– Успокойтесь, друг мой! – проговорила дама тем голосом, от которого всякое сердце растает как воск. – Вам негоже так убиваться! В вашем возрасте переживать из-за мальчишки незачем. Будьте мудрее, позвольте же юным наломать дров!

Лёгкая насмешка дамы даже не ранила, она звенела, как золотой колокольчик.

– А что же худого, если ребёнок исправит оплошность старика? Так суждено природой. О чём же тут скорбеть? Вы должны радоваться тому, что кто-то примет ваш бой вместо вас.

– Нет, нет! – горячо возразил господин Скьяри, и в голосе его зазвучал неподдельный страх. – Лучше уж бой, чем, чем…

Ах, моя богиня, вы же отдали меня всего с потрохами! Я бы с радостью придушил этого черта Скьяри, если бы у него было горло! Когда он рядом, мне не по себе, а когда вдали – я не могу спать спокойно. Пока он бродит по свету, я всё ещё не я!

– Так чего же вы от меня хотите? – рассмеялась дама с лёгким раздражением. – Тень сбежала от господина, но ещё ни один человек от своей тени не убежал! Хотите быть Лодовико Скьяри – милости прошу! Почему же тогда вы отказали в поединке юноше, который назвал ваше имя?

– Вы всё смеётесь! – безутешно воскликнул мой господин. – Мне в мои годы драться с безусым задирой? И потом… Разве я должен жить в страхе перед собственной тенью? Ох, попадись мне теперь этот Скьяри!

– И что? – спросила дама ледяным тоном. – Что вы сделаете? Если какой-то мальчишка так взволновал вас, где вам против «чёрта» выстоять?

Воцарилась тишина. В комнате моего господина зашелестел шёлк, вероятно, дама встала, и я обмер. Как и мой хозяин.

– О, прошу вас, не презирайте меня! – захныкал он самым постыдным и жалким образом. – Богиня, ангел красоты! Рабом вашим буду!

– Я не сержусь! – певуче и ласково ответила неведомая дама. – Разве не видите вы, что ваше благо – моя единственная забота? Кто, как не я, избавила вас от гнева этого сердитого львёнка? Сберегла вашу честь от неверной, завистливой тени?

Тут до меня наконец дошло, Клариче, что всё это время они говорили о вас… Вы – мальчишка! Я чуть себя не выдал, облокотившись на поднос.

Но тут господин Скьяри громко запричитал:

– О, богиня моя! Какая же честь, когда лукавый раб позорит моё имя на каждом углу, втравливая в подобные стычки? Его место у ног моих, а он…

– Тьфу! – не выдержала Клариче.

Пока Дзани рассказывал, она не знала, смеяться ей или плакать. Тень господина Скьяри так потешно и правдиво говорила за своего хозяина, что моя сестра будто увидела снова холодное холёное лицо щёголя с выпученными, как у рыбы, испуганными глазами. Отвращение сменяло желание расхохотаться в голос, и наоборот.

Но с другой стороны, в сердце своём Клариче ощутила едкий укор. Это как же её обманули, отправив на бой с неповинной тварью, которую сами вынудили жить в страхе!

А ведь всего этого могло и не быть, если бы… Но сделанного не воротишь. Одна ошибка ведёт за собой другую, пока не случится непоправимое. Всё началось с глупой горячности, а кончилось дуэлью, которая горше позора. Что бы сказал отец, узнав о таком?

Хороша дочь, ничем не лучше татя ночного!

Клариче отвернулась и посмотрела на крыши в лиловом мареве сумерек. Город походил на дракона, греющего на солнце алые чешуи бесчисленных крыш.

– Дзани, – пролепетала Клариче, – я больше молчать не могу. Я грешна перед вами.

10
Плач смоковницы

Теперь, когда настал черёд Клариче рассказывать о таинственной даме и заговорённом клинке, кавалер Домино не мог усидеть на месте. Он ходил по комнате, бормотал про себя: «Ну дела!» Даже снял от волнения маску, и Клариче впервые увидела на сморщенном старческом лице живое умное выражение. В серых глазках, бесцветных и водянистых, окружённых сеточкой тончайших морщин, грусть то и дело сменялась лукавым весельем, и, напротив, сама радость была необычайно серьёзна.

«Всё приятней, чем личико юного Скьяри, похожее на непропеченную лепёшку!» – подумала сестра.

– О-о-о – зачарованно протянул Дзани, – покажите мне ещё раз ваш чудесный клинок!

Клариче вынула шпагу из ножен и подала её кавалеру Домино, словно королю.

– Вот! – с горечью сказала она. – Я не вправе его носить, как и любую другую шпагу. Я не знаю, как теперь вы поступите, Дзани, можете вызвать меня на бой, хотя за то, что я чуть не сделала, меня стоило бы повесить.

– Ну нет! – рассердился бывший чёрт. – Давайте хоть сегодня без драк обойдёмся! Да и не хочу я с вами драться, Клариче.

Кавалер Домино потянулся к сверкающему клинку, но отдёрнул руку в последний миг. Искреннее восхищение, озарившее старческое лицо, сменилось замешательством.

– Однако… что за шпага у вас! Загляденье! Ещё ни одно оружие меня не задевало, а тут…

– Дзани! – воскликнула моя сестра. – Да как же я так забылась! Покажите руку, скорей!

Кавалер Домино покорился. Тонкой царапины, похожей на бледную нить, не было в помине.

– Хвала Мадонне, – вздохнула Клариче, – она уберегла меня от горшего! Как вы чувствуете себя?

– Волшебно! – хмыкнул Дзани, кутаясь в плащ. – Только не смотрите на меня так, будто я сейчас на части развалюсь. Очень прошу!

Он ненадолго задумался:

– Мне даже больно не было, только немного щекотно, как от зажжённой свечи. Я больше удивился тогда.

– Всё вы врёте! – бросила Клариче. – Я-то видела!

Она убрала в ножны великолепную шпагу, которая стала почти ненавистна ей. Видно, в голосе моей сестры была такая безнадёжная тоска, что Дзани замялся.

– Ну, ну, Клариче, я же не собираюсь вас это, как вы сказали… в-вешать. Да я… да мне…

Он отвернулся и вновь нацепил свою носатую маску.

– Я хочу с-сказать, вы сами не знали, что делаете. И я не знал.

Голос его окреп.

– И господин Скьяри тоже. В первый раз он сделал мне что-то хорошее.

Но Клариче пропустила последние слова мимо ушей. Новая мысль захватила её. Женщина, что дала ей чудесный клинок, который нельзя себе оставить, эта женщина… Она, быть может, последней видела Алонзо Фортеска, пропавшего полгода назад.

И Клариче ощутила очень неприятный холодок у самого сердца.

Она так долго молчала, погрузившись в свои раздумья, что кавалер Домино в конце концов не выдержал:

– Будет вам убиваться, Клариче, если хотите знать, я вас давно уже простил! Могу простить ещё раз! О-о-о, да разве меня кто тянул за язык? Назваться именем хозяина!

Клариче покачала головой:

– Нет, Дзани, вы не хотели биться, зная, что простая сталь не может вас ранить, а я… с чем вышла против вас? А ведь та особа, что дала мне неотразимый клинок, даже не таилась. Но я не приняла всерьёз её слова.

Клариче вздохнула:

– Как ни крути, у вас чести поболее, Дзани. Вы меня пощадили…

Моя сестра, гордая, острая на язык, поклонилась легко, словно ивовый прут, да так, что шляпа коснулась пола.

– К вашим услугам, синьор Тень. Долг свой я непременно верну.

Кавалер Домино оторопел. Он отвесил церемонный поклон, поддавшись своей привычке, но толком ничего не смог ответить.

– Я?! Я! Мне? Да вы? – лепетал он, совершенно потеряв голову. Видно, такая похвала повергла его в ужас.

– Знаете что?! – наконец вымолвил Дзани и лукаво добавил: – Да отдавайте! Прямо сейчас! Дайте мне вашу руку, сударыня.

Клариче удивилась, но спорить не стала.

Стоило кавалеру Домино коснуться её руки, как исчезла каморка, провалившись в тартарары, а моя сестра поняла, что стоит не то на мелких камнях, не то…

В этот миг темнота распахнулась, как штора, и ночь предстала перед ней во всём великолепии.

Куда ни глянь, крыши вздымались и опускались, как волны; их тёмные густые тени наползли друг на друга, отчего город здесь казался живым, но притом словно зачарованным колдовским сном.

Огромная торжественная Луна царила надо всем. В дымке сиреневых облаков, окружённая частыми звёздами, она походила на юную красавицу, что спешит любимому навстречу.

