– То, что ты видишь впереди, дорогой, – вот этот просторный луг, – мы называем парком развлечений…

На лугу были расставлены накрытые сверкающими скатертями длинные столы, ломившиеся от супниц и сервировочных тарелок, которые бесконечным потоком струились по долине прямиком из кухни особняка. Еще были пироги размером с тележное колесо. Пирожные всех цветов и разновидностей. Пирамиды апельсинов. Горы ароматных персиков…

– Ни в чем себе не отказывай, дорогой. Все будет съедено в полдень, когда прибудут местные жители. – Ее рука, легкая, как бабочка, легла ему на талию. – Жаль, что ничего пока нельзя приготовить с горесладом. Кухарка использует его только для украшения. Знаешь, а ты немного растолстел.

Потом она упорхнула, чтобы отчитывать слуг или смеяться вместе с ними; идеальная хозяйка большого дома – добрая и сострадательная, красивая и мудрая. Отогнав сияющий образ кулона Джеки, решив, что все его тревоги, вероятно, пройдут, если он побудет здесь еще немного, Том огляделся в поисках Ральфа. Потрясение от того, каким высоким оказался его сын, как широки его плечи, длинны выгоревшие на солнце волосы, как он пышет здоровьем сквозь потрепанную одежду, оказалось еще сильнее этим утром, чем во время их короткой встречи накануне вечером. «Теперь ты настоящий мужчина. Я очень, очень горжусь тобой». Но, опять же, слова, которые Том хотел сказать близкому человеку, так и не прозвучали.

– Праздник что надо, да? В любом случае, папа… – Ральф улыбнулся, как улыбнулся бы любой, наблюдая за всеобщей суетой. – Я рад, что ты наконец-то приехал в Инверкомб.

– Ты назвал меня папой…

– Так принято у местных. Видимо, я просто перенял их словечко. Не возражаешь?

– Мне вообще-то очень нравится. – Том почувствовал, как где-то внутри трескается лед. «Папа» – возможно, это признак небывалого сближения.

Они бродили по лугам, и Ральф охотно указывал на местные достопримечательности и разновидности деревьев, с одинаковой легкостью сыпал латинскими названиями и мило грассировал на западный лад. Сын, как всегда, был полон гипотез и теорий, и Том запыхался к тому времени, когда они поднялись по ступенькам к увитому плющом входу в грот, откуда открывался вид на парк развлечений, а Ральф все продолжал говорить без умолку, и лишь когда появились первые местные жители, его взгляд задержался на темноволосой горничной, помогавшей устанавливать новые столы, которые должны были уместить неиссякаемый поток угощений. Том тоже обратил на нее внимание. Она была весьма миленькой – нет, она была настоящей красавицей, – и Ральф смотрел со смесью благоговения и страсти… Она бросила взгляд в их сторону и весело помахала – жест был теплым, будто солнечный свет. Том спрятал улыбку, подумав, что сын, возможно, познал любовь. Он даже позволил себе еще одну короткую, недозволенную мысль о дорогой, утраченной Джеки, которая ушла со службы и умерла так необъяснимо…

– Что мне действительно нужно, так это доказательство специализации – полученной от предков адаптации к местным условиям. Видишь ли, папа, у меня есть идея, и я думаю, что это может быть важно для того, как мы воспринимаем жизнь в целом. Я пока не могу полностью объяснить…

Из грота пахнуло землистой прохладой.

– Действительно отличное место для исследований, – согласился Том. – В конце концов, здесь многое связано с историей нашей гильдии. Старые устройства… ты обязательно должен мне их показать. Кстати, – продолжил он, быстро сменив тему, заметив, как вытянулось лицо сына, – я оставил у тебя в комнате новый рекламный проспект Хайклэра. Твоя мама посоветовала привезти его лично. Видимо, здешняя почта немного ненадежна.

– Хайклэр – наша главная академия?

– То место, куда ты отправишься осенью. Разве этот вопрос еще не…

– Честно говоря, я позабыл, отец.

Вот тебе и «папа». На самом деле, смешно, что Элис так и не удосужилась упомянуть об этом за все время, что провела с ним здесь.

– Видимо, есть определенный смысл в том, что я отправлюсь туда, – признал Ральф.

