите уже!» – он глухо молвил:

– Когда я увидел вас в той кофейне, подумал сперва: «Не подойду!» К такому красавчику, умнице да задире не сунешься запросто. У него и тень, должно быть, под стать. Куда мне? Но что, если она довольна вашим разгулом? А то и хуже – молчит? Я ждал, ждал окончания сей комедии, но не утерпел. Думаю: «Коли вы не слышите свою тень, так скажу вам то, что лишь Тень одна и в силах вымолвить. Когда, как не теперь?»

Кавалер Домино сокрушённо вздохнул:

– Но кто ж знал, что язык господина Скьяри брякнет совсем-совсем не то… Лучше бы я помалкивал!

И вдруг он осёкся:

– Простите меня, Клариче!

– Но ведь вы всё верно сказали! – возмутилась моя сестра. – И не знали тогда, что я дама… и вообще…

Клариче умела краснеть, как никто, вот только это случалось с ней редко. А тут… Но к её великому утешению, Тени господина Скьяри было не до того. Заглянуть в лицо моей сестре он бы в тот миг не решился.

– Я не о том, – сказал кавалер Домино, устыдившись. – Если бы я не забылся, никогда бы вас не узнал. Я не жалею.

Сестра моя даже не улыбнулась. Она и не думала спорить. Простое приличие требовало согласиться с тем, кто выведал её секрет. А этого сделать Клариче никак не могла. Во всяком случае, вслух. Но в душе она ощутила признательность существу, которому доверила своё имя. Притом, что его молчание тяжелей, а тайна – горше.

Дзани резко остановился и вдруг спросил:

– Вам ведь тоже не нравится это лицо, Клариче?! А я предпочёл бы ему рожу в десять раз гаже, но свою. Не думайте, пожалуйста, что я завистник, мол, у господина моего красота и юность, а у меня финик сушёный. Нет! Ничего чужого не нужно мне. Своего-то не было отродясь.

Я уверен, Клариче было что возразить на это. Она не проглотила бы подобный упрёк, если бы кавалер Домино не заговорил опять:

– Так-то, Клариче. Господин Скьяри не мог даже заподозрить, что у меня появились такие мысли и мечты. Наверное, я для него ничем не лучше обыкновенной вещи. Так я полагал. И я ошибся.

8
Плащ Домино

Дзани вновь заходил по комнате, забыв от волнения, что ему нельзя выходить на солнечный свет. Потому пустой цветастый плащ пролетел привидением рядом с моей сестрой.

– Я… я знал, как господин Скьяри презирает меня. Но мне и в голову не приходило, что он ещё и боится. Да! И захочет избавиться от меня!

Кавалер Домино хрипло рассмеялся:

– Ведь как всё просто! В собственном доме юный господин Скьяри не хозяин. Имение-то по праву в руках старика! А я ещё удивлялся, дурак: что случилось? Ведь не давал же хозяину повода меня упрекнуть! Я повиновался, до тех пор, пока…

Дзани глубоко вздохнул:

– Нет, не могу, надо рассказывать с начала. Три месяца минуло с моего появления на свете, когда я увидал этот плащ. Он лежал в комнате моего хозяина, покуда сам господин Скьяри отсыпался после, ну вы понимаете… Это был его маскарадный костюм – пёстрый плащ и…

Дзани погладил рукой длинный птичий нос карнавальной маски.

– И вот это. И мне пришла в голову шальная мысль: пока господин спит, примерить его платье. Не знаю, чего тут было больше: любопытства или моей дурацкой манеры повторять всё за ним. И вот, захватив в охапку неряшливо скомканный плащ, я как в былые дни нацепил хозяйскую треуголку. Мне сразу сделалось веселей. А так как господин Скьяри спал сном младенца, я похитил у него ещё и шпагу.

Выбравшись из спальни в небольшой салон, где хозяин подолгу стоял подле зеркала, я начал облачаться.

Ух, какое это было удовольствие! Видно, я тоже щёголь, как и мой господин. Под шляпой не видать гадкой лысины – это хорошо. А если накинуть плащ, тощие ноги уже не так бросаются в глаза. Прекрасно! А нацепив маску, я и вовсе возликовал. Господин Скьяри пропал окончательно, стоило мне только поднять воротник. А кто же тогда стоял передо мной?

Дзани смущённо опустил голову:

– Вы не осудите меня, Клариче, если я скажу?! Это… это плохо, наверное…

– Говорите, – мягко произнесла Клариче и сама удивилась тому, как прозвучал её голос.

– В общем, – пролепетал Дзани, и хищный клюв его маски гордо вздёрнулся вверх, – я понравился сам себе. Очень! Ужасно! Нет, это, это было самое большое счастье в моей жизни! Я крутился перед зеркалом, смеялся, тихо-тихо напевал какие-то лихие песенки, всё ещё боясь разбудить хозяина. И только повторял, как полный идиот:

– Я?! Я! Я…

А потом, прицепив шпагу, я и вовсе сомлел от восторга!

