– Я думала, что ты мертв, – прошептала она. – Я же видела, как твои кости рассыпаются в пепел…

Черные глаза Себастьяна сузились.

– Будь ты моей настоящей матерью, хорошей матерью, ты бы знала, что я жив. Один человек как-то сказал, что матери всю жизнь носят с собой ключи от наших душ. Но ты мой ключ вышвырнула.

Джослин издала сдавленный звук и прислонилась к стойке, чтобы не упасть. Клэри хотелось броситься к ней, но ноги словно примерзли к полу. Что бы ни происходило между мамой и братом, ее это не касалось.

– Только не говори, что ни капли не рада меня видеть, матушка, – равнодушно сказал Себастьян. – Разве я не замечательный сын? – Он развел руки. – Сильный, красивый и так похож на папеньку!

Бледная Джослин покачала головой.

– Что тебе нужно, Джонатан?

– То же, что и всем. Я требую принадлежащее мне по праву. Наследие Моргенштернов.

– Наследие Моргенштернов – кровь и разрушение. Ни я, ни моя дочь к ним не относимся. – Она выпрямилась. Ее рука все еще сжимала столешницу, но Клэри видела, как прежний огонь снова загорается в маминых глазах. – Если ты сейчас же уйдешь, Джонатан, я не скажу Конклаву, что ты здесь был. – Она взглянула на Джейса. – И про тебя тоже не скажу. Если они узнают, что вы спелись, убьют обоих.

Клэри рефлекторно заслонила Джейса собой, но он смотрел поверх ее плеча, на Джослин.

– Тебе не наплевать на мою смерть?

– Мне не наплевать на горе, которая она причинит моей дочери, – отозвалась мама. – Закон суров, слишком суров, а то, что случилось с тобой, возможно, получится исправить. – Она снова взглянула на Себастьяна. – Но для тебя, мой Джонатан… для тебя уже слишком поздно.

Рука, державшаяся за столешницу, вдруг взметнулась, вооруженная длинным кинжалом Люка. На лице Джослин блестели слезы, но хватка на рукояти не ослабевала.

– Я очень похож на него, правда? – спросил Себастьян, не двигаясь. Он как будто и не заметил ножа. – На Валентина. Поэтому ты на меня так смотришь?

Джослин покачала головой.

– Ты выглядишь так же, как в тот день, когда мне впервые тебя показали. Как демон. – Ее голос был полон печали. – Мне так жаль!

– Чего жаль?

– Того, что не убила тебя, когда ты родился, – бросила она и вышла из-за стойки, крутанув кинжал в руке.

Клэри напряглась, но Себастьян даже не пошевелился, только его темные глаза следили за матерью.

– Так ты этого хочешь? Чтобы я умер? – Он раскинул руки, будто собирался обнять мать, и шагнул вперед. – А давай! Убей своего сына, я не стану тебя останавливать.

– Себастьян, – предупреждающе сказал Джейс.

Клэри бросила на него изумленный взгляд. Неужели он правда беспокоится?

Джослин подошла ближе. Кинжал крутился в ее пальцах все быстрее, его очертания размыло. Клинок остановился в нескольких дюймах от сердца Себастьяна. Но тот не шевельнулся.

– Сделай это, – мягко произнес он, склонив голову к плечу. – Не можешь? Ты должна была убить меня, когда я родился. Но не убила. – Он понизил голос. – Говорят, что любовь родителя к ребенку всегда безусловна. Может, если бы ты действительно любила меня, то смогла бы и спасти.

Секунду они смотрели друг на друга в упор, холодные зеленые глаза встретились с угольно-черными, мать встретилась с сыном. В уголках рта Джослин пролегли глубокие морщины, которых две недели назад там еще не было – Клэри могла поклясться.

– Ты притворяешься, – сказала Джослин дрожащим голосом. – Ты ведь ничего не чувствуешь, Джонатан. Твой отец просто научил тебя изображать человеческие эмоции, как попугая учат повторять слова. Попугай не понимает, что говорит, и ты тоже. Как бы я хотела… Господи, как бы я хотела, чтобы ты понимал! Но…

Кинжал Джослин сверкнул в воздухе идеальной дугой. Смертоносная атака – острие должно было вонзиться под ребра, прямо в сердце… Но Себастьян был слишком быстр, даже быстрее Джейса, – он уклонился, отступил, и кинжал лишь царапнул его грудь.

