– Я живу в «зажопинске», как ты выразился, только потому, что мы оба так решили! – вырвала руку и стала медленно отходить от него. – Вернее, ты решил, Вить. Ты же всю жизнь все за нас решаешь. Когда лучше родить ребёнка, где жить, в какой университет поступать. Всё-то ты про всех знаешь… Всемогущий Малышев!

– Ой, не преувеличивай, Лер…

– Не преувеличивай? Не преувеличивай? Малышев, очнись! Я стала невольной очевидицей, как твоя любовница застала твою секретаршу за минетом начальнику! Я— твоя законная жена, стала случайным свидетелем твоей измены любовнице! – душа рвалась по волокнам, расползалась ветошью, в то время как Виктор даже не подумал извиниться!

Сейчас не было сил на противостояние. Не было сил на истерику. Мне просто хотелось вернуться домой, где тихо шелестит море, и жалобно поют чайки. Хотелось снять туфли и пробежаться по теплому песочку, чтобы забыть этот бред.

– Это развод, Малышев, – хотела было развернуться и выбежать, но Виктор снова схватил меня за руку, припечатывая к себе. – Тут нет другого варианта, не утруждайся, не стоит подбирать слова.

– Никакого развода не будет, Лера… Ты забыла, что нас связывает не только брак? Ты же сама согласилась подписать контракт, по которому не можешь уйти, пока я не выиграю выборы! Помнишь?

– Мне очень жаль, Малышев. Значит, не судьба!

– Лера, не глупи! Не порть себе жизнь из-за тупой бабьей обиды. Думаешь, я просто буду смотреть, как ты грозишь разрушить мою карьеру, к которой я шел много лет? Ну, трахнул я свою помощницу, что в этом такого? – Малышев совершенно искренне не понимал меня, он даже в глаза не смотрел, скучающе осматривал устроенный в кабинете бардак, продолжая сжимать мой локоть. Мотыляя меня как куклу, как собственность. Как пустое место, с которым был заключен контракт.

– Я видеть тебя не хочу, Малышев… О какой бабьей обиде идет речь?

По глазам видела, что Виктор жалел, но не об измене, а о том, что я всё узнала, что получила козырь, инструмент для разговора на равных. Но я даже не подозревала, что его угрозы очень скоро станут реальностью, в которой мне нужно будет выживать.

Глава 2

– Я умоляю, Виктор…

Эти слова преступным образом ломали все женское естество, бунтующее внутри. Мне бы плюнуть в лицо холёное, да зарядить по яйцам, чтобы со своими шалавами-секретутками не смели детей на этот свет рожать, вот только боль внутри раскололась, образуя бесконечную трещину. Разлом, дыру, в которой затерялось моё благоразумие.

Мозг был в панике, оттого и подкидывал страхи, выдавая их за правду. Но правда была в том, что никакого сожаления не осталось. И лишь муж с удовольствием смаковал вырвавшиеся слова. Ему нравились и мои мольбы, и страх, застывший в глазах, и уединенность заброшенного парка, где он подкараулил меня.

Прошло всего два месяца с того злосчастного дня, а моя жизнь уже превратилась в ад. Мой муж сумел убить всю любовь, умудрился растоптать все хорошее, что было между нами. Я на него смотреть даже нормально не могла больше, видела монстра с бездушным взглядом и открытой потребностью в подчинении. И эта мысль была навязчивой, доминирующей. Он не видел, кто перед ним, не слышал слова, мои хрипы, мольбы… Он просто жаждал полного подчинения.

– Лера-Лера-Лерочка, глупенькая девочка. Как же ты утомила меня! – сильные пальцы мужа сжимали мою шею, впиваясь под челюстью. Он упивался испуганной пульсацией артерии и тем, как отчаянно сражается жизнь в моем израненном предательством теле. – Что ты мне кровь сворачиваешь? Зачем? Ты камикадзе? Совсем с головой дружить перестала и тараканов своих на волю выпустила, да?

Мы стояли в старом, почти заброшенном парке. От ветра вдали скрипели качели на цепях, ворчали аттракционы моего детства, а небольшая роща, превратившаяся в настоящий лес, грозно шелестела жухлой осенней листвой.

