Я не стал ее уговаривать. Время кончилось. Я просто двинулся вперед, буквально проползая под ней, и оказался впереди.

– Держись за мои ноги. И не отпускай.

Я пополз, чувствуя, как ее пальцы впиваются в мои лодыжки. Она следовала за мной, подчиняясь инстинкту следования за лидером. Мы были как два кольца одной цепи, связанные страхом и необходимостью выжить. Свет. Впереди забрезжил тусклый серый свет. И холодный воздух. Мы выползли к решетке, за которой был виден кусок неба и крыши соседних зданий. Я с силой вышиб заслон.

Мы вывалились на прохладную, покрытую гравием поверхность крыши. Я втянул в себя воздух, полный свободы и опасности. Город лежал внизу, безмолвный и темный. Ни огней, ни сигналов. Мертвый.

– Боже… – прошептала Рита, поднимаясь на ноги и озираясь. – Мы выбрались.

– Ненадолго, – я оттащил ее за собой к краю крыши. Там, где должна была быть пожарная лестница, зияла рваная дыра в креплениях. Кто-то или что-то сорвало несколько секций. Оставался только вертикальный, шаткий трап, ведущий вниз, в узкий, темный переулок.

– Вниз, – приказал я. – Быстро.

Она посмотрела и отшатнулась.

– Я не смогу. Высота… Я…

– Сможешь, – я схватил ее за плечи, заставив посмотреть на себя. В ее глазах стояли слезы. – Слушай меня. Они уже на крыше. У нас нет выбора. Я буду держать тебя. Ставь ноги куда я ставлю. Руки – куда я ставлю. Понимаешь?

Она кивнула, сглатывая. Я видел, как она силой воли заставляет себя дышать глубже. Я перелез через парапет и начал спускаться. Холодный металл обжигал ладони. Каждый шаг отзывался эхом в тишине. Я слышал, как она следует за мной, ее прерывистое дыхание прямо над моей головой.

Мы спускались, метр за метром. Город медленно поднимался нам навстречу. И вдруг сверху послышались голоса. Затем луч фонаря ударил по стене рядом с нами.

– Стой! Стрелять будем!

Я замер, прижимаясь к холодным перекладинам. Рита издала испуганный звук.

– Не смотри вверх! – крикнул я ей. – Просто ползи!

Раздалась очередь. Пули с визгом ударили в стену здания, высекая снопы искр. Они стреляли наугад, но рано или поздно… Я ускорился, почти падая вниз. До земли оставалось метров пять. Я прыгнул, приземлился на груду мусорных мешков, больно ударившись о что-то твердое. Обернулся.

– Рита! Прыгай!

Она замерла, глядя на меня сверху, ее лицо было бледным пятном в темноте.

– Я не могу!

– Прыгай! Сейчас же!

Сверху снова строчили. Пуля ударила в трап прямо у ее руки. Она вскрикнула от страха и… прыгнула. Я поймал ее. Вернее, попытался смягчить падение. Мы рухнули на асфальт, она – на меня. Воздух вырвался из моих легких с хрипом. На секунду все потемнело перед глазами.

– Лео? – ее испуганный шепот был прямо у моего уха. – Ты жив?

– Встаем, – я застонал, заставляя себя подняться. Ребра болели адски. – Бежим.

Мы рванули в темноту переулка. Сверху кричали, свет фонаря метался по стенам, пытаясь поймать нас. Мы бежали, не разбирая дороги, спотыкаясь о разбросанный хлам, ныряя под арки, пересекая пустынные улицы. Я вел ее, полагаясь на память, наработанную за годы жизни в этом городе. Нужно было найти укрытие. Любое.

Впереди показалось знакомое здание – старая библиотека. Массивные дубовые двери, кованые решетки. И главное – подвал с отдельным входом, куда я когда-то заносил оборудование для оцифровки архивов. Я подтащил ее к чугунной двери, почти невидимой в зарослях плюща. Замок был старым, ржавым. Я ударил по нему плечом раз, другой. Дерево треснуло, и дверь со скрипом поддалась. Мы ввалились внутрь, в полную, густую темноту, пахнущую пылью, плесенью и старыми книгами. Я захлопнул дверь, прислонившись к ней спиной, пытаясь отдышаться. Тишина. Только наши хриплые вздохи разрывали ее.

