– Больной ублюдок! – я заорала с такой силой, что стакан зазвенел. – Какой же ты урод, Данилов!!!! Ты бросил меня, удрав от конкурентов, которых самолично дразнил два года! Ты до жути испугался пукалки, подложенной в машину, даже в полицию не пошел, решив смыться. Это я разбиралась со всем! Это я рвала себя надвое, пытаясь вытянуть и твоё дело, и своё! Это всё Я! А сейчас ты мне спокойно говоришь, что все это время трахался, чтобы осчастливить свою бесплодную жену и сделать матерью твоим детям?

Не знаю, откуда во мне столько силы, но я сумела не просто оттолкнуть Давида, я смогла вырваться и выбежать из кухни.

Боже, как я была счастлива ещё пару часов назад, когда открыла дверь и увидела любимого мужчину.

Да, я понимала, что именно трусость повела его вон из дома, что не было там ни благородства, ни готовности встретить проблемы лицом к лицу.

Ровно семь месяцев назад он сбежал из страны.

Ровно семь месяцев я драла свою задницу, обивая пороги полиции, СК. Я искала новых поставщиков, умоляла постоянных клиентов не разрывать контракты, да я жизнь свою поставила, пытаясь сохранить дело своего мужа…

А он?

Чем ответил он?

Предательством?

Малодушием?

И ведь вернулся победителем!

Но нет… Со мной так нельзя поступать!

Глава 1

– У нас просто свободные отношения, – нарочито громко заявила подруга.

Она театрально разводила руками, хлопала ресницами, всячески пытаясь меня рассмешить, пока я корячилась, выталкивая инвалидную коляску из травмпункта.

– Конечно, свободные, Маш. Вот и доказательства имеются, да? Перелом рёбер, сломанный нос и скрытый под кашемировой водолазкой синяк на шее, – я окончательно выдохлась, пытаясь преодолеть несколько металлических дверных порогов, да ещё эти двери на доводчиках так и норовили ударить меня в спину.

Я хоть и отвечала шуткой, но была невыносимо зла на подругу. Это пятый визит в травмпункт за последние полгода.

Завидная регулярность. Вернее, пугающая…

И ведь всё по одному сценарию. Маша звонит в слезах, просит её забрать, увезти, спрятать. После – поездка в травму, завистливый взгляд врача, скользящий по брендовому шмоту, после чего уже опоясывающий синяк на шее остаётся незамеченным. То ли случайно в пылу зависти бабской, то ли потому что мороки много…

Это же в полицию нужно звонить, отчет писать, протокол подписывать, а не дай Бог, на допрос вызовут?

Кому это надо?

Правильно. Никому.

Если баба разодетая, как кукла – шлюха. Если нет, то сама виновата.

Вот он – кодекс домашнего насилия, транслируемый другими женщинами.

– Маша, ты – дура! Он тебя в следующий раз убьёт. Ну, посмотри ты правде в глаза! Твой Алёша – блядун. Он трахает всё, что живое, теплое, и иногда театрально громко стонет. А ты, подруга моя дорогая, врёшь всем и вся, заливая про свободные отношения, чтобы не заподозрили в слабости.

С носа сорвалась капля пота, из груди вырвался жалкий всхлип… А это мы только преодолели два пролета и были в шаге от выхода на улицу. Из старой рассохшейся двери тянуло свежим осенним воздухом, а значит, я почти прошла этот квест.

С Машкой мы дружили с самого детства. Лет с пяти, кажется. Ходили в один садик, потом в школу, а дальше и в универе одном пыхтели. Она на журналистику пошла, а я на лингвистический.

И несмотря на то, что стаж нашей дружбы почти тридцать лет, удивлять меня она не переставала. Отменное качество, между прочим, ибо никогда не наскучит, не приестся.

Она всю жизнь мечтала выйти замуж. И не просто за слесаря Славу, а за богатого, успешного, сильного и всемогущего.

Бойтесь своих желаний… Ибо они воплощаются в виде вот такого двухметрового Алёши, который нет-нет, да и свернёт тебя в бараний рог, а наутро будет доказывать, что ты сама этого хотела.

