– Весь мир славил молодого воина и невесту его за спасение земли благодатной от Змея лютого, – говорила она вдохновлённо. – Сыграли они весёлую свадьбу. Вино лилось рекой, пир был горой. И как говорится, мёд по усам знатных бояр тёк, да в рот никак попасть не мог. А княжич и дивчина прожили счастливо до конца своих дней. – Настасья закончила и от себя добавила: – А всё потому, Данила, что они верили в победу. Помощь придёт, если верить. Всей душой верить…

– На твоём месте я бы так не надеялся. Вряд ли вера поможет тебе переписать собственную сказку, – раздался знакомый голос, который Настя более всего страшилась услышать.

Вздрогнув, друзья обернулись. Сердце Анастасии подпрыгнуло к горлу: тёмный чародей как ни в чём ни бывало стоял на пороге.

Он пришёл. Пришёл за ней.

Сегодня он явился во всей красе, облачённый в чёрные одежды, расшитые серебром, вооружённый, смотрящий с надменностью. Было видно, как он спешил: белые пряди выбились из-под его очелья с национальным орнаментом, символизирующим в Западной Славении власть и силу.

– Ох, никакого покоя, когда все начинают своевольничать! – издевательски пожаловался шляхтич. – Приходится менять планы и действовать жёстче.

Настасья тронула кармашек сарафана, где лежала обережная куколка. Мамин подарок сбережёт, сохранит… Но вряд ли тряпичная кукла остановит сейчас настойчивого пана.

Властош шагнул вперёд. Данилка тотчас вскочил на ноги, заслонил собой Настю.

– А ну-ка, немедленно выметайтесь из мельницы! – решительно потребовал мальчонка.

Он был готов защитить единственного друга, даже несмотря на дрожащие коленки.

– Скоро уйду, Даниил, уйду, но не один, – Властош одарил Настю острым прищуренным взглядом.

Друзья молчали, понимая: любое слово может обратиться сейчас против них.

– Я подумал, – продолжал пан, – будет не совсем учтиво прийти к тебе, Настенька, без подарка. И хоть я редко оказываю милости своим крепостным, но почему бы мне для начала тебя не порадовать?

У Настасьи перехватило дыхание. Ей, вероятно, послышалось? Крепостная?..

– Что?..

– Удивлена, дорогая? – Властош негромко посмеялся и достал из сумы синий цветок. – Я делал столько предупреждений, но ты отказалась их принимать. Гляди, какую красоту сотворил. Захарий говорил, ты любишь васильки. Увы, поблизости их не росло! А твой кузнец, который настолько жаждал взять тебя в жёны, что доверился мне и помог в одном деле, оказался весьма настырным. Вот и пришлось его обратить, дабы не путался под ногами. Дарю. Только осторожно, радость моя, он всё чувствует.

Колдун протянул Настасье василёк, и та отпрянула, будто обожглась.

– Где мой отец?! – воскликнула Настя с ужасом глядя то на пана, то на цветок.

Чародей медлил с ответом, с поддельным интересом начал он разглядывать василёк и спрашивать, точно размышлял вслух:

– Я всегда думал, если заколдованные ощущают боль, то каково же им умирать? Обличие иное, а вот душа-то человеческая, чувствует. Я так этого не хотел. Ну коль от подарка отказываешься, то и чёрт с ним!

Недобрая усмешка искривила губы мага, и он… переломил стебель василька. Настасье почудился надрывный вопль, но никто не кричал. Лишь согнутый василёк, упавший под ноги колдуну, завял и рассыпался пеплом.

– Захарий… – Настасья прижала ладонь ко рту. Глаза Данилушки в ужасе округлились. Сколько ещё смертей он увидит?..

– Ч-что… чт-то в-вы делаете… – голос Насти задрожал, глаза налились слезами.

– Показываю, на что способен. Сама виновата. Помнится, я предлагал решить дело миром. Смотрю, тебе нравится губить невинных людей.

– Нет… Это не я… – Анастасия крепко сжала куколку в кармане, замотала головой, не желая верить в произошедшее.

– Ты, радость моя. Ты. Из-за тебя всё. Но сейчас не про это. Услышал я, когда заходил, что ты тут сказки сказываешь, – проговорил пан, пристально следя за девушкой. – А хочешь я тебе сам расскажу одну интересную сказку?.. Жила-была девочка с волосами дивными, как золото, с очами голубыми, словно чистое небо. Звали её Настасьей. Жила она праведно, лоб в храме отбивала, заповеди почитала, папочке на мельнице помогала. Читать любила, да только ума-разума от книг отчего-то не набралась. И вот однажды встретился ей волшебник…

– Вы не просто волшебник, вы злой бес! – встрял Данилушка, грозно насупившись.