– Ну как? – немного смущённо спросил Дзани, и Клариче вздрогнула. – Здесь хорошо, синьор! Не спешите со мной рассчитываться! Я, в сущности, ничего не сделал!

Клариче улыбнулась.

– Да, – тихо сказала она. – Надо же! Луна совсем как в Тоскане.

И замолчала, думая обо мне, своём брате. Луна у каждого из нас теперь была своя и говорила нам разное, хотя ничего в природе не поменялось. Непрошеная и горькая мысль не давала Клариче покоя: а что, если некого больше искать? Она ругала себя за трусость, гнала прочь худшие страхи, но, пристыженно затаившись, они и не думали уходить.

Тихо, тихо, как течёт по камням ручей, женский голос, грудной и глубокий, поднялся над крышами Гетто и полетел прямо к луне.

– О-о-о! – прошептал Дзани в полном восторге. – Послушай, Клариче, вдова поёт!

Действительно, то была колыбельная, нежная и полная печали, прозрачной, как стекло:

Слушай, дитя, и запомни отсель:
Чудное древо из дальних земель
Долго растёт на высокой скале,
Стонет от зноя и мёрзнет во мгле.
Только однажды плоды принесёт.
Дивный источник у дерева бьёт.
К древу стекает нищий народ,
Вечно гонимый от всяких ворот.
Мати смоковница, мати, взгляни:
Не высыхает источник в тени.
Милая мати, укрой нас, укрой,
Солнцем палимых, прохладной листвой!
Худо бездомному люду, когда
Гордая ветка нага и пуста.
Негде укрыться и нечего есть,
Знать, никого не останется здесь.
Древо иное в далёкие дни
Плода не дало, не дало тени.
Проклял Прохожий его красоту:
«Мёртвым пребудешь и стоя в цвету!»
Помни, дитя, и другим передай:
Плачем смоковницы полнится край.
Тем, кто плода не подарит, учти,
Поздно бывает на свете цвести.

– Спасибо, синьора! – вздохнула Клариче.

Только что целый город будто обрёл голос и вдруг онемел, едва колыбельная стихла.

11
Чудище

– Здесь хорошо! – довольно повторил Дзани, поглядывая на мою сестру, которая стояла, будто заколдованная. – Тут есть на что посмотреть, и я мог бы вам многое рассказать о здешних жителях. Видите вон то окно? Там живёт продавец скобяных изделий. Малый добрый, но настолько нерачительный, что только милостью Мадонны ещё не разорился вконец. Но, наверное, дело тут в том, что его жена из простого скудо солид выточит^[9], а из камня масло выжмет.

Брр!

Дзани в каком-то порыве вдохновения подошёл к самому краю крыши. Клариче едва не разозлилась на него, но вспомнила, что для тени скользить вдоль карниза дело нетрудное.

– А там, – продолжал кавалер Домино, – живёт старый доктор, подагрик и редкий зануда. Ах, ну вы скажете, кто бы говорил! Что ж, его сосед цирюльник, тоже занятная особа: заучив пару латинских фраз, вовсю щеголяет и хвастает близостью к учёному человеку. Совсем как… Да что ж такое!

Клариче рассмеялась почти против воли:

– Да при чём тут доктор! Вы же младше меня, Дзани!

Услыхав такое, Тень старого господина Скьяри совсем сомлела от удовольствия. Потому что в следующий миг Дзани, едва не перегнувшись через край, лукаво протянул:

– А здесь…

Наверняка он хотел рассказать что-то очень смешное, но в следующий миг вскрикнул и подался назад.

– О чёрт! – пролепетал он. – Опять этот, как он только меня нашёл?! Проклятие!

– Кто? – удивилась Клариче. – Ваш господин?

Дзани обернулся и резко замотал головой.

– Какое там! Э-этот!

– Да кто же? – воскликнула моя сестра.

– Ну как я скажу? – возразил Дзани, на мгновение растерявшись. – Не знаю. С-смотрите сами. Только руку дайте. Осторожно!

Черепица хрустела под ногами Клариче; несколько чешуек, расшатанных временем, всё же скатилось вниз. Но с помощью кавалера моя сестра добралась-таки до края крыши и посмотрела вниз, на узкую улочку, залитую лунным светом.

Ничего особенного. Медленно и мерно, будто считая каждый свой шаг, по улице шёл одинокий прохожий. Но чем дольше сестра смотрела на незнакомца, тем более странным он ей казался.