Красавчик, умница, настоящий кавалер! Боже, как я был глуп! По дурацкой привычке не мог обратиться иначе к тому господину, которого видел в зеркале. Я отвешивал поклоны самому себе, как господину Скьяри, сыпал комплименты и не мог остановиться, пока… Не шагнул в полосу света, падавшую от окна. И я исчез. Всё исчезло.

Дзани содрогнулся:

– Так вот кто я такой! Как я мог так… так забыться! Пустое место! Ни-че-го.

Я хотел было сорвать эту маску, да пожалел. Снова шагнул в тень, и мой облик вернулся! Я затаил дыхание. Попятился и вновь пропал в ослепительном свете.

Нет, это нечестно, нечестно! Будь я человеком, я бы заплакал. Только у меня появился собственный вид, да ещё такой, как он тут же оказался пустышкой, обманом природы и самого себя.

Лучше бы вообще меня никогда не было!

Да, Клариче, мне самому было жутко видеть этот плащ, висящий в темноте посреди комнаты, и я был столь поглощён собой, что не пошевелился, даже когда услыхал, как приоткрылась дверь. Хозяин мой увидал висящие в пустоте плащ и треуголку и заорал спросонья, как будто его режут!

Я насмерть перепугался.

Клариче засмеялась. Она представила лютый страх на бесцветной роже щёголя Скьяри и удержаться не смогла, хотя очень старалась. Это же неуместно, невежливо…

Дзани совсем смутился и закутался в свой плащ.

– Трус, трус, – лепетала Клариче, пытаясь объясниться.

– Я?! – недоуменно спросил кавалер Домино, ткнув себя пальцем в грудь.

– Трус боится с-собственной тени! – вымолвила Клариче наконец, переводя дыхание. – А я ещё вызывала его на бой! Вот ведь!

– Хех, действительно! – произнёс Дзани, и голос его будто потеплел. – А я… и не знал! Ха-ха-ха!

Он рассмеялся ещё почище моей сестры, а такое, скажу вам, бывает нечасто.

– Ой, ну хватит, хватит, мне было совсем не до смеха! Это было ужасно.

Дзани еле справился с собой и, глубоко вздохнув, сказал:

– Я испугался куда больше своего господина. Шаг назад, и вот я стою в тени и пытаюсь, пытаюсь найти слова, чтобы оправдаться.

Господин Скьяри страшно вытаращил глаза и стал пунцовым. Он молчал, а я не мог выдавить из себя даже беспомощный писк.

Потом выражение лица моего хозяина стало совершенно новым и жутким.

– Снимай! – хрипло потребовал он. – Сейчас же!

Моя рука потянулась к застёжке, но вдруг замерла в воздухе.

Сам не знаю, как так. Это было очень странно, Клариче, наверное, оттого, что мы с господином стали настолько непохожи.

Тогда хозяин, чтобы я не смог удержаться, сам потянулся к собственному горлу. Я повторил за ним этот жест по старой привычке, нисколько не колеблясь, но вдруг у меня вырвалось:

– Нет!

Рука моя опустилась.

Не знаю, что сделалось с господином Скьяри. Он будто помертвел. Дальнейшее было как во сне.

– Нет? – эхом прогремел хозяин.

И его рука метнулась к поясу, надеясь выхватить шпагу, которой там не было и быть не могло. Всё произошло молниеносно. Этот жест я повторил, но моя шпага была… была при мне. Я обнажил её.

И тогда господин Скьяри заорал не своим голосом:

– Завистливый гад! Подлый выворотень, ты убить меня хочешь? Я тебе покажу, кто из нас господин Скьяри! Сюда! На помощь! Убивают!

Я стоял ни жив ни мёртв. Топот ног, голоса слуг… Дверь распахнулась, и я бросился прямо на лакея. Но, оказавшись в солнечном свете, исчез.

– Дьявол! – завопил несчастный слуга. Я промчался мимо него, ничего не замечая вокруг, и, преодолев лестницу, очутился внизу. Через прихожую, на свет, во что бы то ни стало!

Сначала я ослеп, как в тот первый раз, когда свет коснулся меня. Благо, ранним утром улица была пуста. Но всё равно в ушах у меня звенел крик. Скорее в тень, скорее бы этот кошмар кончился!

Я забежал в тень и зажмурился. Вмиг всё пропало, будто я очутился опять в тёмном зале. Мне стало так хорошо!

Ни улицы, ни господина, ни-че-го. О, хоть бы так и было всегда! Прохладно, спокойно, словно в узеньком переулке, куда солнце не заглянет и где двоим не разойтись. Отдышавшись, я открыл глаза и понял, что очутился в совершенно ином месте.

Признаюсь, Клариче, я струсил. Хотя должен был радоваться, что мне удалось спастись. Место казалось смутно знакомым, даром я только вообразил его. Но у меня закружилась голова. Где я нахожусь? И самое главное…

Дзани понизил голос:

– Где мой хозяин? Поймите, он, конечно, отлучался по делам в город, но прежде я никогда не уходил так далеко от него. И… как же мне быть?

Кавалер Домино раскинул руки так, будто пытался обхватить всю комнату.