– Пожалуйста, помогите… – всхлипывала Анастасия, опустившись у двери на пол. – Кто-нибудь помогите… Прошу… Мама, помоги мне. – В кармане она нащупала обережную куколку.

В тот момент Настя всей душой желала, чтобы магия, которую она проклинала с десяти лет, возродилась и освободила их из горящего плена. Но, как бы ни старалась, с пальцев срывались лишь слабые искорки, сияние которых не могло пересилить заклятие чёрного колдуна.

Прошли секунды. Минуты. Вечность. Огонь подбирался ближе, замыкал круг. В один момент, словно из другого мира над ухом задыхающейся девочки прозвучал ледяной уверенный голос:

– Рано сдалась, замарашка! Страх не должен становиться для волшебника препятствием, страх следует в хомут запрягать!

Анастасия широко раскрыла глаза. Сердце чуть не выскочило из груди от изумления. Над ней возвышался чародей, взлохмаченный, испачканный копотью и без дорожного плаща, вероятно, тот всё же сгорел. Без лишних слов чародей схватил её за руку, поднимая на ослабевшие ноги. Радость и ненависть Насти будто сошлись в жарком танце, решившись заключить перемирие.

Властош, держа подле себя Данилку, смотрящего на пана с тихим восторгом, усмехнулся:

– Вижу, единственный раз, когда ты рада меня видеть. Эй, мельник! – крикнул Вишнецкий, обернувшись. Мелинар кое-как поднялся. – Не стой истуканом, ежели сгореть не хочешь, выходи за дочкой! – И вновь обратив изумрудный взор на Настасью, произнёс: – А дверь, замарашка, отпирается проще простого. Отвожич!

Заклинание подействовало. Дверь со скрипом распахнулась. В горящее здание, ещё пуще взвивая огонь, влетел желанный воздух.

Все бросились наружу из пылающей мельницы, последним выбежал Властош и – вовремя: на то место, где он стоял мгновение назад, рухнула горящая балка.

Мелинар бежал, не выпуская из рук серпа. Он и чародей отошли подальше от горящего здания. Настасья же с Данилкой застыли, с каким-то детским неверием засмотревшись на огонь, достигший чёрного неба. Данилка шептал молитвы, путая заковыристые священные слова. Настасья в немом отчаянии зачарованно глазела на пламя.

Едва Мелинар откашлялся и наполнил лёгкие свежим ночным воздухом, тотчас накинулся на колдуна с обвинениями в поджоге.

Властош поднял руку в примирительном жесте:

– Опусти серп, Мелинар. Не будь глупцом! Неужто собираешься сражаться вот этим? Такими лунами мои крестьяне пшеницу жнут, а не дерутся насмерть. Я предлагаю договориться. Просто сдайся! Я тебя спас, старик, а мог этого не делать!

Худощавое лицо Мелинара вытянулось.

– Как благородно-то! – произнёс он. – Только ты свою шкуру спасал, прежде всего! Дерись!

– Ну что ж, как пожелаешь, – Властош недобро улыбнулся: пусть и зрелый человек – мельник, а умом вышел не лучше, чем молодой пылкий кузнец. – Но прежде, чем начнём, я, пожалуй, отблагодарю тебя в ответ за твоё «спасибо»!

И пан вскинул руку. В тот же миг с горящей лопасти мельницы к нему на ладонь упал маленький огненный клубок. Шар разросся в руке колдуна, и Вишнецкий бросил его в избу Мелинара. Пылающий шар пробил крышу, будто он был из тяжёлого чугуна. Настасья завопила, видя, как огонь изнутри охватил дом. Всё только начиналось. Властош снял с груди дорожную суму, отошёл, положил её на траву под деревом, а сам вынул из ножен кинжал. Мелинар голосил и причитал, хватаясь за голову: его нехитрое хозяйство погибало на глазах.

– Забавно, – взирая на пожар, молвил чародей. – Как в одночасье можно потерять всё из-за одного своего упрямства! Жаль, мельник, но ты сам выбрал такой путь!

Пан подбросил вверх кинжал. Зависнув в воздухе, клинок блеснул, вытянулся и превратился в меч. Властош ловко поймал его.

В Славении мечи канули в прошлое десять лет назад; ныне знать предпочитала носить шпаги, на заморский манер, посчитав, что пора и оружие одарить своеобразной элегантностью. Только дворяне чародейского рода отдавали дань старому.

