Обережница смерила трясущегося пленника обеспокоенным взглядом, а потом огляделась.

Повсюду горели огни дара, в голубоватом свете которых по маленькому дворику, перерытому звериными лапами и залитому кровью, мельтешили суматошные тени. Возле дровяника двух рыдающих навзрыд девушек утешали послушники из старших. Клёна жалась к отчиму. Ихтор с Рустой склонились над распростёртым окровавленным Беляном. Над ними глыбой застыл Дарен, готовый, случись что, вбить кровососа в снег. Ну и где же искать пропажу?

– Кто его с тебя снял? – спросила обережница.

– Не помню, – прорычал в ответ Лют. – Найди!

С запозданием Лесана поняла, в чём дело, и тут же увидела искомое в судорожно сжатом кулаке Клёны.

– Дай-ка. – Обережница мягко забрала у девушки ошейник и шагнула к пленнику.

Диво, но тот сам подставил шею. И лишь когда звякнула металлическая пряжка, его окаменевшие, измаранные кровью плечи расслабились.

– Хоть набросить чего дай. Что мне, так и сидеть нагишом? – сварливо сказал оборотень.

Лесана повернулась к одному из старших ребят и жестом попросила дать накидку. Тот без лишних вопросов бросил одёжу пленнику. Лют, не открывая глаз, перехватил её и закутался. Затем поднялся и кивнул обережнице.

– Всё. Замаялся я с вами. Веди обратно.

Лишь теперь девушка заметила, что оборотень едва стоит на ногах.

– Что с тобой? – спросила она озадаченно.

– Устал.

– А с ним? – Она кивнула на простёртого в снегу кровососа.

– Да Встрешник его знает! Одурел, похоже. Лесана, прошу, уведи меня отсюда!

Сжалившись над пленником, девушка подошла к Клесху.

– Глава, я уведу Люта. Он еле стоит.

Крефф отвлёкся от падчерицы и смерил волколака острым взглядом.

– Уведи. Завтра сним поговорю. Нынче не до того.

– Шагай.

Обережница подтолкнула оборотня к выходу, но напоследок почему-то оглянулась на Клёну и перехватила её взгляд. Лесане показалось, будто девушка смотрит на Люта не столько потрясённо, сколько задумчиво. Впрочем, он к ней не обернулся. Да и зачем оборачиваться с закрытыми-то глазами?

Пока шли по тёмному коридору, обережница молчала. Волколак, пошатываясь, хромал впереди. Наконец Лесана не выдержала:

– Что с тобой? Ты можешь объяснить?

– Я объяснил, – ответил он зло. – Устал.

– Налево.

– Что?

– Налево! – Она толкнула его в спину по направлению к мыльням.

– Я не хочу мыться. Я хочу спать, – сказал он.

– Ты весь в крови.

Пленник вздохнул, понимая, что проще подчиниться, чем спорить.

В раздевальне он повернулся к своей спутнице и спросил:

– Ну? Так и будешь тут стоять?

– Допрежь ты не стеснялся, – ответила она, пожав плечами.

Лют хмыкнул, сбросил накидку и скрылся в мыльне. Лесана уселась на лавку ждать.

На душе было мерзко. Кровосос, по всему судя, натерпелся от волчьих клыков. И что с ним приключилось, оставалось только гадать. Но всё одно незлобивого, трусоватого парня было жаль. Вот! Опять ей жаль ходящего…

В этот раз Лют плескался недолго. Видать, опрокинул на себя несколько ушатов воды да вышел. Обережница увидела, что спина и плечи его распаханы до мяса. Кровавые борозды влажно блестели.

До каморки дошли быстро. Лесане даже показалось, что идёт Лют куда бодрее. Видать, помылся, и стало легче. Наверное, она была права, потому что у самых дверей покойчика оборотень резко обернулся и дёрнул спутницу к себе. Горячее дыхание ожгло ей шею.

– Как же вкусно ты пахнешь…

Сильные руки перехватили запястья, лишив возможности вырваться. Полунагое мужское тело оказалось совсем рядом… Память обрушилась ледяным падуном! Холод, темнота, мужчина… Она совсем одна! Лесану сковал ужас, дыхание перехватило, перед глазами поплыли чёрные круги. Каменный пол крепости стремительно уходил из-под ног.

