Один из воронов слетел вниз, сел на крышу колодца и уставился на Лесану блестящими чёрными глазами. Девушка попятилась, привычно стискивая ладонью оберег, подаренный женихом. Неужели ворон, которого ещё называют вестником ходящих, почуял в ней скорую жертву?

– А ну кыш! – крикнула Айлиша и замахнулась на птицу.

Ворон лениво снялся с места, но улетел недалеко, опустился на один из столбов, откуда громко и пронзительно каркнул несколько раз, словно насмехаясь над слабой попыткой его напугать.

– Откуда они здесь? – помертвевшим голосом спросила Лесана.

– Чего ты испугалась? – потрепал её по плечу Тамир. – Подумаешь, птица.

Но, несмотря на эти слова, он и сам был бледен.

– Хватит языками чесать, – прервал разговор подошедший Клесх.

Позади креффа стоял высокий светловолосый и светлоглазый юноша, облачённый в чёрную рубаху и чёрные же порты.

– Фебр, выдашь им одёжу, отведёшь к хрычовке нашей, потом в мыльню, затем к целителям, оттуда в трапезную, а как поедят, проводишь в крыло для первогодок и поселишь. Быстро давай. Мы и так последние приехали.

Парень коротко кивнул и поманил новоприбывших следом. Торопливо все трое двинулись за ним. Нырнули в тень высокой арки, миновали несколько каменных переходов и по длинным коридорам, освещённым лишь яркими полосками света, падающими в узкие окна, поспешили вглубь Цитадели.

Коридор круто спускался вниз. Скоро оконца заменили чадящие факелы. Айлиша прислушивалась к эху шагов и шёпотом недоумевала на ухо Лесане:

– В мыльню-то я ещё понимаю, а что за хрычовка и зачем к ней идти?

– Косы стричь, – не поворачивая головы, сухо просветил их провожатый.

– Как стричь? Мы же девки! – Будущая целительница замерла как вкопанная.

– Вы теперь не девки, а послушницы Цитадели. Нет тут ни девок, ни парней, лишь будущие обережники. И волосы им только помеха, – остановился старший ученик.

– Это что ж, нам в портах ходить и мыться вместе с вами? – помертвела Лесана.

– В портах, само собой. А мыться… Ну, ежели только захочешь, чтобы спинку потёрли. А так – отдельные мыльни. – Парень хохотнул и уже строже добавил: – Пошевеливайтесь давайте, а то в первый же день накажут. Быстро поймёте, как сопли жевать.

И они снова устремились куда-то вниз.

Скоро коридор вывел их к невысокой двери с железным кольцом. Фебр привычным движением потянул на себя тяжёлую створку и втолкнул спутников в каморку с пышущей печью. После промозглых коридоров Цитадели здесь показалось почти жарко.

Пока девушки недоумевающе оглядывались, из тёмного кута послышался скрипучий голос:

– Никак креффы новеньких привезли. Ну, чего замерли? Идите сюда. Стоят, зенки вылупили…

Согбенная худая старуха приблизилась к перепуганным девкам, пристально оглядывая каждую слезящимися выцветшими глазами.

– Чего трясётесь? Меня, что ль, старую испужались? Хороши, ничего не скажешь. При виде беззубой карги едва не визжат. Ладно, садитесь. – Она кивнула на низенькую скамеечку. – Кто первый?

Айлиша, ближе всех стоявшая к бабке, всхлипнула и сделала робкий шажок назад.

– Цыц, курица! – Хрычовка толкнула юную целительницу на скамейку и в один миг отмахнула ей косы огромными ножнями.

Несчастная медленно подняла ладони к ставшей неожиданно лёгкой голове, запустила пальцы в короткие волосы. Тяжёлые слёзы поползли по её щекам. Ещё несколько взмахов ножней, и Айлиша стала похожа на своего креффа.

– Не дамся! – сжала кулаки Лесана.

Тут же крепкие руки стиснули сзади её плечи. Фебр не собирался уговаривать. Уже через миг девушка сидела на скамеечке. Снова защёлкали ножни, и тяжёлая русая коса, которую украдкой так любил целовать и гладить Мирута, упала на грязный пол.

– Да не дрыгайся ты, куропатка буйная, не то в плешинах вся будешь, – приговаривала старуха. – Чем коротше, тем лучше – в глаза патлы не будут лезть.

Лесана обмерла. Она и помыслить прежде не могла, чтобы окоротить косу хоть на вершок! Фебр ослабил хватку. Плечи у девушки ныли от его пальцев. Карга пошаркала за голиком^[29], смела в огромный совок девичью красу и повернулась к Тамиру.

– Ну тебя-то, толстомясый, держать не придётся? Аль тоже реветь начнёшь? – едко поинтересовалась она.

Парень вздохнул и покорно опустился на низкую скамеечку. Старуха остригла его ещё короче, чем девушек, а закончив, бросила волосы в печь. Туда же полетели и кузовки со скарбом, привезённые из дома.

– Пожитки ни к чему вам больше, – ответила старуха на обиженные возгласы. – Цитадель накормит, напоит, оденет, обует и спать уложит. На ваш век хватит. Нурлиса пожила, Нурлиса знает. Всё, пшли вон отсюда! Ну? Чего рты раззявили? Надоели, сил нет. – И старуха вытолкала полуживых от унижения девушек за дверь. Парни вышли следом.

– Мне нравится. Ты на одуванчик похожа, – прошептал захлёбывающейся от рыданий Айлише Тамир.

Он-то по своим волосам не особенно убивался.

– А я на кого похожа? На сову лупастую? – всхлипнула Лесана.

– Ну, на какую сову, скорей на совёнка, – улыбнулся юноша.

– Вы нынче на мертвяков похожими станете, если не поторопитесь! – ткнув утешителя под рёбра, прикрикнул ненавистный Фебр.

И опять они зашагали по бесконечным коридорам.

Скоро обоняние уловило запах воды, а потом и тело ощутило подступающую удушливую влажность.

В узкой одевальне стояли длинные лавки, в стены были вбиты деревянные колышки. Видать, для одёжи.

Фебр подтолкнул оробевших девок, из тяжёлого ларя у входа выудил три холщовых мешка и сунул их подопечным.

– Там мыльный корень, мочало, холстина, одёжа. Помоетесь, переоденетесь и выходите.

– А зачем пожитки наши отобрали? – робко спросил Тамир, припоминая, что на дне его сумы ещё оставались чёрствые пряники.

– Кто вас знает, чего вы припёрли? Нажрётесь ещё пирогов каких тухлых, лечи вас потом. А одёжа тут у всех одинаковая, – скупо пояснил старший выученик и указал парню пальцем на левую дверь. – Тебе туда. Или с девками плескаться собрался?

Тамир мучительно покраснел, прижал к груди выданный мешок и пошёл, куда указали. А его спутницы принялись торопливо раздеваться.

Мыльня оказалась огромной. Царство воды и эха. Никакого сходства с привычной для девушек баней. Осклизлые скамьи, огромные бадьи с холодной и горячей водой. Вдоль каменных стен громоздились лохани и черпаки, а над всем этим плыл сизый пар.

– У меня в коробе зеркальце было, – намыливая голову, сетовала Лесана.

– А у меня мёд, – всхлипнула Айлиша, с ужасом понимая, что оборвалась последняя ниточка, связывавшая её с домом.

– Долго вы ещё? – В клубящийся паром зал сунулся Фебр.

Ответом бесстыднику стали дружный визг и полетевшие в него мочалки.

– Будет орать-то. Бегом одеваться, – словно не замечая распаренных нагих тел, ровно сказал парень и прикрыл дверь.

Девушки опрометью бросились исполнять приказание. Кое-как промокнули воду жёсткими утирками, еле натянули на влажное тело порты да рубахи из небелёного льна и кинулись в коридор. Уши пылали, глаза жгли злые слёзы. Лесана так вообще хотела подойти и выбить наглецу зубы.

– Срам-то какой! – тихонько простонала Айлиша. – Как в глаза-то теперь ему смотреть, клятому!

Как, как… Взгреть бы охальника!

Покуда девушки маялись стыдом, а Тамир в недоумении косился на их пунцовые лица, невозмутимый Фебр ровным и скорым шагом вёл новичков дальше.

И снова полутёмные сырые коридоры. Снова гулкое эхо, высокие своды и сжимающая сердце тоска. Когда уже стало казаться, что так и придётся остаться в подземелье навсегда, загремел засов, заскрипели петли и все четверо очутились во дворе.