Я достал из кармана аварийный фонарик, щелкнул им. Луч выхватил из мрака горы запыленных фолиантов, стеллажи, уходящие ввысь. Мы были в каком-то подсобном помещении. Рита стояла, прислонившись к стене, вся трясясь. Ее глаза были огромными, в них читался шок.

– Мы… мы живы? – она прошептала.

– Пока что, – я подошел к ней, направив свет на ее лицо. Она была бледна как смерть. – Ты ранена?

Она молча покачала головой. Я провел светом по ней. Порванные штаны, ссадины на руках, но вроде бы ничего серьезного.

– А ты? – она вдруг выдохнула, заметив, что я прижимаю руку к боку. – Лео?

– Пустяки, – я отвел руку. – Ушиб.

Она шагнула ко мне, и в ее глазах читалась уже не паника, а тревога. Настоящая, острая.

– Покажи.

– Не надо, Рита. Все в порядке.

Но она была упряма. Ее пальцы дрожали, когда она осторожно приподняла край моей куртки, а затем – майки. Я зашипел от боли. На боку, вдоль ребер, расходилось огромное, багровое пятно. Гематома.

– Боже… – ее голос сорвался.

– Я сказал, пустяки, – я попытался отстраниться, но она не отпускала.

– Садись, – приказала она, и в ее голосе впервые прозвучали ноты, похожие на мои собственные команды. – Дай я посмотрю.

Она заставила меня сесть на какой-то ящик. Ее прикосновения были удивительно нежными и уверенными. Она ощупала ребра, ее лицо было сосредоточено.

– Кажется, не сломаны, – выдохнула она с облегчением. – Но ушиб серьезный.

Она порвала подол своей рубашки, смочила тряпку водой из моей фляги и принялась осторожно протирать ссадины на моих руках, на лице. Я сидел, завороженно глядя на нее. На ее сведенные брови, на прикушенную губу, на то, как она вся ушла в эту простую, необходимую заботу.

Она была прекрасна. Своей человечностью, которая пробивалась сквозь грязь, страх и усталость.

Я поймал ее руку. Она вздрогнула и подняла на меня глаза. В свете фонаря, лежавшем рядом, ее зрачки были огромными, черными.

– Спасибо, – прошептал я.

Она ничего не сказала. Просто смотрела на меня. И в этом взгляде было все. Весь пережитый ужас. Вся благодарность за то, что я не бросил ее. И что-то еще… что-то теплое и беззащитное. Я потянул ее к себе. Она не сопротивлялась. Ее губы сами нашли мои. На этот раз поцелуй был не жадным, не яростным. Он был медленным, усталым, полным боли и облегчения.

Мы сидели на грязном полу в подвале библиотеки, среди вековой пыли и мрака, и целовались, как два последних человека на земле. И, возможно, так оно и было. Когда мы разомкнулись, она прижалась лбом к моему плечу, и я почувствовал, как по моей коже скатывается ее слеза.

– Что мы будем делать теперь? – прошептала она.

Я обнял ее, прижимая к себе, игнорируя боль в ребрах.

– Выживать, – ответил я, глядя в темноту за пределами нашего слабого островка света. – И искать способ победить. Теперь у нас есть для этого причина.

И я имел в виду не вакцину. Я имел в виду ее.

Глава 9

Маргарита

Тишина. Она была самой громкой вещью, которую я когда-либо слышала. Не та напряженная, гудящая тишина лаборатории, а глухая, толстая, поглощающая каждый звук. Пахло старыми книгами, пылью и нами – потом, страхом и кровью. Его дыхание было ровным, но слишком тяжелым. Я сидела на холодном каменном полу, прислонившись спиной к стеллажу с какими-то счетами позапрошлого века, а его голова лежала у меня на коленях. Он уснул почти мгновенно, как только я закончила обрабатывать ушибы. Его тело, обычно такое собранное и напряженное, обмякло, отдавшись на миг беспамятству. И в этом была его самая страшная уязвимость.

Я боялась пошевелиться. Боялась, что он проснется и снова станет тем железным Лео, который все контролирует. Потому что этот – спящий, с темным синяком на боку и сведенными от боли даже во сне бровями – был настоящим. И он доверил его мне. Свет фонаря, направленный в потолок, отбрасывал призрачные тени. Я осторожно провела пальцами по его волосам. Они были жесткими, в них застряли пыль и песок. Убрала со лба темную прядь. Лео вздохнул глубже и прижался щекой к моему бедру. По моей коже пробежала дрожь. Мы были здесь. Одни. Выброшенные из нашего стерильного кокона в этот архивный ад. Но странным образом я чувствовала себя в большей безопасности, чем за теми стальными дверями. Потому что там нас хотели убить. А здесь был только он и я.