Казалось, будто всё это длилось вечность, но на деле Лесана не успела сделать и полвдоха. Тело само пришло в движение. Обережница ловко вывернулась, перехватила руку пленника, рывком развернула его, впечатывая в стену, и одновременно с этим крепко ухватила мокрые волосы на затылке, заставив Люта запрокинуть голову едва не к самым лопаткам.

Он резко выдохнул, но тут же хрипло рассмеялся.

– Вот ведь злобная девка!

– Я тебе… – Она так дёрнула его ошейник, что оборотень схватился за кожаную полоску, сдавившую горло. – Руки переломаю…

Ему явно было нечем дышать. Но он всё одно смеялся, сдавленно и сипло.

Лесана ослабила хватку.

– Я не хотел тебя пугать, – с искренним раскаянием сказал волколак. – Просто я только что перекинулся в зверя и обратно… Трудно уняться. Тем паче запах этот. Хорошо, что ты нашла ошейник. Боялся – не сдержусь. А тогда тот здоровый мужик уложил бы меня рядом с Беляном.

Лесана втолкнула пленника в каморку.

Как же он её злил!

А Лют между тем сбросил накидку и, как был нагой, упал животом на сенник.

– Это надо зашить, – сказала девушка, разглядывая налитые кровью рваные борозды на теле оборотня.

Он широко зевнул.

– К утру сами затянутся. На волках всё заживает быстрее, чем на собаках. Вот одёжу жаль. Бабка твоя злобная порты дала, и то всего облаяла, а уж теперь, чую, вовсе нагишом ходить придётся. Накидку-то хоть не забирай.

Обережница смотрела на него и всё недоумевала: зачем он её сгрёб? Знал ведь, что мало не покажется. И почему опять зубоскалит?

– Лют… – Она решила спросить напрямую. – Ты почто меня нюхал?

Он приоткрыл сверкнувший в темноте звериной зеленью глаз и ответил:

– В этих ваших наузах тяжко. Естество ведь не перекроишь, оно выхода требует. А тут ошейник сняли впервые за столько дней. Я даже перекинулся, хоть и было больно. Знаешь, каково это – стать зверем? Нюх и слух обостряются. Ты слышишь биение сердца всех, кто рядом, далёкие шаги… Очень много звуков! Чуешь сотни запахов. Ты знаешь, как пахли эти девушки? – Он закатил глаза и честно сказал: – Как же хотелось их съесть!

Это прозвучало нелепо. Он вёл себя как человек, рассуждал как человек и вдруг признался в том, что…

– Съесть?

– Да. Они так боялись! А запах страха… Он лишает рассудка. Было очень тяжело с собой совладать. Я даже обрадовался, когда Белян вылетел, потому что побеги он другим путём… Я бы рехнулся! Заклинания-то ваши держат. Получается: в собственном теле, как в клетке. А потом вы все примчались и… ты так пахла. Ты вообще очень вкусно пахнешь.

Она смотрела на него с отвращением.

– Ну и чего ты скривилась? – Оборотень усмехнулся. – Лучше, ежели б я наврал? Я такой, какой есть, Лесана. Глупо прикидываться человеком, ежели от человека в тебе лишь половина.

– Почему же ты их защитил? Почему не сожрал? – спросила она зло.

Лют усмехнулся и прикрыл глаза.

– А зачем? Кровосос осенённый был. От его крови толку больше. Ну и ещё я сыт. Будь голоден, разумеется, не удержался бы. Как тогда, когда ты кормила меня щами. Но я не голоден. Смог пересилить себя. Хотя это было крайне непросто. Собственное естество всё-таки самый жестокий противник. Жаль, конечно, что Белян умер.

– С чего ты взял, что он умер? – удивилась Лесана. – Ихтор с Рустой над ним хлопотали, значит, был жив…

– Умер, Лесана, умер. Я ему горло разорвал, – спокойно сказал волколак. – Тут уж, прости, не удержался. Надо было прикусить и не отпускать, пока вы не сбежитесь. Но запах этих девушек всю душу мне разбередил. Не могу сказать, что Белян мне нравился, однако убил я его не из ненависти. Просто я слишком долго был человеком, потому, когда наконец перекинулся в зверя, одурел. А всё из-за ваших наузов: они сил лишают, а потом те прибывают разом, и животное теснит человечье. Это противно. Ты не попросишь у той бабульки одёжу новую?

Лесана смотрела на него задумчиво.

– Попрошу. Как ты думаешь, мог ли Белян вызвериться из-за наузов?