Настасья с Данилкой, стоявшие в сторонке, переглянулись. Мельник сглотнул ком в горле. Он понимал: проиграет. Умрёт. Сегодня. Сейчас. Что может сделать худосочный старик с обычным серпом против чародея с мечом? Страх, жаром исходящий от пламени позади, окутал отца Насти. Нет, сдаваться нельзя.

– Токмо давай без колдовства твоего, лиходей! – воскликнул Мелинар. – Или слабо тебе драться по-честному?!

Вишнецкий засмеялся:

– Чтобы убить тебя, магия мне не понадобится. Силы только истрачу!

Предсказание по картам сбывалось. За пожаром последовал бой.

Противники встали напротив друг друга. Властош рубанул резко, размашисто, дабы сразу закончить только начавшуюся битву, но мельник сумел увернуться. Он переходил в отчаянное наступление, серп просвистел возле лица Властоша. Скулу мага рассекла алая полоска. Вишнецкий на мгновение замер, тронул царапину и с недоумением посмотрел на окровавленные пальцы. Его передёрнуло от ярости.

– Ты за это ответишь, пся крэв! – выругался он, оскалившись.

Мелинар, в очередной раз чудом отпрянув от клинка и уже не чувствуя страха, собрав все силы, ринулся на колдуна. Старику удалось прижать пана к дереву. Серп со звоном скрежетнул о лезвие меча. Мелинар навалился всем телом и надавил на серп так, чтобы меч впился в шею его хозяина. Последний миг. Нужно уничтожить душегуба, причинившего его семье столько зла! Столько горя! Столько бед!

– Настырный! – из горла Властоша вырвался нервный короткий смешок.

Настасья, стоявшая в стороне, увидела, как блеснули страхом глаза Вишнецкого. Всего на одно мгновение.

– Отец, давай же! Убей его! Давай!

Громкие восклицания взбесили чародея. Что за глупая девчонка, неужто, не знает, что ждёт её батюшку, если он прикончит дворянина?! А вот самому дворянину, тем паче – представителю Волховской Шляхты, за убийство крестьянина, скорее всего, ничего не будет. Выкрутится.

Что ж, пора прекращать этот спектакль!

Заклинание шёпотом сорвалось с губ Властоша, и чары вихрем ударили в грудь Мелинару, отбросив его на землю. Серп вылетел из руки старика. Вишнецкий навис над побеждённым. Сталь ослепительно сверкнула над головой безоружного, толком ещё не пришедшего в себя от мощного удара.

– НЕТ! – Настя, бросившись вперёд, успела заслонить отца собой, вцепившись пану в руку, держащую занесённый клинок. Лезвие коснулось ладоней Искусницы, но не оставило ни царапины.

– Не надо, прошу вас… Не надо, – пролепетала Анастасия, с мольбой глядя в зелёные, почерневшие от гнева, глаза. – Пожалуйста…

Пан посмотрел на неё с лёгким изумлением, выгнув бровь.

– Ну, раз ты так отца любишь, что под меч бросилась … – процедил Властош с кривой улыбкой, – пощажу, пожалуй!

И так резко оттолкнул от себя девчонку, что Настя упала на траву рядом с отцом.

– Прости меня, – прошептала она, повернув голову к Мелинару. – Я не хотела…

– Береги себя, доченька, – отчего-то проговорил мельник. По сморщенной щеке его текла слеза.

Властош сжал зубы. Мысль о расправе не давала покоя. Не убить олуха, так заколдовать, чтоб не мешал. Волшебник направил сжатый кулак с изумрудным кольцом в сторону отца Насти. Мелинар пробовал встать, но его словно сковало цепями. Настасья в смятении заворожённо смотрела на Вишнецкого и ничего не могла сделать – ни двинуться с места, ни защитить.

– От моего меча тебя спасла дочь, радуйся, – медленно, с расстановкой произнёс пан, – но от магии спасения нет. Мышью!

Настасья и рта раскрыть не успела, как вновь стала свидетелем настоящего злого колдовства. Хлынуло зелёное пламя, сверкающими молниями вонзилось в грудь Мелинара, и последним, что запомнила девушка, были светло-серые глаза отца, наполненные ужасом. В них успело отразиться всё, точно в зерцале: и чёрное небо, и горящая мельница, и перепуганная дочка, и лихая магия тёмного колдуна.

Прошло мгновение, и вместо худощавого человека в подпоясанной рубахе на земле появился серый мышонок. Издав тонкий писк, мышонок скрылся в густой траве и больше не показывался.

