«Дон-дон-дон-дон!» – сорвалось с близкой колокольни и залило город: пустынные улицы и переулки, площади; над мутной речкой звон зазвенел перекатом, затихая где-то вдали. И еще раз – уже безостановочно и тревожно: дон-дон-дон-дон!..

Все дальнейшее происходило с молниеносной скоростью.

– Ну вот видишь! – яростным шепотом прошипел наставник и, пригнувшись к бетонному блоку, выстрелил в ответ из пистолета. Алексей подхватил оружие, одним движением снял с предохранителя, передернул затвор. Бросил взгляд вперед. Человек с охотничьим ружьем, метрах в полусотне, целился, чудилось, ему в лицо.

«Бах!»

«Так-так-так-так!» – расцвел на конце «калашного» ствола ярко-желтый мерцающий цветок.

Выстрел из ружья и ответная автоматная очередь Алексея слились. Очередь шибанула человека с ружьем в грудь, его смело, словно картонный манекен, в тарахтящем грохоте очереди предсмертный вопль почти не слышен.

– Черт, – услышал Алексей крик наставника и оглянулся. Капитан, без фуражки, прикрывал ладонью голову. Между пальцев проступила кровь и глаза стажера расширились от ужаса.

– Вы… ранены, Петр Андреевич? – Сердце, пропустив удар, забилось тяжело, словно перекачивало не кровь, а густую, тягучую ртуть.

– Чего смотришь? – капитан рявкнул зло, – Ерунда, зацепило немного! Злодеев (преступник, подозреваемый или обвиняемый) давай не пропусти в город!

Где-то далеко, надрываясь, визгливо забрехала собака.

– Ага! – торопливо кивнул Алексей и крутанулся на каблуках, охватывая внимательным взглядом окрестности. Стрелок лежал на асфальте, недвижный, словно брошенная кукла. Ружье валялось рядом. Беженцы, бросив тележки и коляски, убегали, прижимаясь к бетонным стенам.

«Так-так-так-так!» – Несколько очередей над головами, не целясь, просто чтоб быстрее убегали.

– Молодец, – услышал довольный голос наставника и обернулся. Капитан сидел на земле, и старательно бинтовал окровавленную голову. В прорези оскаленных зубов серебристо искрилась слюна, придавая лицу хищное выражение, – А то не буду, не буду, а оно вот оно как. Ты это… давай проверь, что там эти оставили! – он кивнул, с ободряющей улыбкой, в сторону опустевшей дороги. Но голос, когда он продолжил, был серьезным, – А я помощь вызову, что-то нехорошо мне, пусть доктора посмотрят…

Капитан вытащил из кармана бушлата плоскую коробочку рации. Торопливо забубнил в нее.

Порыв ветра, словно ледяная игла, пронзил бушлат Алексея, обнажая тело перед мертвой пустотой городских окраин, а внутри будто тысячи морозных иголок…

Торопливо поднял воротник, автомат небрежно скользнул за плечо. Пальцем машинально коснувшись едва пробивающейся поросли над губой – робкого намека на будущие усы. Неспешно и осторожно прошел по узкому лабиринту бетонных глыб.

Убитый лежал навзничь, на обращенном к серому небу бледном лице, с черными потеками грязи, навечно застыл немой вопрос. На грязной ветровке, от которой прежде отшатнулся бы даже бродяга, расползалось багровое пятно.

Чем ближе Алексей подходил, тем тяжелее становился каждый шаг. Первый убитый тобою… Это не просто страх – это пропасть, разверзшаяся под ногами. Нахлынуло острое чувство тоски и одиночества. Он замер в нескольких шагах от мертвого тела, переваривая тучи мыслей и чувств, раздиравших его буквально по кускам. Зябко передернул плечами. Тишина, только заунывно воет ветер, да визгливо брешет где-то собака.

Как же он хотел бы, чтобы этого не случилось, чтобы время отмотало назад … И чувство беспомощности – ничего теперь не исправить.