– Не знаю. – Пленник пожал плечами. – Но, скорее всего, именно из-за них и вызверился. Он ведь осенённый. А вы его оплели, лишили естества, заперли дар. Вот он и обезумел. Мне самому было тяжко последние дни. Ещё и луна прибывает…

Обережница смотрела на него, спокойного, вроде бы искреннего…

Ходящий в ночи.

Не человек.

Он легко может сравнить её с едой и не увидеть в том ничего плохого. Легко может загрызть, а потом развести руками и миролюбиво сказать, что не справился с собой. Надо было-де только руку отхватить, а тут голова в зубы попала…

– Дай посмотрю. – Она склонилась над ним, чтоб получше разглядеть борозды рваных ран на спине. – Закрой глаза.

– Что?.. – Он глухо зарычал, когда сияние дара осветило каморку.

Действительно, затягивались на глазах. Волколак прав: к утру даже следа не останется. Девушка погасила огонёк и направилась к двери.

– Лесана? – Лют сел на лавке. – Почему ты испугалась, когда я тебя схватил?

Она повернулась и сказала твёрдо:

– Я не испугалась.

– Испугалась. – Оборотень упал обратно на сенник. – Ты пахла страхом. Так вкусно…

Последнее он протянул очень мечтательно.

– Боялась, что не сдержусь, прибью прямо в коридоре, – буркнула обережница и закрыла за собой дверь.

Глава 12

Когда в мертвецкую ворвался всклокоченный Зоран, Лашта терпеливо наблюдал, как второгодки пытаются поднять покойника. Синее тело голого мужика, лежащее на полу, вяло дрыгалось, колыхалось, но вставать и подчиняться воле начинающего колдуна отказывалось. Взопревший выуч усердно бубнил слова заклинания и капал кровью на мертвяка. А тому хоть бы хны!

– Никому не выходить! – рявкнул Зоран и подпёр входную дверь ближайшим столом.

Рубаха парня была разорвана, щека оцарапана, глаза дикие, а в руке нож.

Лашта посмотрел на выуча с удивлением.

– Не выйдем, – спокойно сказал Донатос, учивший в дальней части залы своих подлетков потрошить оборотня. – Нож положи. И говори, что случилось.

– Кровосос этот, Белян, вырвался! – выпалил запыхавшийся послушник. – Ильгара об стену приложил, потом на меня кинулся… Я едва оберег успел сломать, а он уж в шею вцепился.

Услышав это, Лашта быстро кивнул выучам, чтоб отошли в дальний угол. Подлетки сгрудились у стены и теперь с тревогой смотрели на кое-как перегороженный вход в мертвецкую.

Донатос замкнул наскоро начертанную обережную черту перед дверью и спросил Зорана:

– А даром его сковать ты, дуболом, не догадался?

Послушник развёл руками.

– Попытался, но он только пуще взъярился. Ежели б Ильгар не подоспел, загрыз бы меня. Я в него вцепился и держу, а сам думаю: ну всё… сил больше нет. А он сзади…

Пока Зоран сыпал словами, Лашта повернулся к своим ребятам и прикрикнул:

– Ну чего уши развесили? Продолжаем, продолжаем… – Он кивнул на синюшного покойника.

Выуч, который до появления встревоженного вестника безуспешно пытался поднять мертвеца, сызнова начал бубнить заклинание. Только теперь запинался и потел ещё сильнее. Да к тому же то и дело обеспокоенно косился на вход в мертвецкую.

Зоран сидел на низкой скамеечке и жадно пил воду прямо из кувшина. Уф! Успел!

В этот миг в подпёртую столом створку отчаянно загрохотали. Послушники подпрыгнули, а читавший наговор испуганно смолк. В наступившей тишине из-за двери раздался звонкий голосок Руськи:

– Дядька, а дя-а-адька, ты там? Я что-то дверь открыть не могу… Дядька, невеста твоя совсем расхворалась.

Донатос выругался, стремительно подошёл к двери, сдвинул стол и за шиворот втащил Руську в мертвецкую.

Зоран тут же захлопнул тяжёлую створку, а Лашта перекрыл вход и подновил черту.

– Какая невеста? Я тебе весь зад синим сделаю! – Крефф тряс за ухо пищащего паренька. – Коли взрослый такой по подземельям шляться, так и у столба под кнутом выстоишь. Умна всю жизнь вложу!

Мальчонок скулил, привставал на цыпочки, выворачивал шею и лопотал: