Ральф взобрался на ограждение бассейна и прошел по каменному выступу, покачиваясь и балансируя. Мэрион наблюдала за ним, и он попытался рассмеяться, но это оказалось гораздо труднее, чем он себе представлял. Он добрался до ступенек на дальней стороне.

– Здесь глубоко. Хорошо, что ты не упал.

– Да…

– Тебе и впрямь стоит научиться плавать. – Мэрион взобралась на ограждение. – Я буду твоей наставницей. – Оказавшись рядом с Ральфом, она совершила самый необычный поступок, какой ему доводилось видеть. Вытащив из-за пояса полы блузки, расстегнула ее. Затем начала снимать юбку, демонстрируя плечи и грудь, едва прикрытые сорочкой. – Просто повторяй за мной.

Ральф, слишком изумленный, чтобы сделать что-то еще, последовал ее примеру. До этого момента ночной воздух казался теплым. Теперь он почувствовал, что дрожит.

– Так плавают жители побережья, – сказала она, стоя в белом нижнем белье. – Этого достаточно для соблюдения приличий, но движениям ничего не мешает. На твоем месте я бы сняла жилет, – добавила она, как ни в чем не бывало раскладывая свои вещи на сухом краю пруда. – Он все равно ничего этакого в мужском теле не скрывает.

Ральф повиновался, и это было совсем не то же самое, что раздеваться перед медсестрами и врачами.

– Идеальное место для первых уроков. В заливе бывает сильное течение.

Ральф никогда не видел ничего прекраснее Мэрион, которая откинула назад волосы и опустила сначала одну ногу, потом другую в бассейн. Там были подводные ступени, по которым она медленно спускалась, все больше сливаясь с собственным отражением: колени, затем бедра, потом спина, пока вода не достигла ее плеч и она, раскинув руки, не растворилась в мерцающей луне.

– Холодно?

Она рассмеялась и повернулась.

– А вот попробуй сам…

Мягкие водоросли щекотали пальцы ног. Было холодно, но, по крайней мере, это давало повод дрожать. Он спускался, пока не почувствовал, как что-то ледяное сдавило ребра.

– Что мне теперь делать?

Она подплыла к нему, соблазнительно зависла поодаль от ступеней.

– Просто оттолкнись изо всех сил. Я тебя поймаю.

Ральф почти не колебался – в ее устах это прозвучало так просто, – но вода тут же хлынула ему в уши, нос и рот. Затем он почувствовал ее ладони на своих руках, и вокруг него вспыхнули звезды и темно-синяя ночь.

Мэрион подтолкнула его обратно. Он вскарабкался на ступеньки, сглотнул и закашлялся.

Она поплыла прочь.

– Хорошо получилось.

– Хорошо?..

– Итак. Давай попробуем еще раз. Постарайся сильнее оттолкнуться.

На этот раз Мэрион была дальше. Ральф был уверен, что утонет задолго до того, как доберется до нее, но она выглядела такой невероятно красивой, с мокрыми волосами и водой, омывающей плечи, что он на мгновение задумался, не из воды ли произошло человечество. Мысль была чересчур сложной. Он выкинул ее из головы и оттолкнулся.

И снова поверхность воды сомкнулась над ним. И снова, когда он уже был уверен, что никогда больше не вдохнет, руки Мэрион вытащили его обратно.

– Еще лучше.

Его кашель утих.

– Повторим.

Мэрион, это прекрасное морское создание, эта сирена, эта прелестная русалка, дразнила Ральфа. Но он был полон решимости не сдаваться. Снова и снова он отталкивался от ступенек и устремлялся к ней. Снова и снова тонул. Но хуже от этого не стало, и через некоторое время она, перестав отступать, зависла где-то в середине пруда. Отталкиваясь, он теперь иной раз успевал заметить ее над поверхностью, пока с бешеной скоростью работал руками и ногами, и даже смутно ощущал движение. Несомненно, у него получалось, и чем сильнее он в это верил, тем дольше удавалось совершать руками именно те движения, которые больше всего походили на плавание. Казалось, в этой среде он держался скорее за счет силы мысли, чем тех действий, которые на самом деле предпринимал. Ральф решил, что в искусстве плавания есть некая духовная составляющая. Но его начала беспокоить куда более тривиальная проблема.

