– Допустим, колдовство, – Мелинар отхлебнул деревянной ложки бульона, сваренного для гостей. – Но зачем ему мне мешать? Он же деньги хочет получить!

Любор качнул головой.

– Чудак-человек ты, мельник! Не деньги ему нужны, не деньги, а… она, – резчик указал на Настю.

Девочка вздрогнула. В заплаканных глазах отразился страх.

– Но что ему надо от нашей Настеньки? – спросил Данилушка, всегда готовый защитить названую сестру.

– Господин богатый, как я понял, помещик… Вероятно, крестьян не хватает, чтобы спины на него гнули. Может, понравилась, может, ещё что дурное в голову взбрело. В первый раз отпустил, а тут так резко переменился, хм… – Любор в задумчивости потёр подбородок и серьёзно посмотрел на мельника: – Обхитрить нас и получить твою девоньку бесплатно для него не составит труда. Кто мы, а кто – он. Эти шляхтичи ради забавы из кожи вон вылезут. Впрочем, не мне тебе рассказывать. Ты и сам всё знаешь. Но то было бы полбеды. Ох, спички-ящики! Вы говорите, Вишнецкий – чародей? Сию фамилию я не раз слышал в городе.

– Он говорил, будто он – глава какой-то шляхты, – сказала, припоминая, Настасья.

– Не какой-то, а Волховской. Самая главная чародейская свора, множество богатейших семейств. Вот откуда имечко-то мне знакомо. – Любор приложил ладонь ко рту, изумлённо замотал головой: – Ох, ну и в беду вы попали. Поди, знак твой солнечный этот пан видел?

Настасья сомкнула губы и, кинув обеспокоенный взгляд на запястье, кивнула.

Тонкие губы резчика тронула горькая усмешка:

– Незавидная участь – стать крепостной пана, да и к тому же – чародея, – продолжал плотник. – Что ему взбредёт в голову, одному Единому известно. У волшебников иные боги, старые, а значит, и законы у них другие.

И Любор завёл рассказ. По его словам, свободным людям следовало надеяться на удачу и защищаться, а говорить о невольных помещичьих крестьянах не было смысла: никаких прав они не имели. Государь последнее время не жаловал волшебников и вёл с ними собственную игру. Когда-нибудь, игра должна была закончиться и привести одну из сторон к победе, только пока не было ясно, какой ценой достанется эта победа, и станет ли жизнь простых людей, не богачей и не чародеев, а того самого низшего слоя общества, цениться выше, чем жизнь больной свиньи или ящик кислого вина? И всё-таки без особого документа ни один дворянин не имел права закрепощать свободного человека.

– Потому побороться против колдуна можно. И нужно! – заключил старый мастер, поглядывая на встревоженных друзей. – Его Величество не больно жалует чародеев, и против закона пан не пойдёт. Надеюсь. Так что надо найти деньги во что бы то ни стало. Ежели, конечно, хочешь сберечь дочурку от рабства в поместье.

Мельник закивал и выпалил со всей твёрдостью, на какую был способен:

– Всё сделаю, Любор, всё! Дай только совет, как быть. Я уже потерял жену, благодаря им… – добавил он так тихо, чтобы Данилка, сидящий рядом, не услышал.

Резчик поднялся со скамьи, потирая ноющую спину, и ушёл в другую комнату, служившую спальней. Вернувшись, он положил на стол перед гостями свёрнутую тряпицу. По столешнице, звеня, рассыпались монеты.

– Здесь сорок рублей, – сказал резчик. – На чёрный день откладывал, вот, видать, он и наступил.

– Я не возьму, – Мелинар сложил монеты обратно и подвинул свёрток хозяину.

Тот настойчиво возвратил.

– Ох, ёжики-спички, не смей со мной ссориться! Куда ж ты денешься, друг мой любезный? Возьмёшь-возьмёшь. Гроб я себе уже давно сколотил, похоронить, думаю, люди найдутся, так что эти деньги вам сейчас нужнее. Не думай о возврате. Забудь! И не радуйся раньше времени, братец-мельник, здесь не хватает шестидесяти рублей, потому будем думу думать, как быть. Дочку твою отправим в деревню, пока остальное собирать будем. Может, и продашь муку, кто знает…

– Я останусь с отцом! – решительно заявила Настасья и добавила, что чародей может нагрянуть в любой момент, хотя не знает название деревни.