Клэри услышала, как зашипел Джейс, и резко развернулась к нему. По его белой рубашке на груди расползалось красное пятно. Он прикоснулся к нему, кончики пальцев окрасились алым.

«Мы же с ним связаны. Порежут его, кровью истеку я».

Не задумываясь, Клэри бросилась через всю комнату, встав между Джослин и Себастьяном.

– Мама! Стой!

Джослин не опускала нож, не сводя с сына глаз.

– Клэри, с дороги.

Себастьян рассмеялся.

– Так мило, правда? Младшая сестренка защищает старшего брата!

– Я защищаю не тебя, – бросила ему Клэри, серьезно глядя на маму. – Все, что происходит с Джонатаном, происходит и с Джейсом. Понимаешь, мам? Если ты убьешь его, Джейс тоже умрет. У него уже кровь. Мама, пожалуйста!

Джослин все еще сжимала нож, но уже менее уверенно.

– Клэри…

– Бр-р, неловкая ситуация, – заметил Себастьян. – Но интересно, как вы из нее выкрутитесь, так что уходить я не собираюсь.

– Вообще-то лучше тебе уйти, – послышался из коридора новый голос, и на пороге появился Люк, босой, в джинсах и старом свитере. Взъерошенный, без очков, он выглядел неожиданно моложе. К плечу вскинут обрез, дуло направлено на Себастьяна.

– Это помповик «Винчестер», двенадцатый калибр. Стая такими убивает волков, пошедших вразнос. Даже если я тебя не убью, сын Валентина, ногу отстрелить смогу.

Все в комнате словно одновременно задержали дыхание. Кроме Люка. И кроме Себастьяна, с улыбкой двинувшегося на него, будто не замечая дробовика.

– «Сын Валентина», – повторил он. – Так ты обо мне думаешь? Повернись все иначе, ты был бы моим крестным.

– Повернись все иначе, – палец Люка скользнул на спусковой крючок, – ты был бы человеком.

Себастьян остановился.

– То же могу сказать о тебе, оборотень.

Время, казалось, замедлилось. Люк целился, Себастьян перестал улыбаться.

– Люк, – позвала Клэри. Она точно попала в один из кошмаров, где хочешь кричать, но получается только шепот. – Люк, не надо.

Палец отчима нажал на спусковой крючок, и Джейс с невероятной скоростью прыгнул вперед и сшиб Люка в тот же миг, как грохнул выстрел.

Дробь разлетелась далеко, выбила окно. Люк, потеряв равновесие, качнулся назад, и Джейс, вырвав у него ружье, вышвырнул в окно.

– Люк… – начал он.

Люк ударил его.

Даже зная, в чем дело, Клэри застыла в шоке. Люк, который тысячи раз заступался за Джейса перед мамой, перед Маризой, перед Конклавом, добрый и безобидный Люк… Он словно ее саму ударил. Джейс, тоже не готовый к такому, отлетел к стене.

Себастьян, до того не показывавший настоящих чувств, кроме отвращения и насмешки, зарычал и сорвал с пояса длинный кинжал с узким лезвием. Глаза Люка расширились, он попытался увернуться, но Себастьян оказался быстрее него, быстрее всех, кого Клэри видела. Он вонзил лезвие в грудь Люка, провернул изо всех сил и выдернул – красное по самую рукоять. Люк отшатнулся и съехал по стене, оставляя за собой кровавый след. Клэри уставилась на него в ужасе.

Джослин закричала. Клэри слышала ее голос словно издалека, из-под воды, но крик все равно показался ей страшнее выстрела, разбившего окно. Она застыла и смотрела на то, как ковер вокруг Люка быстро пропитывается алым.

Себастьян снова занес кинжал, и Клэри очнулась, бросилась на него, изо всех сил врезавшись в плечо, пытаясь сбить с ног. Не вышло – Себастьян едва шевельнулся, но выронил кинжал. И обернулся к ней. Его губа кровоточила. Клэри не знала почему, пока не увидела Джейса, его рассеченную от удара Люка губу.

– Хватит! – Джейс схватил Себастьяна за ворот. Он был бледен, избегал смотреть на Клэри и Люка. – Прекрати. Мы не за этим пришли.

– Пусти!

