Я улыбнулась и поцеловала его в холодные губы. Вода остыла, а вместе с ней остыл и мой вампир.

Я проснулась, когда за окном стояла темень. Меня разбудил голод. Бенджи рядом не оказалось. Я не нашла его ни в гробу, ни где–либо в доме. Теперь, когда мы круглосуточно находились рядом, я узнала еще одну причину, почему вампиры ночью не спят. Они охотятся.

Он вернулся под утро страшно довольный. Я всегда отгоняла от себя мысли, как и где питаются вампиры. Считала это их личным делом. Бенджамин тоже никогда не интересовался, что я ела на завтрак: эмбрионы цыплят или превращенных в колбаски поросят. Но сегодня я не удержалась.

– Скажи, ты пьешь кровь животных или…

Я прямо посмотрела вампиру в глаза.

Он ухмыльнулся и медленно начал расстегивать рубашку. Денди лондонский. Он даже на охоту вырядился в белую рубашку. Ничего не боится. Меня передернуло, когда я заметила на груди маленькую каплю крови.

– Или.

– Ты их убиваешь?

– Нет. Я дарю наслаждение и две небольшие, почти незаметные, ранки.

– Ты никогда не показывал мне клыки.

– А ты хочешь увидеть?

– Нет, воздержусь, – я опустила взгляд в тарелку. Ткнула вилкой в желток, и он медленно расплылся солнечным пятном. – Мне хватает других наслаждений.

– Те, что я дарю при укусе, гораздо ярче, – голос вампира зачаровывал.

– Не соблазняй меня.

Он опять пустил в ход свою неотразимость. Именно через нее мы и познакомились. Я задержалась в салоне, но за неимением денег на кэб, пустилась домой пешком. Торопливо, умирая от страха, я пересекала темноту под мостом, когда кто–то окликнул меня бархатным голосом. Я обернулась и попала в объятия Бенджамина. Тогда я узнала, что вкусно пахну. Особенно сильно, когда боюсь.

Он проводил меня до порога. Красивый, галантный и такой притягательный. А я была измучена полицейским расследованием, похоронами, денежными претензиями людей, которым задолжал Генри, и… одиночеством. Мне нисколько не было стыдно, что я провела эту ночь в объятиях незнакомого мужчины. Умелого, ласкового, доводящего до исступления.

Он исчез под утро, но прислал мне корзину цветов и визитку, из которой я узнала, что заснула в объятиях вампира. Побежала к зеркалу, но нигде не нашла следов укуса. Пятна от поцелуев вогнали меня в краску. Я погладила каждое, заставляя разум погрузиться в трепетные воспоминания. Моя рука, следуя красным отметинам, опускалась все ниже…

Бенджамин – мой лаунум. Оказывается, к любви вампира можно привязаться. И меня страшило, что однажды придется отвыкать. Тогда я позволю себя укусить, чтобы на все оставшиеся дни одиночества запомнить, насколько ярким может быть чувство, когда вампир впрыскивает тебе в кровь чистое блаженство.

– Но есть один побочный эффект, – Бенджи снял, наконец, с себя рубашку, позволив полюбоваться его красивым и сильным телом.

– Какой? – я отодвинула в сторону тарелку с размазанной по ней яичницей.

– Испытав наслаждение, ты забудешь, что между нами было. Даже то, что в эту ночь я был рядом. Поэтому никто в городе не жалуется на визит вампира. Даже обнаружив след укуса, у них нет повода обратиться к доктору, настолько я аккуратен в выборе жертвы и количестве выпитого.

– Я забуду тебя? Хм, хороший вариант для завершения нашего романа, – потянувшись за салфеткой, я прижала ее к губам.

– Для завершения романа? – переспросил он, замерев на расстегивании ремня.

– Пожалуйста, любимый, запомни: когда я попрошу тебя подарить мне ЭТО наслаждение, значит, я готова расстаться с тобой.

– Надеюсь, расставание случится нескоро? – из голоса Бенджамина исчезли чарующие нотки.

Я улыбнулась. Он не был готов к разрыву отношений. Приятно.

– Иди купаться. Ты, кажется, собирался в ванную комнату? – я ушла от ответа. Незачем мужчине знать, что женщина горит от любви.

– Да, искупаюсь и в гроб. Если появится желание, приходи поваляться рядом.