– Отец! – закричала Настя, будто её восклицание могло чем-то помочь.

Пан Вишнецкий обжёг холодным взором. Покрасневшее лицо девочки залили слёзы. Ныне ликовало отчаяние.

– Я вас ненавижу!

С острыми словами из раскрытой ладони выстрелил сноп солнечных стрел, они пронзили волшебника насквозь. Магия швырнула его на землю точно так же, как ранее он – Мелинара. Властош захлебнулся в немом крике, тяжело задышал, тряся растрепавшимися волосами. По лбу и щеке текла кровь, подняться он был не в силах. Вишнецкий встретился взглядом с Анастасией и скупо ей улыбнулся.

Всё же может умело колдовать, когда надо, искусная магия у неё проявляется. Отлично! Девчонке нужно просто научиться управлять собой. И он обучит её.

Настя стояла, окаменев, не понимая, как это случилось. Данилка нашёлся скорее: схватил её за руку и потащил к лесу.

– Как же мой отец?! – воскликнула Настасья, упираясь.

– Ему уже не поможешь! – отвечал Данила на ходу. – Он же – мышка! Быстрее, Насть, быстрее, я не знаю, сколько продлится твоё заклятие! Если пан догонит нас, худо будет. Бежим!

Анастасия в последний раз попыталась отыскать глазами отца в новом обличии, но мышонок за ними не бежал.

Через частокол чёрных стволов елей проглядывали лоскутки оранжевого пламени, виднелась вдали догорающая мельница, от которой почти ничего не осталось. Пахло гарью, пожаром, бедой.

– Я найду тебя, Настасья! Слышишь?! – донёсся вслед крик пана. – По контракту ты моя! Ты не спрячешься от меня!

С трудом поднялся Вишнецкий на ослабевшие ноги. Солнечные чары затопили его изнутри, едва не сломали кости, чуть не ослепили очи.

– Курва мелкая! – бранился он с яростью. – Дрянная девчонка!

От боли и злости хотелось орать. Он созовёт на окраину всех жителей деревни. Наверняка люди обрадуются исчезновению семьи мельника, но, как пить дать, огорчатся гибели самой мельницы, что верно и вдоволь насыщала их мукой.

– Вперёд, – сказала Настасья названому брату сквозь слёзы.

Полесье приняло беглецов в свои объятия.

* * *

Тучи таяли в вышине. Разрывался грозовой занавес, и лунный свет падал на заросшие тропы Южного Полесья. Серебряное сияние искажало тени ветвей, делая их пугающими. Беглецы мчались вглубь чащи, не смея сворачивать на тракт. Подобно языческим идолам, надменно взирали на незваных гостей величественные ели. За каждым их стволом Настасье виделся силуэт тёмного колдуна, и от этого становилось не по себе.

Настасья не останавливалась, не давала передышки братцу, который уже валился с ног. Жгучая крапива искусала босые мальчишечьи ноги, острые ветви цеплялись за штаны Данилки и подол сарафана Насти. Силы были на исходе. Нельзя останавливаться! Иначе пан догонит. Им нужно в столицу, к доброму дядюшке Любору, он поможет. Он всегда помогал! Нужно спешить!

Данилушка стойко выдерживал и, пряча слёзы, следовал за подругой. Так беглецы одолели ещё треть версты. С каждым шагом идти становилось труднее. Хотелось пить, есть, спать, и было непонятно, чего больше. Но в один миг Данилка сам не заметил, как отстал от Насти и свалился на кучу прелых листьев.

– Насть, прости… – донёсся до неё слабый голосок. – Я не могу больше…

Настя замерла, поёжилась. Где-то вдали ухнул филин. Луна вдруг исчезла, погрузив пленников леса во мрак.

– Боже, почему я… почему мы… я так виновата перед тобой, Данилушка…

Не выдержав, Настасья зарыдала и позволила себе рухнуть подле него.

Мальчонка не ответил, лишь прижался к названой сестрице, стараясь сохранить остатки тепла. Они не выберутся из леса. Они заблудились. Они…

– Мы умрём, Насть? – спросил Данилка так, будто говорил о чём-то обыденном. Он уже смирился. Настя всхлипнула, но постаралась даровать надежду:

– Нет, что ты! Утром, едва солнышко встанет, мы обязательно выйдем в город. Я не дам тебе умереть ни за что!