– Не перебивай меня, малец, это невежливо, – осадил его шляхтич, и Данилка мрачно уставился в пол. – Я ведь не закончил. Кхм, так вот… Он искал эту девчонку много лет, ведь врождённая магия, хранимая в её сердце, помогла бы ему победить истинное Зло. Чародей по-хорошему предложил ей пойти к нему в ученицы, раскрыть свой дар, но… она, негодная, отказалась. Однако отец девчонки принял верное решение. Он продал дочь чародею за долги! Продал, как продают скотину на базаре, всего лишь за обещания быть богатым и счастливым!

Отчаяние поглотило Настю, точно огромная волна – тонущий корабль. Она вскрикнула, резко обернувшись к магу:

– Лжёте! Он не мог! Не мог, слышите?!

– Ах, так ты моим словам не веришь? Ну что же, погляди тогда на это. – Вишнецкий достал из сумы бумагу, протянул Настасье. – Документ, между прочим! Ты у нас грамотная, надеюсь, поймёшь, что тут написано. Вот тебе от меня самая настоящая, полезная, но страшная сказка. Сказки должны не развлекать, а учить. Читай-читай.

Пока Настасья с ужасом изучала контракт, пан отошёл в сторону и положил ладони на стену.

– Замкни вшэстке замки! – прошептал Властош на древне-славенском, и в сию секунду по стенам пробежалась рябь, как от волн.

Магическая защита. Войти в жилище можно, но уж никак не выйти.

«Ты всё-таки меня продал, отец…» – стучало болью в голове Настасьи. Перед глазами потемнело. Она опустила руки с договором.

Но собственность пана Вишнецкого решила не сдаваться и опробовать последнее – попыталась разорвать лист пергамента. Чародей долго, с некой иронией глядел на безрезультатные старания, но в какой-то момент ему это надоело.

– Ну всё, полно! Что скреплено чарами, пальцами не сломать! – Властош выхватил у неё листок. – Ещё и помяла, ну кто ж так с документами-то… – с недовольством ворчал он, пряча контракт в суму.

– Куда уж хуже, – подметил доселе помалкивавший Данилка, и тут же встретил суровый взгляд пана. Подойдя к Настасье, он ухватил её за запястье.

Сердце её заныло от страха и безнадёжности.

– Я… Я никуда с вами не поеду! – закричала она. – Нет! Вы – мерзавец! Лжец! Душегуб!

Данилка зажмурился, понимая: сейчас его сестрёнку испепелят на месте, но Властош лишь улыбнулся:

– Радость моя, нельзя делать столько комплиментов сразу, это неприлично, не старайся. К тому же, я на лесть не падок, не задобришь.

Настасья открыла было рот, но колдун шустро опередил:

– Значит так, в дороге помалкивай, не порть мне нервы. Лучше будешь молчать и казаться дурой, чем заговоришь и развеешь сомнения. Не хочу даже вспоминать о том, какой подарок даровали мне боги! За мной!

Возможно, Властош высказал бы своей пленнице ещё что-нибудь напоследок, если бы его не прервал громкий голос, доносящийся снизу. Мелинар с криком: «Ты её не получишь! Я не подписывал договор о продаже!» – ворвался на второй этаж.

– Тятя… – прошептала Настасья.

Она охнула, заметив кровь на виске батюшки.

– Живучий, надо же, – с губ чародея сорвался едкий смешок.

Попытка девочки вырваться обернулась плачевно: пан сжал ей руку так, что Настя захныкала и затихла.

– Могу сделать больнее, если не прекратишь, – прошипел он ей на ухо, и тогда Мелинар горестно вскрикнул:

– Отпусти мою девочку, Аспид!

Настя начала понимать: её отец не виноват в подписании злополучного договора, он был обманут. У Мелинара и мысли бы не возникло продать за долги родную дочь.

Вишнецкий холодно усмехнулся:

– Ты не согласился на сделку мирно, а сейчас уже поздно.

Мелинар шагнул навстречу, свет масляной лампы выхватил из мрака худое, морщинистое, отчаянно-сердитое лицо.