И тишина… Ни шагов, ни света старых пятиэтажек, мир словно схлопнулся, сдулся, оставляя меня один на один с опасностью. А именно её я и чувствовала сейчас от бывшего мужа. Смотрела в его зеленые глаза и видела лишь ярость, ненависть, презрение…

В свете покосившегося желтого фонаря некогда любимое лицо казалось чужим, враждебным, полным ненависти. Но за что? Что я ему сделала?

Любила, как ненормальная?

Была верна, учтива, полна понимания к его вечным командировкам, сложному бизнесу, отнимающему все свободное время. Верила, что ещё год, и мы заживём обычной семейной жизнью. С детьми, дачей по выходным и лохматой собакой. Разве это много? Разве не этого мы хотели, несясь по этому самому парку в сторону ЗАГСа, вопреки всему миру, назло родительскому запрету?

И вдруг так послать захотелось, да и вправду засандалить коленом по мужскому хозяйству, чтобы не смел трогать меня. Давно ли эти руки ласкали шлюху из приемной? Давно ли они сжимали её наращённые волосы, пока та увлеченно ублажала своего начальника?

И вдруг тошнота накрыла.

 Ураганный порыв пронизывающего ветра… и над нашими головами вспыхнули яркие пятна листьев, они кружились, падали на идеально уложенные волосы мужа, на его дорогой костюм… И так противно стало от его пластикового совершенства, лютого холода во взгляде и такого явного желания уничтожить меня.

– Если ты снова заявишься с требованием развода, мне придется решать этот вопрос кардинально. Не заставляй меня, милая моя…

– Что? Убьешь? Или шею свернешь, а всем скажешь, что так и было? Что ты, Малышев, говоришь? Думаешь, я забыла, как твоя, прости господи, секретарша колени в твоем кабинете в кровь сдирала? Ты думаешь, я после этого амнезию словила, и снова буду покладистой женой? Вить, подпиши бумаги, перестань устраивать цирк! – мне было нечем дышать, я еле держала равновесие, вгрызаясь носками туфель в растрескавшийся асфальт, только бы не задохнуться. Хваталась за рукава его костюма, подтягивалась, боролась за право распоряжаться своей жизнью.

– Ты обещала! Обещала не рыпаться, пока я не выиграю выборы! А теперь даешь заднюю? Да я ж тебя подобрал с ребенком на руках. Кому ты, серая мышь, была бы нужна? Никому! Я показал тебе мир, согрел, причесал и научил ходить с высоко поднятой головой. А теперь? Ты меня подставляешь перед выборами?

– Да я ни видеть, ни слышать тебя не желаю! Отстань, исчезни, испарись… Тебе всегда мало! Мало денег, мало власти, мало признания… Ты ж в политику полез, только бы отцу нос утереть!

– А это не твоего ума дело. Запомни, Лера, не дам я тебе развода. Все твои адвокаты будут сливаться, документы теряться, заявления испаряться, а если надо, то и здание суда спалю, – Виктор вдруг сильнее стиснул пальцы. Меня просто прошибло болью. Пыталась вдохнуть, но лёгкие словно свинцом налились. Голова кружилась, перед глазами всё поплыло.

Малышев был в ярости. Пальцы его с удвоенной силой впивались в моё горло. Он пытался напугать, заставить подчиниться, но я-то знала, что такой трус, как он, просто не способен на убийство. Он классический белоручка из губернаторской семьи. Сначала можно было все и даже больше, а потом лафа закончилась. Отцу надоели гулянки, слив денег, а окончательно он отлучил сыночку от кармана, когда мы тайком расписались. А теперь Малышев мстит. Всему миру мстит…

– Что ты рыдаешь? – муж ощерился, да с таким отвращением посмотрел мне в глаза. – Лер, ты дура? Думаешь, я тебя любил до одури, поэтому пошел наперекор слову отца? Нет… Я просто делал всё, что могло насолить старику!

– Ты урод… Какой же ты урод, Малышев, – я хрипела, чеканя каждое слово, чтобы он запомнил их, чтобы уснуть не мог, зная, что обратного пути нет. – Ты украл десять лет моей жизни!

– А у баб и красть ничего не надо. Ищешь брошенку с ребенком, даешь немного тепла, любви, решаешь пару-тройку проблем и – ВУАЛЯ… Она уже твоя и с преданностью дворовой собаки смотрит тебе в глаза. Всё, что ты имеешь сейчас – моя подачка. Только помни, что я могу и забрать… Но рано. Ты доиграешь роль жены, а потом сочтёмся. И только попробуй сбежать!