– А как же салон?

– Тебя отвезет мой пра–пра. Не помню его имени. Я позаботился, чтобы ты безопасно добралась до салона. Вечером заеду сам.

Я помахала любовнику пальчиками. Ну вот, я потихоньку начинаю знакомиться с его родственниками. Так, глядишь, войду в семью и переселюсь в его замок.

Я фыркнула, представив, как граф начнет от меня прятаться, таскаясь по углам со своим гробом. «Вампиры устают от людей», – пришли на память слова Бенджамина. А я не хочу, чтобы от меня устали. Надо будет вовремя уйти, чтобы не сделаться обузой.

Я с самого начала знала, что наши отношения не навсегда. Я не представляла себя старухой в постели с молодым жеребцом. Сколько бы Бенджи не было лет, он навсегда останется жеребцом. Уж мне ли не знать?

«Вместе до гробовой доски» – это не для нас. Во–первых, гробовая доска уже находится в моем доме, а во–вторых, никто Бенджамину не позволит сделать из меня вампира. Осиновый кол королева всегда держит под рукой.

Но я живо представила, как мы вместе выходим на охоту, если Бенджамин вдруг нарушит условие договора.

«Девочки налево, мальчики направо», – шепчет мне граф и кидается в сторону, где стучит каблучками милая дамочка. Я же начинаю выслеживать молодого и сильного джентльмена, чтобы встать на его пути и с придыханием поинтересоваться: «Не хотели бы приятно провести ночку?»

Кстати, а где Бенджи приводит в трепет своих девочек? Не прямо же на улице? Лазает по крышам и высматривает в окна подходящую девицу, а потом ложится в чужую постель? Или сажает к себе на колени и расстегивает пуговицы на платье, чтобы добраться до шеи?

Черт. А я ведь ревную.

«Не думай! Тебе ни к чему знать», – одернула я себя.

Так как я встала рано, у меня было время привести себя в порядок. Я дождалась, когда вампир перестанет плескаться в горячей воде и, замотавшись в простыню, потопает к себе. Теперь можно было неторопливо уложить локоны и накрасить лицо. Чтобы ни у кого не ассоциировалась вдова Грей с медиумом Мелиндой. Грей такая же серенькая, как и ее фамилия, Мелинда – ярка и загадочна.

Уходя на работу, я зашла поцеловать в лоб спящего в гробу графа. Он моментально открыл глаза и притянул к себе для более глубокого поцелуя.

– Пусти, ты помнешь мне прическу. Я все утро наводила красоту, – я поправила сползший на бок цилиндр.

Сегодня я была Мадам–Сама–Экстравагантность. Мужские лосины, шерстяной жакет с пышными рукавами и высокие жокейские сапоги. В руках хлыст, хотя конь не подразумевался.

– Смотри, не влюбись в моего пра–пра…

Бенджи, отпустив меня, поправил бабочку и одернул фрак. В правилах вампиров ложиться в гроб в изысканной одежде. Я не постеснялась и заглянула в его гардероб, который привезли из его дома на следующий же день, как вампир поселился у меня. Книжному шкафу пришлось пододвинуться.

Черные костюмы и белые рубашки с накрахмаленными воротничками висели в ряд, напоминая выстроившихся на параде гвардейцев королевы. Шейные платки и галстуки занимали целое отделение. Туфли не поместились, поэтому стояли вдоль стены кабинета.

Стоило только позавидовать такому разнообразию. Я обходилась двумя парами.

– Твой пра–пра так хорош? – я обернулась к Бенджамину, прервав счет обуви. Оборвала где–то на восемнадцати.

– Почти моя копия, только на триста семьдесят лет моложе.

– М–м–м, – протянула я.

– Он не бессмертный.

– Я тоже.

– Демон! Никуда не уходи. Я сам тебя отвезу. Только переоденусь.

– Сладких снов, – я послала Бенджи воздушный поцелуй и закрыла дверь на ключ. Для него замки не помеха, но я успею уехать. Уж больно мне было интересно посмотреть на его пра–пра… и еще раз двадцать пра… внука.

Я выскочила на крыльцо и была приятно удивлена. Высокий, красивый, кудрявый – все, как я люблю.

– Лео, – сказал он и лучезарно улыбнулся. Весь в деда.