– Ну, мы так и думали. Твоя мать и я.

– Разумеется.

– И это при условии, что с тобой все именно так хорошо, как кажется, – я имею в виду, что ты полностью выздоровел.

На мгновение Том почти возненавидел Элис за то, что она возложила на него задачу сообщить Ральфу новость о Хайклэре. Но, в конце концов, он был главным телеграфистом, а она всего лишь тактично расчистила супругу путь для того, чтобы он поговорил с сыном о будущем как мужчина с мужчиной, как поступил бы на его месте любой хороший отец. Так что, как всегда, он сам виноват, а она ни при чем. Его здесь не было. Он занимался всякой ерундой. С каким восхитительным достоинством Ральф принял известие! Даже не просил разубедить в том, что академия Хайклэр – с ее холодными общежитиями, ритуалами инициации и подлыми интригами – не такая, как о ней говорят.

– Жаль. – Рассеянный взгляд Ральфа скользнул по отцовскому лицу. – Полагаю, это неизбежно. Я имею в виду… – он неопределенно махнул рукой, – разве мы могли бы оказаться здесь, в этом прекрасном месте, без Гильдии телеграфистов? И я знаю, что у меня есть обязанности. Просто… ну, такая неожиданность. Думаю, этим летом я близок к важному открытию. Ты ведь понимаешь?

– Да, – согласился Том, и они уставились друг на друга. Лица у обоих были каменные. – Кажется, понимаю.

Пикник в парке развлечений должен был начаться в полдень, но у прибрежных жителей отсчет времени в вопросах, не касавшихся прилива, всегда был приблизительным и допускал отклонения на час-два в обе стороны. Так что было немногим больше десяти, когда первые гости прошли через калитку, которой ранее не смели пользоваться, и двинулись по тропинкам вглубь поразительных земель, окружавших Инверкомб, а основная процессия прибыла значительно позже половины второго. К тому времени от огромных пирогов остались лишь объедки, кухарке пришлось организовать еще немало партий колбасок, а лимонада постоянно не хватало, однако прочей еды было вдоволь, пусть даже подтаявшее на солнце желе и изрезанные окорока скорее наводили на мысли о поле битвы, чем о пикнике. Булочки раздавали направо и налево.

Дениз Прайс, которая в этом году была Летней королевой, прибыла на украшенном цветами троне, окруженная стайками ребятишек, разбрасывающих лепестки роз. Впрочем, ее приспешники умчались прочь, едва почуяв запахи еды, и она, тоже проголодавшись, после недолгих колебаний подобрала шлейф и бросилась следом. Позднее, сытые и повеселевшие, жители разномастными группами поплелись обратно на ярмарку Середины лета, которая всегда проходила на поле для возовиков в окрестностях Латтрелла. Присутствие вельграндмастера Инверкомба и его прекрасной мистрис в этом году было чем-то вроде приза. Многие даже говорили – стараясь, чтобы не услышала Дениз Прайс, – что именно Элис Мейнелл стала настоящей Летней королевой. Она рассматривала прилавки с фруктами, пучками трав, ароматными сигарами разных сортов, а также вездесущими рядами бутылок без этикеток. Люди гордились ее присутствием и благодарили за проявленный интерес, а на все ее многочисленные вопросы отвечали с откровенностью, о которой, вероятно, впоследствии пожалели.

Закололи барана, разожгли костер, и сгущающиеся вечерние сумерки наполнились ароматным дымом. Между мачтами двух вытащенных на берег лодок натянули старый парус, и по нему поплыли очертания. К третьей коробке с кинопленкой стало ясно, что в фильме есть пираты, корабли нелепого вида и поиск какого-то сокровища, а еще время от времени случаются драки на саблях. Зрители, запинаясь, читали мелькающие интертитры^[11] то ли для себя, то ли для окружающих. После затянувшейся путаницы с порядком бобин история подошла к чему-то вроде финала, и настало время для главного события любой ночи Середины лета – танцев.