– Хорошо, что не знает. Деревень в округе много, да и мельниц тоже. Но с батюшкой ты не останешься, а поедешь домой. Сейчас, дорогая, придётся послушать старших, – Любор наигранно развёл руками, мол, что уж тут поделать? – Я отвезу вас завтра с Данилкой. Благо, мой ослик ещё в силах доехать до Полесовки. И помните, пожалуйста, помните: что бы ни случилось, вы всегда можете искать убежище у меня.

Мелинар, обойдя стол, со слезами крепко обнял Любора. Не так уж много лет они были знакомы, но мельник каждый раз убеждался, с какой осторожностью и любовью сам Единый выстругал душу резчика.

* * *

Едва забрезжил рассвет, Любор усадил ребят в повозку, запряг серого ослика Ишку, служившего ему без малого двадцать лет, и они отправились в путь. Мелинар с сорока рублями остался в столице торговать на свой страх и риск.

За время поездки никаких происшествий не случилось. Настасья постепенно успокоилась, перестала оборачиваться и пугаться собственной тени. Поначалу ей казалось, будто за ними по пятам скачет на вороном коне пан Вишнецкий, но это были всего лишь фантазии. Данилка же погрузился в думы о своей захворавшей матери. Мальчонка лихорадочно размышлял, как помочь и маме, и подруге. Но что он мог сделать? На работу его никто не возьмёт, слишком мал, идти подмастерьем к кузнецу желания не возникало. Захарий Настю обижает, а Данилушка с обидчиками не дружит.

Когда друзья приехали в Южную Полесовку, Любор подозвал к себе Данилку и отдал ему свёрток со склянками.

– Лекарства мамке отдай, – велел он и погрозил пальцем: – Да не говори от кого, скажешь, сам заработал в столице, сам купил у лекарей.

Любор знал, что делает. Овдовевшая крестьянка после смерти своего Некмира, пусть и зажила легче без постоянных побоев, но еле сводила концы с концами. При жизни супруг, как помнил Любор, нещадно сёк Данилушку за любую провинность и лихо пропивал деньги. На чёрный день у семьи никогда ничего не оставалось.

Любор не встретился с мамой Данилки, видно, не хотел видеть, насколько она побледнела и исхудала от болезни. Он помог, чем мог.

Перед отъездом дядюшка Любор строго наказал Насте ждать отца и не выезжать за пределы Полесовки без надобности.

* * *

Несколько дней не появлялся дома мельник. Настасья долго волновалась за отца, но работа отвлекла от мрачных дум. Девочка перестала отсчитывать дни календаря до следующего четверга. Перестала думать, сколько заработал батюшка в столице и дали ли ему возможность торговать.

Из собственных запасов Настасья собрала в котомку зерна, муки, сыра и хлеба, принесла угощение в жилище доброй соседке. Она помогала матери Данилки, пока мальчик носил воду, топил печь и работал на огороде. Настя кормила Лисавету, поила, выхаживала, пробовала утешить. Бывало, читала молитвы над болящей, обращаясь к иконе Единого, озарённой огоньком лампадки в красном углу избы.

Данилушка поил маму лекарствами, что дал ему Любор, но той лучше не становилось.

– Как ты думаешь, матушка выздоровеет? – спрашивал Данилка, когда Лисавета наконец засыпала под монотонное пение молитв.

– Я чаю, всё будет хорошо, она поправится, – отвечала Настасья без особой уверенности.

Она хотела помочь Лисавете магией, но как нарочно ничего не выходило! Она от всего сердца желала выздоровления, но с пальцев не слетало солнечных искр. Ничего. Когда сердце требовало чудес, их не случалось.

«Я не волшебница и никогда ею не стану. Зачем стараться, если не умеешь управлять своей Силой? Лучше бы Мать-Природа не награждала меня таким даром, я неумёха. Я не хочу обладать этим проклятым даром!..»

Так думала Настасья, запястье её жгло огнём, кулон на шее слабо светился. Почему мать передала дочери сей талисман перед тем, как погибнуть? Наследственный ли у них дар?.. И что замыслил этот господин Вишнецкий, зачем она ему? Много вопросов вертелось в голове девушки, но задавать их было некому.