– Чарли, – не задумываясь, я представилась домашним именем.

Рядом с Лео не хотелось быть мадам Мелиндой. Я протянула ему руку. Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Удивительно было почувствовать тепло губ мужчины, хотя на улице было холодно. Вампир меня испортил. Я забыла, что такое человеческие прикосновения.

Лео не строил из себя водителя, а держался как обладатель дорогого мобиля. Ему незачем было скрывать свое имя. Его серые глаза светились теплом. И это было существенным отличием – у старшего Найтингена радужка была ореховой. Цвет волос у Лео был светлее, курчавились они круче и пострижены значительно короче. Да и ростом чуть повыше Бенджи, а наглости во взгляде чуть побольше. Он знал, что хорош собой.

Открыв для меня дверь автомобиля, совершенно так же, красуясь, завел кривой ручкой двигатель. Ехал, щедро сигналя. Не столько потому, что боялся сбить людей или въехать в чей–то экипаж, а чтобы обратить на себя внимание. Позер.

– Новый водитель? – задрала рыжие бровки секретарша. – Где вы их только откапываете?

Я хмыкнула. «Откапываю» – это про старика Бенджамина, но никак не про свеженького Лео.

– Этого тоже не сметь трогать? – уточнила Дженни, оценивая крепкую попку. Лео как раз наклонился, пряча стартер. Двигатель добротно урчал.

– Нет, можешь забирать себе, – ответила я, проскальзывая в дом.

Интересно было бы посмотреть, как Лео отреагирует на любовь суфражистки. Если, конечно, она его догонит. В отличие от Бенджи, он даже не посмотрел на нее, а, нажав на клаксон, развернулся и укатил. Дед в кои века дал новенькую машину, почему бы не покрасоваться перед горожанами? Наверняка где–то в кондитерской его ждали за столиком с утренним кофе хорошенькие подружки.

– Сильно вчера негодовали клиенты? – поинтересовалась я, отдавая Дженни перчатки и хлыст.

– Я всех перезаписала на следующую неделю. Сегодня только трое. Надеюсь, вы их примете без всяких фокусов. Завтра пятница, соберется совсем другой люд, и нам будет не до тех, кто придет погадать.

«Совсем другим людом» Дженни называла регулярных участников спиритических сеансов. Их состав почти не менялся. Приглашалась только парочка новеньких, чтобы разнообразить задаваемые духу вопросы.

Мы заранее оговаривали свои, чтобы направить течение беседы в правильное русло, а элемент неожиданности оставляли на приглашенных гостей. Нам самим было интересно узнать ответы на их непредвиденные вопросы.

Иногда дух загонялся гостями в тупик и мог вознегодовать, выразив протест не только безумным метанием указателя по спиритической доске, но и замогильным стоном или душераздирающим плачем. Дженни в этом была хороша. Она включалась, стоило произнести кодовое слово. Даже у меня на затылке волосы вставали дыбом.

Вызывали обычно дух Шекспира или Байрона, чьи имена уже о многом говорили. Да, на спиритические сеансы мадам Мелинды собиралось интеллигентное общество. Шаромыгам за столом не было места.

Это слово часто употребляла Дженни, называя шаромыгами несостоятельных клиентов, желающих узнать судьбу за пенни. Меня заинтересовало его происхождение, поскольку секретарь внятно объяснить не смогла.

«Так ругается мой товарищ по партийной ячейке. Он из России».

Дженни по моей просьбе поговорила с товарищем. Никогда не догадалась бы, что у «шаромыги» французские корни. Оказывается, при бегстве наполеоновской армии из России, голодные и замерзающие солдаты стучались в дома и просили милостыню, начиная со слов «cher ami».

– Хватит витать в облаках. Там первый клиент уже копытом бьет, – оборвала мои размышления Дженни.

– Зови.

В двери робко вошел человечек. Маленький, с сильными залысинами, в клетчатом сюртуке, у которого от неправильной стирки села подкладка, и теперь некрасиво топорщились фалды.

– Я хотел бы поставить все сбережения на ипподроме, – сказал он, краснея и пододвигая ко мне программку забега. – Мой приятель посоветовал обратиться к вам. Вы назвали ему верную лошадь. Билет за один фунт принес ему стократный выигрыш.

Я закатила глаза.