– Нет. – Джейс вцепился в его руку и наконец взглянул на Клэри, бесшумно прошептал что-то одними губами… но на пальце Себастьяна блеснуло серебряное кольцо, и они исчезли в мгновение ока, что-то сверкнуло металлом, просвистев мимо места, где они только что стояли, и вонзилось в стену.

Кинжал Люка.

Обернувшись, Клэри поняла, что кинжал метнула мама. Джослин не взглянула на нее – бросилась к Люку, упала на колени, прямо на окровавленный ковер, приподняла мужа. Его глаза были закрыты, из уголков рта стекали струйки крови. Рядом лежал клинок Себастьяна.

– Мама, – прошептала Клэри. – Он…

– Кинжал был серебряный. – голос Джослин дрожал. – Без специального лечения он быстро не восстановится.

Она погладила Люка по щеке. Клэри с облегчением заметила, как приподнимается и опускается его грудь. Он дышал едва-едва, но все же дышал. Ее горло сдавило от слез, но мама была удивительно спокойна. Женщина, однажды стоявшая на пепелище собственного дома, окруженная почерневшими останками своей семьи: родителей, сына. Она оправилась даже от этого.

– Принеси полотенца из ванной. Нужно остановить кровотечение.

Клэри поднялась и, не разбирая дороги, побрела в маленькую, облицованную плиткой ванную Люка. Сдернула с крючка на двери большое серое полотенце и вернулась в гостиную. Одной рукой Джослин придерживала голову Люка на коленях, в другой сжимала мобильник. Увидев Клэри, бросила телефон и схватила полотенце, свернула его, зажала рану. Края полотенца начали стремительно краснеть от крови.

– Люк, – прошептала Клэри. Он не шевельнулся. Лицо его приобрело ужасный серый оттенок.

– Я позвонила его стае, – сказала Джослин, не поднимая головы.

Клэри вдруг поняла, что мама не спросила ее про Себастьяна, не спросила, почему ее дочь прибежала из спальни с Джейсом, что они там делали. Она полностью сосредоточилась на Люке.

– Их патрульные как раз рядом. Как только они приедут, мы уходим. Джейс вернется за тобой.

– Ты этого не знаешь… – прошептала Клэри, чувствуя, как пересохло в горле.

– Знаю, – возразила мама. – Валентин вернулся за мной через пятнадцать лет. Все мужчины Моргенштернов такие. Они никогда не сдаются. Он вернется за тобой.

«Джейс не Валентин», – но слова замерли на губах Клэри. Ей хотелось упасть на колени, крепко взять Люка за руку, сказать, что любит его… но она вспомнила Джейса, сжимающего ее запястья, и не смогла. Это была ее вина. Она недостойна прикасаться к Люку, успокаивать себя. Она заслужила боль и муки совести.

На крыльце послышались шаги, бормотание голосов. Джослин вскинула голову. Стая прибыла.

– Клэри, собирай вещи, – сказала мама. – Бери только самое важное, то, что сможешь унести. Мы в этот дом больше не вернемся.

6
Ни одно оружие мира

Первые снежинки падали с серо-стального неба как перья. Согнувшись под порывами ледяного ветра с Ист-Ривер, Клэри и Джослин спешили по Гринпойнт-авеню.

С тех пор как они оставили Люка в заброшенном полицейском участке, служившем базой его стае, Джослин не произнесла ни слова. События запомнились Клэри вереницей мутных кадров: оборотни, заносящие вожака внутрь, аптечка, попытки разглядеть Люка за чужими спинами, будто специально закрывавшими его. Она знала, что в обычную больницу его везти нельзя, но и оставить в белой комнате, служившей стае лазаретом, было тяжело, очень тяжело.

Не то чтобы волки не любили Джослин и Клэри. Просто невеста и дочь Люка не были частью стаи и никогда не стали бы. Клэри поискала глазами Майю, чтобы хоть на кого-то опереться, но ее не было. В конце концов Джослин, решив, что в «госпитале» слишком много народу, отправила Клэри в коридор, и та, оказавшись одна, осела на пол, прижав к груди рюкзак. На часах было два ночи. Она еще никогда не чувствовала себя такой одинокой. Если Люк умрет…

Сколько Клэри помнила, Люк всегда был в ее жизни. Благодаря ему и маме она знала, каково это, когда тебя любят безусловно. Самое раннее ее воспоминание – как Люк, на своей ферме, подсаживает ее на развилку яблони.