– Мне терять нечего, ты знаешь, ясновельможный пан. Я свою жизнь прожил, жену потерял и буду рад забрать тебя в могилу! Вы, шляхтичи, все – мерзавцы последние.

Старик показал зажатый в руке острый полумесяц серпа. Пан Вишнецкий остался спокоен, лишь поднял брови, точно узрел что-то нелепое и смешное.

Данилушка, стоявший в тени, быстро смекнул: ничем хорошим диалог упрямых взрослых не кончится. К счастью, он стоял позади пана. С ранних лет Данилка больше привык действовать, чем долго думать. Потому совершенно неожиданно и главное – невозмутимо, словно не в первый раз проделывал такое, рванулся вперёд и вцепился зубами в руку врага.

Властош вскрикнул и выругался. Настасья выскользнула из цепкой хватки. Маг, на секунду оторопев, споткнулся, вскинул руки и ненароком задел висящую на стене масляную лампу.

Всё случилось в считанные секунды. Лампа грохнула со стены и разбилась, масло вытекло, огонь побежал по доскам пола, в единый миг охватив помещение. Мелинар в ужасе схватился за голову.

– Горим! Кормилица наша горит! – завопил он не своим голосом.

Настасья потянула отца к лестнице, ведущей вниз. Гасить огонь было нечем и некогда.

В очах волшебника разгорелось пламя, как от начинающегося пожара, но казалось оно гораздо яростнее и жгучей. Вишнецкий захватил рукой пламя, не причинившее ему вреда, соткал из огненных нитей шар и кинул его в противоположную стену. Пылающий шар с шипением вонзился в дерево, потом рассыпался искрами. Искорки родили новое пламя, и вскоре костёр горящей змеёй обвил толстый вал, стремясь вырваться сквозь щели к самому главному и прекрасному, что имелось у матушки мельницы – к четырём её крыльям.

– Бежим, скорее! – прокричала Настя, уводя за собой отца и Данилку. Властош отпрянул от огненной преграды в сторону, закашлялся: едкий дым пробирался в лёгкие, щекотал глотку. Мельник уже находился внизу, Настасья спускалась за ним, а вот Данилка не спешил. Глазастый мальчонка успел заметить, что пламя лизнуло подол плаща колдуна и побежало вверх по его спине, грозясь спалить длинные волосы. Данилку испугало сознание того, что спустя время он станет свидетелем ещё одной смерти. Может, справедливой, а может и нет, кто его знает.

– Господин волшебник, кхе-кхе, – пробормотал он, закашлявшись, – у вас позади что-то подгорает! – И с последним словом улепетнул вниз.

Пока со второго этажа разносился вопль пана и непонятные слова, вероятнее всего, заклинания, Данилка смотрел, как названая сестрица с отцом отчаянно пытались выбить дверь и выбежать наружу.

Всё было тщетно: помещение находилось под чарами, и отпереть дверцу мог только наложивший заклятие чародей. Мелинар, насколько ещё хватало голоса и сил, принялся просить у дочери прощения. Понимал: ежели суждено погибнуть, то он обязан хотя бы добиться отпущения грехов, коих было, как он сам считал, немало. Настасья порывисто его обняла.

– Я не зла на тебя, тятя! Нисколько, родненький мой! – губы девчушки дрожали, она целовала батюшку в щёки, захлёбывалась слезами и дымом.

Данилка, успевший подбежать и кинуться в объятия хоть и чужих по крови, но таких родных по духу людей, тихо молвил, глядя на надвигающийся огонь:

– А я мамку вижу! Вон, стоит, улыбается мне.

Ни Настасья, ни Мелинар не видели в ревущем пламени ничего. Мельник крепко прижал к груди мальчика и склонил голову. Скоро, очень скоро в обличии огненной стихии их обнимет госпожа Смерть, древняя многоликая языческая богиня. Криков Властоша слышно не было. Значит, его она уже обняла. Погиб?.. Что ж, как бы выразился он сам, невелика потеря!

Жар стал невыносимым, глаза щипало, из горла вырывался кашель. Хоть бы глоток воздуха проник через самую малую щёлку! В один момент Настасья ощутила внутри себя непреодолимую панику. Она закричала от бессилия, толкнула дверь на себя, попробовала выбить, но лишь содрала с пальцев кожу.

– НЕТ! – заорала она через рыдания. – Нет-нет-нет-нет! Пожалуйста!

– Бесполезно, Насть, – прохрипел Мелинар, дыша в рукав рубашки.