– Лика, вот скажи, ты злая такая, потому что без мужика давно? – Машка хихикнула, но тут же осеклась и – О! ЧУДО! – встала на свои две ноги и бросилась обнимать меня. – Ну, прости, Ликусь. Прости меня… Да я ж ещё пьяная. Не слушай ты меня. Я всю ночь боль шампанским запивала, потому что этот гад закрыл меня в гардеробной без воды и телефона. А в коробке была подарочная бутылка. Вот я её и приговорила.

– Маша! – я со злостью оттолкнула это гребаное инвалидное кресло, которое нам выдали, чтобы я смогла докатить Машку до машины. – Всё, с меня хватит…

– Лика! Ликусь, ну не злись, – пищала Маша, еле ковыляя за мной по тропинке, заваленной красными опавшими листьями. – Ну кура я тупая! Ну хочешь ударь меня, как в детстве.

Каблучки сапог взрывали лужицы, брызги падали на светлый кашемир длинного пальто, но мне всё равно было. Я уже неслась в сторону парковки.

Надавила на больное… Чёрт!

– Всё, я молчу! Слово даю, – Машка нырнула на пассажирское сиденье, а после перетащила в салон и ноги, корчась от боли.

Нет, она не врала, я лично видела пугающие кровоподтеки размером с Тихий океан, отливающие всеми цветами радуги. Смотрела, и саму изнутри от боли сворачивало.

Но говорить я больше не могла. Не услышит, не поймет и снова вернётся к своему долбоёбику. Не сделаю выводов и я. Снова по первому зову брошусь спасать её и залечивать раны единственной подруги.

Взрослая жизнь как карусель. Всё по кругу: совершаешь ошибку, делаешь вывод, а потом снова наступаешь на эти же долбаные грабли.

– Не звонил? – тихо спросила Маша, щелкая ремнём безопасности.

– Нет…

– Лик, вот ты мне мозг полощешь, анализируешь, размышляешь. А как насчет себя? – подруга говорила тихо, вкрадчиво, без злобы и попытки уколоть. – Твой муж свинтил из страны семь месяцев назад! Семь! И сколько раз он за это время тебе позвонил?

– Пять звонков и четыре сообщения, – машинально выдала я, хотя вопрос был скорее риторический.

Звонил он в самом начале побега, и то, чтобы узнать, как дела на работе. А когда понял, что трагедии не случится, стал просто писать.

– Вот! Ему всего лишь взорвали машину, а он уже через час сидел в аэропорту, готовясь спрятаться от опасности. Только вот тебя, женушку свою любимую, он бросил! А ты ждёшь его!

– Жду! Да, жду! А что ты мне предлагаешь?

– Лика, нужно узнать, где твой Давид жопу греет, и заявиться к нему. Ведь не девяностые же, ну кто его будет мочить в мегаполисе? Скорее уж утопят в ласковом море фешенебельного курортного городка, списав на купание в нетрезвом виде. Кстати, я не одна так думаю…

– Маш, давай закроем тему? Я не пилю тебя насчет заявления в полицию, а ты не терроризируешь меня своими завиральными идеями. Давид бы никогда не бросил меня, не будь у него на это веских оснований. Не в его это природе – убегать и прятаться. Да кому я это рассказываю? Мы же все вместе знакомы со школы.

– Лика, ты взвалила на себя всё, что можно. Тянешь и его бизнес, и свой, а по выходным с благотворительным фондом регион объезжаешь. Ты спала-то нормально когда?

– Сегодня, пока ты мне не позвонила из травмпункта. Кстати, я ещё и не завтракала, – свернула на парковку ближайшего ресторана. – Если не выпью хорошего кофе прямо сейчас, то точно сдохну от истощения.

– Ну, куда я в таком виде пойду?

– А что такого? Будут задавать вопросы, просто расскажешь сказку про свободные отношения, – я выплюнула последнюю дозу яда и вышла из машины.

Но стоило мне хлопнуть дверью, как за спиной раздался свист тормозов, и прямо на выделенной для общественного транспорта полосе остановился кортеж черных меринов с мигалками.

Мы с Машей замерли, отчаянно всматриваясь в тонированное стекло окна. Но ни единого признака жизни. Как кадр из ужастиков!

По спине побежали мурашки, я с силой стиснула руку подруги, медленно оттягивая её в сторону тротуара.

– Боже! Кого я вижу? Лика Данилова…

И когда я уже готова была бежать, задняя дверь распахнулась, и из салона вышагнул наш старый друг детства, Павел Быстров.

