Путешествие на ночь глядя (страница 5)
– А что, милая собачка, ты не заметил? – прошла она сразу в зал и бросила с видом «занято» на диван свою шляпку.
– Что именно?
– Как в глазах горничной зажегся дьявольский огонек радости, из которого мог вспыхнуть пожар, готовый спалить мою душу, лишь бы оказаться на моем месте.
– Не преувеличивай, Элла. Самая обычная горничная, которая меня узнала.
– Обычная горничная стихов не читает. Вот увидишь, теперь она будет встречаться тебе чаще, чем я. Лезть под ноги, как всякая преданная собачка.
– Как твоя? – посмотрел Веня на собачку, которая всегда валялась у них в ногах.
У дамы была маленькая собачка, с которой она любила поговорить.
– Видишь, малышка, какой красивый отель, не то что в прошлый раз. Венечка постарался, написал хорошие стихи, дорогие, на пять звезд. Тебе здесь должно быть уютно, только не надо ссать на ковер, как в прошлый раз. Я понимаю твое отношение к красным ковровым дорожкам, но все же держи себя в руках.
Горничная в душе ненавидела постояльцев с собаками, особенно с такими мелкими, те всегда норовили нашкодить в самых непредсказуемых местах, а все шишки доставались горничной, именно ей приходилось подбирать их за собакой. Потому что именно горничная была ответственна за порядок. Она же слуга, а слугам вот так вот легко может нагадить какая-нибудь шавка прямо в душу. И не тявкай после этого.
Но будучи ослепленной кумиром, за Нежинским я ничего не видела, даже даму с собачкой. Кроме того, что дамочка мне показалась чересчур расфуфыренной, возможно, я просто ей завидовала.
В номер Нежинского, как в автобус, постоянно входили и выходили гости, одни задерживались надолго, другие – чтобы проехать пару остановок.
Я долго ждала, пока все выйдут из автобуса, но, не дождавшись, собралась с духом и постучала.
– Уборка номеров.
Нежинский открыл мне сам. Я не ожидала, только открыла рот в ответ.
– Можно?
– Проходите, – не посмотрел он на меня. – После уборки дверь можете не закрывать, я жду гостей.
– Хорошо.
– Вы чувствуете?
– Что? – перехватило дыхание у служанки.
– Этот запах. Эта псинка где-то отложила, я чувствую этот запах. Уберите, пожалуйста.
В этот момент я поняла, что как бы ни отвергали эту собачку, именно она стала для нас связующим звеном. Ничто так не объединяет, как враг.
Нежинский тоже не любил эту шавку, это единственное, что объединяло его и служанку. Особенно его раздражало, когда в постели у них вместо четырех ног было восемь. И самым неприятным было, когда Элла целовала своего питомца, а потом его. Как безумно надо было любить женщину, чтобы на это пойти. Теперь можно было представить эту дикую силу его любви.
В номере было сумрачно, занавес опущен, как в театре после спектакля. Сам Нежинский, уставший и серый, нервно жевал сигарету. Видно было, что в Вене поселился испуг. Теперь он бродил по венам, как путешественник, открывающий для себя столицу Австрии – Вену. Из всякой открытой вены хлестала бы кровь, но в этой кровь застыла от страха. Нежинскому тоже хотелось вскрыть свои вены, такую оторопь вызывало в нем незнакомое чувство. Раньше ему неведом был страх, он ничего не боялся. Неужели теперь есть что терять? Ведь страх появляется, когда есть что терять.
Я ощущала в поэте страх, он крупным планом, у его подруги дождь, она в слезах. Как сейчас помню ее большие серые глаза, как серый Петербург. Они бегали туда-сюда, пока не нашли выхода и она не вышла в другую комнату. Взгляд Нежинского холодным током пробежал по мне. Он повернулся, чуть ссутулился и выдал свой усталый профиль. Стал гораздо старше своих лет. А в этой позе спрятался вопрос.
В том, как нервно он курит и молчит, сквозит тревога, нервный беспокойный тонзиллит. Он кашляет. Где-то в спальне всхлипывает дама. И это похоже на музыку. Очень грустный джаз. Лампочка в светильнике моргает. Атмосфера наэлектризована, и вот-вот ударит гром. «Как бы я хотела, чтобы он, Нежинский, пронзил меня своим электричеством. Глаза его блеснули. Молния прошила меня взглядом.
– Уберите только здесь, в спальню заходить не надо.
Нежинский накинул пальто и вышел.
* * *
Когда я закончила уборку, женщина успокоилась и наступила полная тишина. Я ушла и где-то через час вернулась и принесла чистые полотенца. Дверь по-прежнему была открыта.
На столе лежала записка:
«Я буду ждать твоего звонка.
Элла».
Я прочла записку, потом вскрикнула, увидев, как из темноты вышел Нежинский. Он был в халате и с бутылкой.
– Нехорошо читать чужие письма.
– Я думала, это стихи, – все, что я смогла тогда выдавить из себя.
– Хотите искупить вину?
Я посмотрела на Нежинского с радостью и страхом одновременно. По спине пробежал холодок. Я знала, куда он побежал, в магазин нижнего белья. Ах, зачем я тогда не купила его, пусть дорогое, но в нем я бы увереннее сейчас стояла на своих стройных интересах. Ноги у меня красивые, это мне еще мама говорила.