– Сам не знаю, как же это случилось со мной. Много позже я понял, что всё, в сущности, очень просто. Люди дышат воздухом, рыбы плавают в море. А я тень. В своей стихии я волен творить, что захочу. И если свет пронзает меня насквозь, то в тени я могу просто растаять и скользить куда пожелаю; кануть иглой в полумрак переулков Джудеки, чтобы вынырнуть у рынка Риальто за спиной у купца.

В голосе Тени послышалась гордость.

– Если только представлю воочию то место, где меня нет, ну, и если, конечно, какая-нибудь синьора не поймает меня за шкирку. Вам же удалось меня уловить!

– Вы всё-таки чёрт, Дзани! – улыбнувшись, сказала моя сестра и покачала головой. – Вы тоже меня уловили. Я-то думала раньше: куда в тени пропадает тень? А во-о-он куда… кстати, что это за место?

– Чердак над жилищем одной вдовы, – пожал плечами бывший чёрт, – я частенько тут отдыхаю. Днём. Может, и вам пора? Вы же всё-таки человек! Вы, наверное, есть хотите, как это в обычае у людей? А?

9
За чужой счёт

Это было очень кстати. Моя сестра сроду ни о чём таком не попросила, тем более того, у кого и шкуры собственной нет. Даже в пустыне Клариче говорила бы всем, что ей нисколечко не хочется пить! Можно представить, как она измучилась после бессонной ночи и долгой дуэли, если сразу же сказала:

– Да, неплохо бы! Но к чему эти разговоры, я что-то не вижу здесь…

Дзани махнул рукой:

– Да, ничего нет! Но я же всё-таки чёрт…

И жеманно поклонился:

– Позвольте служить вам, синьора Клариче Фортеска!

– Я синьор, – с нарочитой строгостью отвечала сестра. – И меня зовут Алонзо. Запомните это.

Клариче не могла про себя не улыбнуться. И впрямь, точно в сказке бесплотная тварь вызвалась исполнить её желание.

Только что это за слуга, который света дневного не выносит?! Уже нащупав в кармане парочку завалящихся сольдо, сестра покачала головой:

– Забудьте! Ну куда вам в таком виде? Вам и лепёшки не продадут.

– Не скажите, – обиженно протянул Дзани. – Я осторожно, только по теневой стороне… И не буду никого пугать.

– Ну хорошо, – сдалась Клариче, – только что попроще. Лепёшка с козьим сыром и кувшинчик воды вполне устроят меня.

– Слушаюсь, – поклонился «чёрт», принимая монеты от моей сестры.

– Только не…

Клариче хотела сказать: «Не забывайтесь», но Дзани, отступив на шаг, исчез. Будто растворился в полумраке.

Сестра поёжилась, но что поделаешь! Надо быть готовым ко всему, когда берёшь в услужение чёрта.

Время тянулось медленно, а солнечный свет из окна так припекал макушку, что сестра в конце концов опустилась на пол и прислонилась спиной к стене.

– О, Мадонна, не могу больше! Хоть бы не…

Клариче принялась вспоминать клички всех щенят на отцовской псарне, народившихся в этом году, но на пегом Тигре голова склонилась на плечо, и…

Она уснула. Ей снился огромный дракон посреди пустого мощёного двора, неясные шорохи и собственная длинная тень, лежавшая перед ней, как поверженный великан.

«Насколько же Тень человека больше его самого!» – удивилась сестра, не радуясь этому.

А дракон плакал над ней:

– Клариче! Клариче!

Сестра проснулась от того, что её правая рука будто обратилась в камень. Немудрено! Клариче обнаружила себя лежащей на полу в убогой каморке вдовьего дома. Было прохладно. Солнце ушло.

Ругая себя за слабость и гадая, сколько времени она провела, свернувшись на полу, словно котёнок, сестра потянулась и встала, отряхивая от пыли камзол.

– Добрый вечер, синьор.

Клариче вздрогнула. Словно во сне или в сказке человек в маскарадном костюме стоял перед ней, держа в руках серебряный поднос. Будто вырос из темноты.

Сестра выглянула в окно. Так и есть! День почти прошёл, и он потерян.

Раздосадованная Клариче отвернулась и посмотрела на Дзани так, будто впервые его видит.

– Что? Что это ты принёс?

– Завтрак, – грустно протянул Дзани, – который совсем остыл.

