– Когда «Пикси даст» начинала выпуск эфемероботов на массовый рынок, нужно было предусмотреть все возможные риски и последствия. Вековой опыт человечества свидетельствовал, что люди часто не могут управлять своими желаниями и эмоциями. Мы предполагали, что комбо из перцептоподобных симуляций и полностью автономных экзистопротекторов может привести к тому, что пользователи станут терять связь с реальностью. Да-да, мы просчитывали, что риск эскапических расстройств при использовании нового продукта будет очень высок. Так и родилась программа «Ангел-предохранитель». За это направление в компании отвечал я. Каждая капсула в подземном депозитарии оборудована датчиками и системами оповещения, которые не позволяют пользователям слишком долго странствовать в мирах перцептоподобных симуляций, не возвращаясь к реальности. Слишком долго оставаться там – чревато депривационной комой, когда сознание, личность пользователя может просто перестать существовать.

– Кошмар, – ахает Кримильда. – Но ты же сам едва не растворился в этой нирване! Что произошло?

– Что будет, если с «Ангелом-предохранителем» произойдёт сбой? Обычная система тревожных оповещений может не сработать. Экзистопротекторная камера – личное пространство каждого гражданина, и насильно её вскрыть, чтобы дать пользователю пощёчину и привести в чувство, запрещено. Следовательно, нужно предусмотреть дополнительный контур защиты, который поможет в самых запущенных ситуациях. Вот я и решил провести экстремальное испытание. На себе.

Кримильда бросает на меня вопросительный взгляд: мол, что за бред он несёт. Я киваю:

– Всё так, как он говорит. Если обычные средства безопасности не срабатывают, в дело вступает аварийный контур. Задача проводников не только в том, чтобы реабилитировать чересчур расслабившихся граждан. Но и в том, чтобы призвать к жизни тех, кто уже практически покинул этот мир. Поздравляю, Демьян. Твой мужественный эксперимент увенчался успехом. «Ангел-предохранитель» сработал. Пусть и только по прошествии семи лет, но мне всё же удалось тебя пробудить – хотя ты устроил всё для того, чтобы я потерпел неудачу.

– Как Христос пробудил Лазаря, – подаёт голос Виталина.

– Нет-нет, не претендую, – я делаю протестующий жест. – Я могу только попридержать сознание на пороге и уговорить остаться. Возвращать из окончательного запредела – не моя вотчина.

– Спасибо, – говорит Демьян. – Приятно, знаешь ли, снова ощутить реальность, как она есть. Я, кажется, действительно переусердствовал с этим тестом.

– Всегда пожалуйста, – отвечаю я. – Рад, что ты вспомнил себя. Больше так не рискуй.

– Лады. Что ж, с вашего позволения…

Кримильда немного нервно стискивает его руку:

– Надеюсь, во время реабилитации гражданам не запрещается провести ночь вместе… в одной квартире?

– Напротив, это приветствуется. Тем более раз вы объявили о решении заключить социальный договор брака…

– Тогда пока, проводник!

– Пока. Завтра встречаемся в шесть утра у входа на Красную площадь. Нам предстоит весьма насыщенная программа, не опаздывайте.

Эммануил провожает Демьяна и Кримильду взглядом, пока прибывший по вызову аэромодус не уносит их. Когда мы остаёмся втроём, Эммануил нервничает, не находя себе места. То встаёт со скамейки, словно прощаясь, то снова садится, то перекидывает ногу на ногу, то мнёт кисти рук – в общем, всем видом намекает, что пора уходить, но Виталина не реагирует на его манипуляции и спокойно пьёт третью чашку чая. Наконец он смиряется. Скомкано прощается и понуро, ступая тяжело, словно на нём вериги, уходит, не вызывая транспорт. Жаль беднягу. Но сам виноват, ничего не попишешь.

С его уходом поведение Виталины неожиданно переменяется.

– Ваше служение весьма благородно, – говорит она, улыбаясь как можно более искренне. – И весьма человечно.

– Благодарю. Вы очень добры.

– Сегодня в соборе, на территории монастыря, мы встретили ещё одного мужчину. Он тоже часто живёт на поверхности. Один из тех, кто отвечает за то, чтобы созданный человечеством рай продолжал функционировать, что бы ни случилось. Благодаря таким, как вы, мы можем чувствовать себя в безопасности.

Я кладу ладонь на грудь, показывая, что тронут.

– Всё ведь идёт неплохо, да? Человечеству ничего не угрожает?

– Да, пока всё идёт неплохо. И это может продлиться ещё миллион лет – или обрушиться завтра, если появится одно из тех событий, которые принято было называть «чёрными лебедями». Для того мы с вами и здесь, чтобы человечеству – каждому его представителю – не потерять бдительность, сохранить связь со своими корнями, принять вызов бытия, если придётся с ним столкнуться.

– Какие красивые и сильные слова, – с жаром говорит Виталина. – Они внушают уверенность в завтрашнем дне. Уже поздно. Вам, наверное, тоже пора?

– Я останусь с вами столько, сколько необходимо. Вам вызвать аэромодус? Или, может, проводить домой, если вы достаточно отдохнули?

– Второе предложение выглядит подкупающим. Может, вы пригласите меня в гости? Это ведь не запрещено программой реабилитации? Мысль о том, чтобы провести эту ночь в вашей компании, будоражит меня.

Вот это поворот! Не ожидал. Что могло пойти не так? Это из-за Демьяна, конечно. Я слишком переживал, что его личность утрачена, и из-за этого, кажется, забыл их предупредить. Только Демьян-то и знает – в силу своей корпоративной осведомлённости. Непростительная оплошность!

На челе Виталины проявляется тревожная складка. По моей реакции она понимает, что её предложение неуместно.

– Простите меня, ради бога, – смущённо тараторит она и вскакивает, не зная, куда деть пустую чашку. Её щёки покрывает румянец, словно она – барышня из высшего общества, которую только что изъяли откуда-то из девятнадцатого века и машиной времени перенесли сюда. – О чём я только думала. Вы ведь даже не назвали нам своего имени. Видимо, вам запрещено неформальное общение с подопечными. Это было бы с вашей стороны непрофессионально, или даже неэтично. Простите ещё раз. Постарайтесь забыть мой глупый поступок; завтра при остальных я ничем не скомпрометирую вас. Мне пора. Не переживайте, я прогуляюсь перед тем, как вызвать аэромодус.

Вымотанная за день, заплетающимися ногами, она тем не менее прытко уходит, не дав мне времени объяснить. Что ж, завтра я скажу им всем. Ничего страшного. В этом нет никакой великой тайны, просто у меня, как и у всякого хомопода, нет имени. Нет голода. Нет усталости. У меня есть только миссия. Достойная, я бы даже сказал, священная. А ещё я часто рефлексирую, не загнало ли себя человечество в тупик, следуя за прогрессом, как осёл за морковкой. Всяк имеет право на безопасность, комфорт и беззаботность, но вот с правом на сны люди немного переборщили. Франсиско Гойя предупреждал.