Оркестр был разномастный, музыканты носили униформы местных гильдейских академий. Каждый хвастался кушаком и знаками отличия, и Оуэн Прайс вскоре обнаружил, что новенький моряцкий костюм обеспечивает куда больше внимания от девушек, чем в предыдущие годы, а вот парни все без исключения – как обычно в ночь Середины лета – желали потанцевать с Дениз. Но даже у преподобного вышмастера Брауна этим вечером не было недостатка в партнершах, поскольку многие женщины сочли, что стоит с ним покружиться разок во спасение души, и да простит его Старейшина за блудливые руки. Сисси Даннинг в ослепительно яркой и широкой зелено-оранжевой юбке предложила метеоведу Эйрсу присоединиться к ней. Всякий, кто был достаточно трезв, заметил бы, что она оказалась единственной негритянкой в основной толпе, хотя поодаль на пляже собралась небольшая компания темнокожих слуг и сезонных работников со всей округи, которые плясали и пили вместе.

Лица празднующих блестели от бараньего жира и возбуждения к тому времени, когда соорудили аллею из пылающих ивовых веток, и смеющиеся парочки нырнули в огненный туннель. Оуэна, появившегося с двумя девушками, приветствовали особенно громко. А также Дениз, которая сказала всем своим многочисленным поклонникам, что бережет себя для Бристоля, и вошла в туннель одинокой, но ликующей. Тем вечером были и другие странные пары, вроде горничной Филлис и конюха Уилкинса из Инверкомба, а вот метеовед Эйрс и экономка Даннинг после стольких танцев не слишком всех удивили. Мастер-садовник и мистрис Уайетт вошли в пламя впервые за двадцать лет, как и Билл Прайс со своей женушкой. Следующими стали сам вельграндмастер со своей прелестной вельграндмистрис, а их сын проследовал тем же путем под руку с младшей девицей Прайс, но если для кого-то это и стало неожиданностью, то лишь для него одного.

Приближалась полночь, и те, кому было поручено разжечь костры, взялись за дело. Остальные наблюдали за продвижением факелов вдоль берега и вверх по склонам холмов в свете восходящей луны. Дернок-Хед на севере. Утесы Яверленда и Хай-Рестона на юге. Церемонию проводили многие общины, и первые огни костров появились по ту сторону эстуария, на холмах Уэльса. Затем замерцали мысы Хоктона и загорелись их собственные кучи сухого дрока. Вскоре вся береговая линия украсилась ожерельем из звезд, и те, кто стоял на песке вблизи от Латтрелла, в кои-то веки ощутили себя в центре чего-то важного. Случилось это в полночь Середины лета, в девяносто девятом году Светлого века.

Бассейн с морской водой мерцал. В небе еще стояла полная луна, однако здесь, с подветренной стороны Дернок-Хед, ночь была удивительно густой, как чернила. Все замерло. Затем послышались голоса, шаги.

– Не сомневаюсь, что коробки с кинопленкой перепутали. Драка в финале определенно должна была случиться где-то посередине. Иначе как мог выжить тот верзила-пират в полосатом свитере? – Ральф рассмеялся. Его голос звучал устало, но эта усталость была приятной. – Его ведь уже заставили прогуляться по доске.

– Возможно, он проплыл под кораблем, выбрался с другой стороны и вернулся на палубу, – предположила Мэрион, которой случалось такое видеть. Ее платье было подоткнуто, открывая ноги выше колен. Туфли она несла в руке. – Заметил пирата, похожего на метеоведа Эйрса?

– Возможно, Эйрс и впрямь пират. – Ральф покачал головой. Это не казалось таким уж невероятным, и он мог бы развить тему. Сказать о том, как береговые жители приветствовали испанских пиратов и порицали английских блюстителей, хотя все должно было быть наоборот. И о том, как путаница с бобинами позволила создать впечатление, что пираты победили. Затем тропинка повернула, Ральф увидел тусклое сияние пруда с морской водой, и голова у него закружилась. Хоть лекарства на спирту и сделали его невосприимчивым к выпивке, он умудрился нешуточно захмелеть. По крайней мере, он так себя чувствовал до тех пор, пока они не вошли в тенистую долину, где воздух был прохладным и уже не пах дымом. Позади шуршали шаги Мэрион. Они как будто оставили на пройденной тропе весь день с его потоком флажков, огней и праздничных украшений.