Мои мысли возвращались к тому, как он кричал мне: «Прыгай!». Как он поймал меня, приняв весь удар на себя. Как вел через темные улицы, его рука никогда не отпускала мою. Он рисковал собой. Для меня. Эта мысль была одновременно пугающей и опьяняющей. Никто никогда… никто не делал для меня ничего подобного. Я всегда была сильной. Независимой. А тут этот человек, этот ходячий алгоритм, оказался готов разбиться о землю, лишь бы я не разбилась. Я наклонилась и совсем легонько, чтобы не разбудить, прикоснулась губами к его виску. Кожа была горячей, живой.

– Спасибо, – прошептала я так тихо, что это было скорее движением губ.

Он не проснулся. Но его рука, лежавшая на полу, непроизвольно сжалась в кулак, как будто даже во сне он был готов драться.

Время текло медленно. Я сидела, слушала его дыхание и пыталась не думать о том, что там, снаружи. О Краусе. О вирусе. О том, что мир, каким я его знала, больше не существовал. Вдруг Лео вздрогнул всем телом и резко сел, почти столкнув меня с ног. Его глаза метались по темноте, ничего не видя, полные дикого ужаса.

– Рита? – его голос был хриплым от сна.

– Я здесь, – я положила руку ему на спину, чувствуя, как напряжены мышцы под моими пальцами. – Все в порядке. Мы в безопасности.

Он обернулся, его взгляд наконец сфокусировался на мне. Паника медленно уходила из его глаз, сменяясь привычной бдительностью. Он кивнул, проводя рукой по лицу.

– Сколько я проспал?

– Часа два, не больше.

Он попытался встать, застонал и схватился за бок.

– Черт… Давай-ка не будем так делать снова.

– Дай я посмотрю, – я потянулась к нему, но он уклонился.

– Позже. Сначала надо понять, где мы и что делать дальше.

Он поднялся и взял фонарь. Луч заскользил по стеллажам, выхватывая корешки книг.

– Архив. Значит, должен быть выход в основное здание. И, возможно, вода.

Мы двинулись вглубь подвала. Он шел впереди, прикрывая меня собой, и я видела, как он преодолевает боль с каждым шагом. Мое сердце сжималось. Мы нашли тяжелую дубовую дверь. Она была заперта, но не на замок, а на засов изнутри. Лео медленно, со скрипом отодвинул его.

За дверью открылся огромный читальный зал. Высокие потолки, галереи, уходящие вверх, и длинные столы, покрытые белыми простынями, как саванами. Лунный свет пробивался сквозь огромные запыленные окна, окрашивая все в сизые, призрачные тона. Это было одновременно прекрасно и жутко.

– Библиотека, – прошептала я. – Я обожала это место в детстве.

Лео ничего не сказал. Он методично обошел зал, проверяя выходы. Все было заперто и забаррикадировано изнутри. Видимо, кто-то пытался устроить здесь убежище в первые дни паники, но потом ушел… или умер.

В углу мы нашли небольшой фонтанчик с питьевой водой. Он был сух, но когда Лео повернул вентиль, из него с хрипом брызнула ржавая жидкость, а затем пошла более-менее чистая.

– Кипятить обязательно, – пробормотал он, но в его глазах читалось облегчение.

Мы напились, я промыла его ссадины, и мы снова почувствовали себя немного людьми.

Он нашел служебную комнату, где хранилась уборочная техника. Там же оказалось и старое одеяло, и даже несколько банок с тушенкой, забытых кем-то. Мы вернулись в наш подвал. Это было безопаснее. Лео разжег небольшой огонь в металлическом ведре, используя старые бумаги. Пламя отбрасывало танцующие тени на стены, и стало почти уютно. Мы сидели рядом, закутавшись в одеяло, и ели холодную тушенку прямо из банки. Это было самое вкусное, что я ела в жизни.

– Как ты знал про этот подвал? – спросила я, ломая молчание.

Он помолчал, глядя на огонь.

– Я оцифровывал здесь часть архивов по эпидемиям XIX века.

Я смотрела на его профиль в огненном свете. Он казался высеченным из камня.