Здесь, оказывается, сияло солнце. Яркий свет ослепил, заставил зажмуриться. Казалось, лучи вот-вот выжгут очи бесстыдницам, осмелившимся облачиться в мужское, уподобиться парням! Отринет Хранительница от них женскую благодать, усохнут, как деревья бесплодные.

– Это с непривычки так слепит, потом притерпитесь, – подбодрил спутников провожатый. – Давайте, разлепляйте зенки. Нам ещё к лекарям.

Дорогу к целителям девушки не запомнили. Так и шли взглядами в мостовую. Но вот снова скрипнула дверь, снова потянулись коридоры. Только здесь отовсюду пахло травами. Троицу снова разделили. Тамира увела с собой статная девушка, одетая в такое же платье, что и Фебр, только коричневого цвета. А Лесану и Айлишу провожатый втолкнул в просторную светлую комнату, где за столом сидели и скрипели по пергаменту гусиными перьями двое мужчин. Оба они выглядели явно старше привёзшего Лесану Клесха. Один оказался рыжим, а у второго волосы были цвет в цвет с крыльями тех воронов, что кружили над Цитаделью.

– Как зовут? – оторвался от своего занятия тёмный, поднимая голову.

Девушки онемели. Одной половины лица у мужчины не было. Рыхлые борозды давно зажившей страшной раны тянулись от правой скулы до виска, будто огромная кошка провезла когтями, выдирая глаз, распахивая кожу.

– Коли налюбовалась, ещё раз спрашиваю: как зовут? – указал он пальцем на Лесану.

– Лесана, – едва слышно прошептала та.

– Как? Громче говори. Или голос пропал?

– Лесана! – сорвалась на крик девушка.

– Из какого рода и сколько вёсен?

– Из Острикова рода, семнадцать вёсен мне.

– Чёрной лихорадкой болела?

– Нет.

– Девица ещё?

Она вспыхнула.

– Ну брось, Ихтор, она ж деревенская. Там с этим строго: блуд на деревне не спрятать, – мягко сказал рыжий.

– Блуд, Руста, где хочешь можно спрятать. Как моя бабка говорила: кого надо, того и на печке отлюбят.

– Когда краски^[30] у тебя? На убывающую луну или на растущую? – внезапно спросил Руста.

«Хранители пресветлые, да что ж это такое? За что? О таком же только с матушкой в тёмном углу шёпотом говорить можно! Мужчинам о женском знать не положено», – пронеслось в голове у Лесаны, а непослушные губы промолвили:

– На растущую.

– Болят?

– Нет, только за пару дней поясница ноет. – Лесана с ненавистью посмотрела на своего мучителя.

– Будешь о днях своих говорить креффу. Как только спину заломит и поймёшь, что вот-вот краски начнутся, тут же ему скажешь. Поняла меня? – В переносицу уткнулся тяжёлый взгляд одноглазого.

Сил хватило только кивнуть.

Ихтор повернулся к Айлише.

– Ну а ты кто у нас такая?

– Айлиша, из Меденечей, шестнадцать вёсен мне и… – девушка судорожно вздохнула: – у меня ни разу ещё кровь не падала.

От лекарей девушки вышли растоптанные, хотя, казалось, куда уж больше? К ним тут же бросился Тамир:

– Вы что такие?

Лесана вымученно улыбнулась.

– Ничего.

– Хворь какую нашли? – не унимался юноша.

– Нет, Тамир, у нас всё в порядке, а с рукой у тебя что? – кинув взгляд на его замотанную в чистую тряпицу правую руку, спросила Айлиша.

– А… это. Сломал в детстве, вот велели каждый день на припарки ходить, – как-то виновато отозвался парень.

– Как же ты тесто-то месил? – охнула будущая целительница.

– Ну, ежели не трудить, вообще бы негодящая осталась, – криво усмехнулся Тамир, пожалевший, что проговорился о детском недуге.

– Хватит лясы точить. Бегом в трапезную! – Фебр, как всегда, не дремал и снова погнал троицу через двор куда-то к дальней башне.

Они торопились, как могли, но когда лёгкий ветер донёс запахи еды, припустили гораздо веселее. После первых тревог и волнений есть хотелось так, что аж живот подводило.

Внутри башни новичков перво-наперво встретила просторная комната с рукомойниками.

– Рожи с цапалками умойте, и за столы пойдём. – Фебр кивнул на рукомойники.

Его подопечные наскоро поплескались, а пока вытирали мокрые лица и руки, парень нравоучительно сказал: