Венок тумана. Два сердца (страница 4)
– Так день уже прошел!
– Дадут боги силы – приведу вам Матвея.
Женщина поклонилась мне до земли. Старуха замычала, указывая на рот. Я покачала головой:
– Нет уж. Ты уже и без того много чего наговорила. Седмицу молчать будешь. Как седмица пройдет – заговор сниму. А если и впредь не станешь за языком следить, я об этом узнаю – до конца жизни тебе рот зашью. Поняла?
Я повернулась к матери Матвея.
– Сходи и принеси его рубашку. Да не новенькую, которую только на праздники, а ношеную. Непременно ношеную, иначе не найти мне Матвейку в лесу. И скажи мужу, что до вечера занята будешь: клубочек родной человек должен смотать.
– Клубочек? – переспросила она.
– Вернешься, научу. Ступайте.
Глава 7
Помянув про себя недобрым словом глупость людскую, я достала прялку и кудель. Поставила на печь томиться бузинный отвар и успела сбегать к дороге за полынью до того, как вернулась мать Матвея.
Едва переступив порог, она протянула мне рубашонку с залатанными локтями. Судя по размеру, Матвей из нее вырос и рубашка хранилась для младших – да носить оказалось некому.
– Стираная. Сгодится ли такая? – спросила она.
– Сгодится, – кивнула я. – А теперь пойдем в баню.
Ее глаза округлились.
– Так банник же…
– Банник знает, что не ради своей прихоти его побеспокоим. Пойдем.
Она села на полок так осторожно, будто боялась обжечься. Я поставила светец: света из волокового оконца явно не хватало для рукоделия. К тому же солнце уже клонилось к закату. Не успеем до вечера. Плохо. Сейчас ночью в лес лучше не соваться. Однако выбора у меня не было. Русалки – мертвые, им не нужны ни питье, ни пища. Живому ребенку они необходимы. Напиться он сможет из ручья или родника, но добыть еду самостоятельно – нет. И даже пытаться не станет: нечисть лишит его чувства голода.
– Рубашку раздергивай на ниточки, свивай в клубок, – велела я. – Все время, пока работаешь, молчи и о сыночке своем думай: какой он маленький был, когда ты его на руках качала, какой сейчас, как любишь ты его.
На ее глазах показались слезы, она часто-часто закивала, открыла было рот, но я прижала палец к губам.
У меня тоже была работа – спрясть нити да сплести шнурок для оберега. Отвар бузины даст ему красный цвет, а отвар полыни, которым я пропитаю его после, отгонит нечисть.
Наконец был готов и мой шнурок, и клубочек, который женщина с поклоном отдала мне. Со двора она почти бежала, то и дело оглядываясь. Я не была уверена, что она не жалеет о том, что пришла за помощью к ведьме.
Мне оставалось только зайти к кузнецу, попросить у него железное кольцо, чтобы подвесить его на шнурок. Кузнец не стал ворчать, что побеспокоила его в неурочный час. Не просто так его изба и кузня стояли за околицей. Все знают, что у кузнеца свои договоры и с богами, и с хозяевами.
– Полынь на венок припасла? – спросил он, протягивая мне кольцо. – Русальная неделя.
– К тебе тоже приходили?
– Приходили. – он покачал головой. – Не по силам мне тягаться с родственным проклятьем. Удивляюсь, что ты взялась.
– Была бы мать, а не бабка, и я бы не взялась. А так нашлась другая сила.
Он кивнул.
– Попрошу огонь за тебя.
– Спасибо. – Я поклонилась ему.
Брошенный клубочек тут же исчез в траве, растворился в сумерках, но это было неважно: моя сила позволяла его чувствовать. Через несколько шагов над головой сомкнулись деревья, стало темно хоть глаз выколи. Хоть где-то наверху и светила полная луна, пришлось зажечь на конце посоха ведьмин огонек.
И я едва не споткнулась, увидев сквозь деревья где-то в лесу отблески костра. Нечисть не жжет костры, как и звери, значит, это человек. Но какой безумец полезет в лес в русальную неделю? Других ведьм рядом не было: до соседней деревни от нашей десять верст.
Однако любопытствовать было некогда. Я шла за клубочком все дальше и дальше – до реки, потом вдоль нее, в такую глушь, куда разве что охотники заходят.
Наконец передо мной раскрылась поляна, на середине которой рядом с русалкой, разумеется, совершенно голой, сидел Матвей.
Увидев меня, он подскочил.
– Олеся! – радостно закричал он и тут же замер.
Лицо расслабилось, глаза закрылись. Усыпила, зараза! Впрочем, оно и к лучшему: незачем мальцу слышать, что собственная бабка его прокляла.
– Он мой.
Я узнала голос: та самая русалка, которая утащила мой дар для водяного. Если что-то пойдет не так, сладить будет непросто – она напиталась моей силой.
Значит, придется договариваться.
– Он мой, – повторила она.
– Нет, – покачала я головой. – Мать против.
Вытащила из-за пазухи кусок бересты, призвав магию – не свою ведьмину силу, а городскую магию, которую там называют наукой. Подпалила бересту, дым и треск сами сложились в слова: «А я сказала, что не отдам моего сыночка голой девке!»
Хорошо, что, когда женщина это говорила, у печи нашлось березовое полено, а у меня хватило сил для чар.
– Бабка старше, – фыркнула русалка.
– Над ребенком главнее матери да отца никого нет. Мать отдать не согласна.
Русалка расхохоталась. Оборвала ветку с ивы, несколько раз переломила этот прутик и бросила в ребенка. Там, где только что стоял один малец, появилось шестеро – совершенно одинаковых.
– Забирай любого. – Она снова рассмеялась. – Коли угадаешь с первого раза, значит, настоящего заберешь. А коли нет – так и мать родная подменыша не отличит.