– Пашка? Паша… Павлик!!!! – первой среагировала Машка и бросилась обнимать давнего приятеля. – Боже! Я думала, что слух это. Ты как променял столицу на наше относительное захолустье?

Подруга повисла на Быстрове как вешалка, чем сильно нервировала его охрану.

– В нашем мире все относительно. Вот сослали промониторить, чем дышит родной регион. Десять лет тут не был, как мать перевез в Москву, так все и не удавалось в гости заскочить.

Быстров говорил, даже веселье в голосе переливалось. И вроде почти не изменился, все так же красив, силен, вот только взгляд больше походил на прицел. И направлен он был на меня…

Мы встречались почти два года.

Это была первая юношеская любовь. Красивая, яркая, немного безбашенная. А потом его почему-то отчислили из универа, а через месяц мы его провожали в армию всем потоком. Паша обещал писать мне письма, но ни одного так и не пришло. Да и через год он не вернулся.

Стояла как вкопанная. Не было во мне силы на радость встречи, в ответ на приветствие я просто кивнула, совершенно нелепо забросила на плечо сумочку.

– Вы куда?

– А мы завтракать. Не желаете присоединиться? Или советникам аппарата нельзя общаться с простыми смертными? У тебя, наверное, и слуги есть, чтобы первыми пробовали еду? – искрила глупыми шутками Машка, наконец-то отклеившись от Павла. – Вдруг отравят?

– У меня есть полчаса, – Паша вскинул руку, сверкнул Ролексом и махнул охране, давая отбой. – Идём, девчонки, я угощаю.

Черт…

Ну что за напасть?

Десять утра, а я уже устала!

Пропали и аппетит, и желание идти куда-либо. Вдруг вспомнился ворох дел, кипа бумаг и встреча с главным бухгалтером. Я даже грешным делом собралась передумать, сославшись на звонок, но телефон, как последний предатель, молчал.

– Идём, Лика. Не бойся, я не кусаюсь, – Быстров галантно уложил руку мне на спину чуть ниже лопаток, а после подтолкнул.

– Ликусь, я угощаю. Ты меня, как всегда, выручила, – Машка хоть и прихрамывала, но все равно держала «марку».

По ней никогда не видно, что ей плохо, больно, тоскливо. Подруга терпеть не могла все эти слюни с самокопанием, да и в целом относилась к жизни весьма легко.

– Дамы, я с презрением отношусь к «новой этике», поэтому не позволю закрыть счет женщине. Я угощаю. Ну, Манька, помнится, в голодные студенческие годы ты обладала отменным аппетитом…

– А ничего не меняется, Павлик. У меня аппетит всё тот же, а вот ты всё так же очарователен.

У гардероба Быстров подхватил моё пальто, передал сотруднику, после, придерживая под локоть, провел не к общему залу, а в сторону приватной зоны.

Это было последнее его касание… Я ощутила, как он дернулся и почти тут же отступил на пару шагов, стараясь не сталкиваться даже взглядами. За столом ситуация повторилась, Быстров подсел к Машке, выстроив между нами дистанцию.

И тут я смогла выдохнуть.

Его взгляд был невыносимым! Тяжелый, пронзительный, обезоруживающий.

Если на улице он смотрел только в глаза, то здесь, в закрытом помещении, смог расслабиться.

Шея, руки, скулы…

Всё пылало! Меня словно угольком оглаживали. Но так легко, стараясь не оставить ожогов.

Неуютно и страшно.

– Паш, ну давай, рассказывай, – Машка быстро сделала заказ и на себя, и на меня, передала меню официанту и подперла кулачками лицо, чтобы спрятать синяки. – Чем живешь? С кем живешь? С кем спишь?

– Орлова, ты меня сейчас как журналист спрашиваешь? – Павел громко рассмеялся и закурил, проигнорировав абсолютное возмущение на лице официанта. – Или как старый добрый товарищ?

– А тебе как нравится? – Машка – та ещё театралка: голос стал тише шороха, тон зазывным, почти шлюшьим, будто всю жизнь в публичном доме отработала, а не в журнале.

– Не женат, а об остальном даже мать не знает, поэтому, Машенька, извиняй.

– Ну ладно. И этого достаточно. Завтра же пущу статейку, что великий и ужасный Быстров явился в наш городишко с проверкой бизнеса, – Маша поиграла бровью. – А как насчет интервью? Могу я рассчитывать на блат?