Он понятия не имел, как ощущает себя в нижнем белье Мэрион, а вот портные с Джермин-стрит явно не предполагали, что клиент решит поплавать в их изделии. Хлопковая ткань полоскалась в воде и натирала. И даже хуже: на полпути к Мэрион эластичный пояс внезапно соскользнул с ягодиц. Захотев его подтянуть, Ральф моментально пошел ко дну.

– Что случилось? – спросила Мэрион, когда ей наконец-то удалось вытащить его на поверхность. – Раньше у тебя получалось намного лучше.

– Все из-за трусов, – пропыхтел Ральф, а они в это же самое время сползли еще ниже.

Она улыбнулась. Луна улыбнулась вместе с ней.

– Надо признаться, Ральф, я солгала тебе о том, что береговой народ купается в нижнем белье. Мы, как правило, делаем это без одежды.

– Но…

По правде говоря, Мэрион могла бы сообщить Ральфу, что взрослые и дети постарше вообще редко плавают, разве что при угрозе утонуть, но вместо этого она спустила с плеч полупрозрачные бретельки сорочки и, извиваясь, стянула ее вниз. Трусы Ральфа, которые и так были приспущены до середины бедер, последовали примеру сорочки, и он освободился от них, дергая ногами. Рассмеялся. До этого момента он даже не осознавал, что держится на воде без посторонней помощи. «Это действительно вопрос веры», – пришло ему на ум, пока трусы, трепеща и темнея, стремились к подводным пещерам. Мэрион, более прагматичная в вопросах дорогой одежды, подплыла к краю пруда и шлепнула на бортик мокрый хлопковый ком. Ральф, задрав подбородок и усиленно перебирая ногами, обнаружил, что по-прежнему держится на плаву. «Так можно научиться летать», – подумал он, мельком взглянув на грудь Мэрион, когда она повернулась и поплыла обратно.

Очевидно, проблема была в трусах. Теперь, нацелившись на определенную часть каменного бортика и сильно оттолкнувшись от ступенек, Ральф обнаружил, что действительно плывет. Наслаждаясь невиданной прежде свободой, он некоторое время носился туда-сюда, при этом сознавая, что ночное небо светлеет, а луна меркнет; еще он понимал, что по-прежнему действовал шумно и неуклюже. Подплыв по-собачьи обратно к ступенькам, он присел на корточки, наполовину погрузившись в воду, и, переводя дыхание, стал наблюдать за Мэрион.

Уже почти рассвело. Как и в те дни, когда он просыпался очень рано, Ральф заметил, что мир будто завис, не до конца сформированный, серый и туманный, словно наполовину разобранный на части незримыми руками. Свет стал молочным, мягким. Звезды потускнели и отступили. Вода струилась вокруг плеч Мэрион, ее пальцы обрастали рябью, словно перьями. Поверхность вокруг нее искажалась и волновалась, но оставалась почти безупречным зеркалом. Словно сталь, подумал Ральф, или ртуть. Она была воплощением того и другого. Жидкая и твердая. Реальная и нереальная. Когда Мэрион нырнула, едва взмахнув ногами, и поверхность вновь сделалась гладкой, ему показалось, что девушка не вернется. Спустя долгое время это все же случилось, и ее взгляд скользнул по нему, по камням, по смутным очертаниям вокруг него, воспринимая все с одинаковым спокойствием. «Я тоже часть всего этого», – подумал Ральф, когда она откинула назад волосы, рассыпав брызги, и мысль доставила ему радость.

Он услышал какой-то звук. Что-то журчало и жужжало, и сперва показалось, что это первая птица приветствует новый день. Но песня была незнакомая, и она как будто исходила прямиком из бассейна. Ральф увидел источник звука в тот момент, когда к нему подплыла Мэрион. Один из жужуков мастера-садовника Уайетта, похоже, принял поверхность воды за нечто твердое и приземлился на нее. Мэрион взяла существо в ладони и понесла к ступенькам. А потом шаг за шагом вышла из пруда. Позже, вспоминая этот момент, Ральф самому себе признался, что как-то не подумал о решении трудной задачи – как им обоим выйти из воды голыми. Но вот он покинул мелководье и присел на корточки рядом с Мэрион, а она положила спасенного утопленника на траву, и все оказалось очень просто.

– Иногда их находят на берегу. Дети собирают крылышки.

У этого они оказались желтыми, с ярко-зелеными крапинками на кончиках и с шипами. Его фасеточные глаза были словно ляпис-лазурь. Усики напоминали страусиные перья. Весь он был большой и замысловатый, как жестяная игрушечная машинка – не хватало только заводного ключа, – но в целом потрепанный. Некоторое время Ральф смотрел на жужука с сочувствием. Затем он перевел взгляд на Мэрион. Правое колено было поднято, левое – прижато к траве; пятка и изогнутая стопа уверенно держали вес тела. Она вся покрылась стекающими капельками воды. Он изучил изменчивую текстуру ее кожи. Та была оливковой, от пребывания на солнце руки и шею испещрили мелкие, едва заметные веснушки. Остальное тело было куда бледнее, почти прозрачным, словно созданным из того же зыбкого серого вещества, что и утро. Вода стекала с волос. Капли смешивались друг с другом и очерчивали контур спины или проворно стекали по изгибу правой груди к тому месту, где кожа соска темнела и сморщивалась, а потом падали размеренно и точно. Гипотеза Ральфа о том, что Мэрион – венец творения, полностью подтвердилась, пока он смотрел на нее, а она – на жужука. Природа, наука, выживание – что бы ни управляло этим миром, оно многое вложило в облик женщины.

Ральф сосредоточился на абстрактных вещах отчасти потому, что так обычно работал его мозг, но еще ему было неприятно осознавать, как пенис сильно давит вверх, пытаясь вырваться из-под левого бедра. Ральф усилием воли приказал ему опуститься, но это не помогло. Через некоторое время наука тоже оказалась бессильна.

Мэрион вздрогнула, капелька воды скатилась по ее лбу и сорвалась с кончика носа. Вскоре еще одна капля сорвалась с правого соска, затем влага затрепетала и скопилась вновь в соответствии с законами поверхностного натяжения, трения и тяготения. Капли теперь стекали медленнее, на коже росли участки, казавшиеся почти сухими. Мэрион шмыгнула носом. Повернулась к нему и улыбнулась, и по этой улыбке Ральф понял, что она знала, всегда знала, что он ее разглядывает.

– Ты прекрасна, – пробормотал он.

– Нет, – ответила она. – Это ты прекрасен.

Ральф снова был поражен. Она изменила позу и дотронулась до его груди, рисуя сквозь капли нечто маленькое и холодное, какой-то потаенный иероглиф. Ральф затрепетал. Он едва мог дышать, и его пенис, окончательно потеряв терпение, весело подпрыгнул между ног, но она улыбнулась вновь, а затем положила руки ему на талию, как будто они все еще плыли, заставила встать и встала сама. Они были так близко, что вода, стекавшая с ее ключицы, попадала ему на пальцы ног. Затем ее груди легко коснулись его, а руки сомкнулись у него на спине. Их обоих охватила почти неудержимая дрожь, когда он ощутил ее длинное тело целиком, а после и губы, прижавшиеся к губам. На мгновение она была на вкус как морская вода и утренний холод, затем наполнилась человеческим теплом и жизнью. Их зубы лязгнули друг о друга. Дыхание участилось. Он услышал, как рождается в ее груди смех.

– Я еще ни разу…

– И я…

Ее рука стерла капли с его спины. А потом двинулась дальше. Так легко, что он чуть не вскрикнул, она провела кончиками пальцев по его пенису. Затем потянула вниз, на мокрую от росы траву, и Ральф ощутил форму их соприкасающихся бедер; они слишком долго изучали природу, чтобы не понимать, что происходит. Конечно, все получилось совсем не так, как они себе представляли, но все же весьма хорошо по меркам первого раза.