С этими словами он поставил поднос на ветхую бочку.

– Я… схожу ещё раз, – виновато сказал кавалер Домино.

Клариче обомлела. На подносе была чашечка шоколада, густого, как крестьянский суп. И тарелка с жареными бекасами.

– Да ты… – пролепетала она. – Где достал это? У меня не хватило бы на подобный обед!

Кавалер Домино хмыкнул:

– Всё верно! Ваши гроши вам нужнее, пусть лучше будут при вас. А я, как вы помните, старый господин Скьяри? Почему бы мне не пообедать в долг за счёт юного? В конце концов, это честно, я же тащу его бремя.

Клариче рассмеялась:

– А вы всё-таки чёрт, Дзани!

– Ага! – отозвался тот голосом, повеселевшим от похвалы.

Сестра принялась за еду. Шоколад остыл и покрылся плёночкой, ароматное мясо и холодным было весьма недурно.

– Эм… госпожа, синьор, – робко начал Дзани, – может, всё-таки я унесу, ведь всё остыло.

– Ты с ума сошёл! – возразила Клариче. – У нас в семье никто не гоняет слуг просто так. Благородный человек и корку съест в час нужды, как царскую трапезу. Мой отец как-то вспоминал, что однажды у них в походе из всего провианта остались только сухари, траченные крысами. И знаете, что ещё папа сказал: «Неженка проиграет битву даже собственному животу!»

– Ух ты! – восхитился Дзани. – У него, должно быть, очень величавая тень!

– Не подлизывайся, – улыбнулась моя сестра, – хотя, наверное, ты прав, он вроде большого крепкого дерева, под которым всегда можно было укрыться.

Клариче вмиг погрустнела.

– Здорово, наверное, – вздохнул Дзани и добавил с усмешкой: – Мой господин ни за что бы не стал есть! Он так и закричал, едва увидев: уносите к чертям! Вот пусть не жалуется. Три завтрака успевают простыть, пока он глаза продерёт.

Сестра чуть не поперхнулась:

– Ты что же, притащил ко мне завтрак господина Скьяри? Да ты…

– Нет же, синьор! – пролепетал «чёрт» и попятился, увидав в гневе мою сестру. – Ну что же, в конце концов, старый господин Скьяри не может ничего взять в собственном доме?!

Клариче едва не задохнулась от возмущения, но возразить ничего не смогла. Как ни крути, а всё верно.

– Не будь вас, я никогда бы туда не сунулся! – обиженно протянул Дзани. – Если б вы знали, как давно я стараюсь держаться подальше от своего хозяина! Тенью-то я быть не перестану. Брр! Если хотите давиться сухим сыром, так милости прошу! Но без меня! А с вами я могу не бояться, что всё начнётся по новой. Нельзя одну тень разделить на дво… О господи!

Кавалер Домино схватился за голову:

– Клариче, простите, простите меня!

– За что же? – произнесла моя сестра в совершенной растерянности.

– У вас ведь есть ваша собственная тень, – прошептал Дзани, – и весьма недурная, как я погляжу. О-о-о! На что вам вторая, да ещё и…

Кавалер Домино погладил длинный клюв своей маски.

– Такая, как я?

– Да что с вами такое? – изумилась Клариче.

– Я п-просто подумал, – еле вымолвил Дзани, которого трясло, – что, если господин Скьяри потребует меня назад? Ведь он всё ещё в своём праве! Но если вы согласитесь, чтобы я стал вашей тенью, мне не придётся к нему возвращаться, верно? Вы не отдадите меня, Клариче?

– Да что вы несёте! – вне себя закричала моя сестра. Она сильно испугалась, но в такие мгновения со стороны могло показаться, что Клариче злится. – Не забывайтесь! Ведь вы же кавалер, мы с вами бились на дуэли… и… и…

Она умолкла, не находя слов.

– Что с вами случилось, Дзани? – печально и тихо спросила Клариче. – В чём дело, скажите мне? Как может негодяй вернуть то, от чего сам отказался? А если захочет, на что нам шпаги?!

– Шпаги… – повторил кавалер Домино, медленно приходя в себя. – Хорошо, Клариче, я расскажу.

Дзани снял треуголку и опустил голову так, что клюв его маски уткнулся в грудь.