Через три дня Лисавета пошла на поправку. Жар спал, вернулся аппетит. Друзья не прекращали заботиться о ней. К вечеру, правда, радостные новости сменились горем. Возвратился из города Мелинар. Завидев, в каком состоянии появился он рядом с околицей Настя охнула. Отец, весь избитый, грязный, будто кубарем скатился в овраг, вёл под уздцы хромающего коня, что тащил за собой пустую повозку.

– Ограбили, – выдохнул Мелинар и сел обессиленный прямо на землю. – Все шестьдесят рублей, которые сумел набрать… У меня всё получилось! Видать, чары негодяя иссякли, и я смог продать муку, и тут!.. – мельник зарыдал, отчаянно забив кулаками по траве.

Перед его глазами возникла сцена в лесу, когда на него набросился неизвестный, избил и, выхватив кошель, скрылся в чащобе.

Настасья попросила рассказать, как выглядели бандиты.

– Разбойник как разбойник, замазюканный, здоровенный, я не помню… Он был один… Что я теперь скажу Любору? Что мы будем делать, Настя?.. – Тут Мелинар внезапно рассвирепел и замахнулся на дочь, закричав от горя: – Всё из-за тебя! Если бы ты вышла замуж, мы бы не нуждались в деньгах! Если бы ты не была такой дерзкой, быть может этот пан не стал бы нам вредить!

Дочь отшатнулась. Батюшка всегда обращался с ней мягко. Но возмущаться она не стала, понимая, что не зло он на неё выплёскивает, а отчаяние.

– Не горюй, тятя. Тебе надо отлежаться. Найдём мы деньги, найдём… Надо верить! И потом, ведь есть Зорянка. Она нас прокормит! – Анастасия тщетно пыталась успокоить отца, имея в виду их добротную корову, живущую в хлеву.

Единственная, но такая незаменимая, самая настоящая кормилица. К тому же, помимо коровы оставались ещё и куры. Рано горевать! Скоро их страдания прекратятся, надо просто подождать.

– Верить и ждать, говоришь? Хах, вот по-другому запоёшь, когда к нам заявится этот проклятый лиходей! Захарий бы обеспечил тебя и меня, такой хороший парень, он бы защитил нас, была бы ты его женой, а ты… Эх, погубишь меня, погубишь…

Разом потерявший надежду на лучшее и веру в Единого, Мелинар махнул рукой и ушёл, понурив голову. Данилушка нахмурился, задумчивым взором проводил отца Насти.

– А где твой горе-женишок прохлаждается, Насть? – спросил он. – Где он, когда тебе плохо? Дня два как должен был вернуться! Во дурак!

Настасья задумалась.

* * *

– Неправильно всё это, он же старик, а я ему синяк поставил. Ему и так хорошенько досталось от псов государевых.

– Ты всё сделал правильно, коваль, – ухмыльнулся Вишнецкий, забирая из рук Захария добытый грабежом кошель с монетами.

Чародей и кузнец устроили небольшой привал на берегу реки, протекающей вдоль леса. Коней привязали к берёзам, а сами сидели на траве и перекусывали купленной в Славенске выпечкой.

– За разбойника себя выдал, – качал головой Захарий, не прожёвывая мясной пирог, а глотая и давясь. – А если… Ик!.. Если он меня узнал? Ик!

Властош следил прищуренным взглядом за солнечными зайчиками, весело прыгавшими по речной ряби.

– Не узнал, не волнуйся, – волшебник налил из жбана в кружку квас и сделал глоток. – У мельника не должно быть денег, иначе как, по-твоему, мы с ним совершим сделку? Ничего, осталось недолго. Скоро я навещу твою невесту. Ты ведь хочешь, чтобы она была твоей, правда, Захарушка?

Кузнец энергично закивал:

– Хочу, пан! Больше всего на свете! Только, вот… Мне кажется, нечестно всё это.

– Нечестно получать отказы да оплеухи. Ты достоин лучшей девушки, а влюбился в эту замухрышку.

– Нет, не называйте её так! – встрепенулся кузнец, даже подскочил от негодования. – Я ведь её люблю, и она полюбит меня!

Властош взглянул на него с горькой улыбкой, щурясь от слепящего солнца. Решив, что пришло время, пан поднялся с земли, вытащил из-за пояса кинжал. Следовало провести один ритуал, чтобы замарашка поняла, с кем имеет дело. Слегка припугнуть.

– Что вы собрались делать? – спросил встревоженный Захарий.

– Давай без вопросов. Подстрели птицу, любую, лучше – рябчика. И принеси его мне.