– Ненавижу… – голова кружилась, перед глазами расплывались тёмные пятна, сил в руках уже не было, не могла ни оттолкнуть, не ударить. – Ненавижу!

– Э! Дядь, а тебе не говорили, что девушек обижать нельзя? – резкий и оглушающе громкий голос ударил нас в спины. Виктор пошатнулся и ослабил хват, но пальцев не разжал, держа меня, как наживку на крючке.

– А ты куда-то шел? Вот и иди… Ларёк с алкашкой через пять минут закрывается, – гоготнул Малышев, не отрывая глаз от прохожего. – Рискуешь уснуть под забором без чекушки.

Глухие шаги становились всё ближе и ближе, слышала тяжелое дыхание, будто на нас двигался загнанный зверь.

– Отпусти девушку… – грудной хрип раздался где-то над моим ухом, а по спине проскользила чья-то ладонь. Повернула голову, заметив в тусклом свете фонаря резкий мужской профиль, на мгновение показавшийся из-за глубокого капюшона толстовки.

А потом произошло что-то странное… Взмыла в воздух осенним листком, а после меня откинуло, да так внезапно, что я ничего понять не успела. Просто плюхнулась на скамейку, растерянно наблюдая, как этот резкий прохожий с двух ударов уложил Малышева в лужу.

Я даже заорала от жуткого звука ударов. Инстинктивно попыталась броситься к мужу, чтобы проверить, живой ли? Но незнакомец словно мысли мои прочитал, пресекая попытку предупреждающим взглядом.

– Так и будешь стоять тут, глазами хлопать? – я даже не сразу поняла, что этот бесстрашный незнакомец обращается ко мне. Замерла, пытаясь рассмотреть лицо, но его скрывал капюшон. – Ты глухая, что ли? Ноги в руки, и бежать!

Вдруг Малышев так громко захрипел, схватился за ребра, пытаясь подняться, а потом вскинул на меня лютейший взгляд. Не простит… Не отпустит…

– Я не понял, ты блаженная или шальная? – мужчина вдруг шагнул в мою сторону, схватил за локоть и поднял со скамейки. Столько силы было в его руках, поднял как пушинку, а таковой я отнюдь не являлась.

– А что, между этими характеристиками разница есть? – огрызнулась по привычке, а ведь я должна руки целовать этому человеку. Не появись он, что бы со мной было?

Малышеву проще прихлопнуть меня, чем объясняться с отцом, что не удержал семью, не спас честь фамилии, опозорился, да ещё при свидетелях.

– Слышь, божий одуванчик, – мужчина нагнулся, и в нос ударил яркий аромат знакомого парфюма. Дорогой, насыщенный, переливающийся теплыми нотками ванили… А вот его обладатель выглядит как гопник с большой дороги: огромные плечи, рост как у великана, Виктор ему до уха даже не достает, а я и вовсе едва до плеча дохожу. – Брысь отсюда, а то тот злой дядя уже в себя приходит.

И вдруг так страшно стало… Оторопь сошла, картинка стала ясной, понятной: темный безлюдный парк и хрипящий от боли Малышев.

Но в чувства меня привел здоровяк, он потрепал меня по плечу, буквально впиваясь взглядом, не чтобы напугать, а чтобы поделиться силой.

И я побежала… Скинула туфли и драпанула по ледяному асфальту, не замечая ни луж, ни ползущих стрел по капрону чулок…

Глава 3

Ну что за день такой?

Я тарабанила пальцами по подоконнику, вторя монотонному ритму дождя. С утра как зарядил, так и держит над городом свинцовые тучи осени. А так хочется солнца, а не эту мглу, скрывающую зелень гор и синеву уже холодного моря.

Мне всегда нравился кабинет бывшего начальника, но я никогда не думала, что настанет момент, когда придется стать его полноправной хозяйкой. Просторный, уютный, с богатой историей. Административные здания советской постройки всегда поражали меня оптимизмом больших окон, словно именно они и должны были помочь чиновникам разглядеть светлое будущее граждан. Во всяком случае, архитекторы именно на это и надеялись.

Ну точно…