– Понимаете, после того как ушёл, я подумал: почему вы одна среди всех господ Венеции будете грызть пресную лепёшку с куском сыра? Далась она вам? Решил вас удивить, и ничего не пришло лучше в мою пустую голову, как похи… принести из дома господина Скьяри его завтрак. Это показалось мне бог весть каким подвигом, поскольку с тех самых пор, как спасся от гнева хозяина, ни разу не возвращался я на прежнее место. И не думал, что господин Скьяри хочет, чтобы я вернулся.

Дзани перевёл дух:

– Мне казалось, Клариче, он только обрадовался моему исчезновению. Ведь можно сказать, например, что старик Скьяри помер.

А я-то – живой… Только первое время был настолько сбит с толку, что и не знал, как говорить с людьми. Просто скитался как призрак по городу. Казалось бы, вот она, воля. Лети, куда хочешь: хоть во дворец на праздник, хоть в утлую лачугу, где булькает на огне вчерашний суп. Вроде сбылось то, о чём я мечтал, но… что же мне делать? О чём я могу рассказать? Из всех людей я знал в жизни только своего хозяина, но вряд ли ужимки господина Скьяри теперь хоть на что-то годятся. Бывало, конечно, всякое. И как с вами вначале, и похуже.

Дзани поёжился:

– Из меня и чёрт вышел непутёвый. Люди верно все говорят: мол, ходит лукавый по городу, выведывая дела человеческие. Да всё никуда не прибьётся… Но даже чёртом быть лучше, чем, чем…

Кавалер Домино глубоко вздохнул, и голос его стал спокойнее.

– Вы же поняли, Клариче! Теперь – не вчера. От прошлого дня уже ничего не возьмёшь, а нынче и хорошо бывает. Вас вот встретил…

Дзани тут же отвернулся и нацепил треуголку.

– Ну так слушайте! – быстро произнёс он. – Я очутился в доме своего господина. Там всё было как всегда. Пустота и скука. Только свет заливал покои, и в лучах солнца кружилась пыль.

Я подумал, что господин Скьяри спит, и потому весь дом затаил дыхание. Но нет, из анфилады донёсся его голос. Я чуть не подпрыгнул:

– Унесите это к чертям, не буду есть, оставьте, оставьте нас!

Ужели он поднялся в такую рань? Да что с ним такое? Голос моего хозяина был и гневным и жалобным сразу, словно у кошки, которой наступили на хвост.

Я дождался, пока стихнут испуганные торопливые шаги слуг, и, затаив дыхание, пошёл на крик. Мне было не по себе, Клариче, я…

Дзани запнулся и с трудом выговорил:

– Я до сих пор боюсь господина, ведь рядом с ним я ничем иным, кроме тени, быть не могу.

Но вот я вошёл в кабинет господина Скьяри. Да, да, тот самый, с огромным молчаливым зеркалом почти во всю стену. Оно будто приветствовало меня.

А на туалетном столике царил беспорядок. Поднос с позабытым завтраком соседствовал со вчерашним миндальным пирожным, надкусанным, но не съеденным.

Точно так же алое вино сверкало рубином в бокале, а господин Скьяри бросил его, недопив.

Дзани вздохнул:

– Смотреть на всё это было очень грустно. И комната, где я узнал, что такое счастье, показалась мне совершенно чужой, будто ограбленной, что ли. По ней гулял морской ветер, раздувая шторы, как паруса, но не находил ничего, кроме запустения. А что ещё скажешь? И доброе вино забыто, если радости в нём нет.

Я хотел было стя… взять поднос и сразу податься к вам, не искушая судьбу, как вдруг.

Голоса!

Прямо за дверью! Один голос был господина Скьяри, хоть и не походивший на его обычный журчащий и несколько ленивый тон. А другой я не знал. Говорила женщина, да так сладко и ладно, что я едва не заслушался. Будто маслом лепёшку смазывала.

– Богиня! Красавица! Звезда несравненная! – умоляюще напевал господин Скьяри, словно мальчишка, которому сладостей не купили. – Как же вы могли так поступить со мной? Неужели наглый щенок теперь владеет вашим сердцем? Ему бы только бегать с деревенскими ребятами взапуски?! И вы его… приблизили. Да что он вам? Молокосос! Жалкий молокосос!

И я услыхал, как плачет господин Скьяри, в первый раз с тех пор, как снова стал молодым. Я был совсем сбит с толку и позабыл про дурацкий поднос.