«Он первый начал, а я только защищался! Я не хотел смерти этого человека, я всего лишь защищал собственную жизнь…»

Но что-то внутри него, возможно совесть, твердило: он теперь ничем не лучше и что он стал убийцей… И это реальность. И эта страшная, беспощадная реальность навсегда впечаталась в душу.

И тут он увидел… увидел, как лужа под одной из детских колясок потихоньку наливалась розовым, словно в состряпанном бесталанным режиссером дурацком детективном сериале. Уже понимая, ЧТО увидит, но запрещая себе даже мысленно признаться в этом, рванул полы бушлата. С треском отскочила в сторону пуговица.

Все еще надеясь на что-то, медленно, словно под неподъемным грузом, подошел к коляске. Замер в нерешительности на несколько долгих мгновений, потом наклонился и заглянул внутрь.

То, что увидел, он не сможет забыть до конца жизни. В грязном чепце на голове младенца, по виду едва пяти-шести месяцев, жуткая рана: белели обломки костей, перемешанные с черно-розовой жижей, медленно сочившейся в лужу под коляской.

Алексея замутило, согнулся в приступе бурной рвоты. Наконец желудок опустел, разогнулся и вытер тыльной стороной ладони побледневшие губы.

Вечером, в оружейке полиции, когда Алексей Алексеевич Купинский пришел сдавать оружие, бабахнул выстрел – стажер полиции застрелился.

Несмотря на немалые размеры, а в городе проживало семьдесят тысяч человек, в чем-то он был сродни большой деревне и слухи разлетались моментально. И на следующий день то, что на блокпостах убивают, стало главной темой кухонных разговоров. Господствовало одно мнение: Пустоцвет – так за глаза звали мэра Георгия Александровича Пустоцветова – настроен бескомпромиссно и крови не боится. И это многим пришлось не по нраву.

Дневник Егора Петелина

1 мая.

И какого черта с утра поперся на первомайскую демонстрацию? Не знаю!

Короче. Лил холодный – не весенний, а настоящий октябрьский дождь. Вызреет ли в этом году урожай? Сомнительно. Разве что только в парниках.

Под гимн России из громкоговорителей на кроваво-красном здании администрации, мимо мокрых тряпок флажков, под предводительством преподов уныло прошкандыбали по Ленина колонны школьников и студентов. И только Пустоцвет, на трибуне, надувался как индюк и давил из себя довольную лыбу!

Редкие прохожие на миг останавливались и тут же бежали дальше.

В общем ужасное зрелище! А еще и дефицитную солярку расходовали на громкоговорители! Ничего, что город сидит без света? Зла не хватает! Плюнул и вернулся домой!

Вот помню, был мальцом – тогда не протолкнуться было на первомайской демонстрации. Да, наверное, весь город собирался на Ленина! Люди улыбающиеся, смеющиеся, в праздничной одежде. Детвора, на надежных папиных плечах, с энтузиазмом размахивает разноцветными шариками и флажками. Праздник и весна. Здорово было!

Вечером уехали соседи из 16-й квартиры – тетя Рая и дядя Юра. Погрузили вещи в машину и уехали на остатках бензина – у них двухэтажный дом на участке в Токаревке. Говорят – у земли легче будет прокормиться. Хоть что-нибудь да уродится в парнике.

Многие уезжают. У кого домик в дачном садоводстве или родственники в деревне. Возможно они и правы.

А еще мама «обрадовала», что нормы по продовольственным карточкам урезали. Они издеваются, что-ли? Там и так курам на смех нормы! Если бы не папины запасы мы бы уже голодали! Небось себе, любимому, Пустоцвет нормы не урезает!

2 мая

Ночью проснулся – что-то грохотнуло и сразу понял – это взрыв. Судя по всему, в центре города. Короче, вечером Али вернулся с дежурства и все узнал. Какие-то отморозки убили полицейских, охранявших склады с продовольствием и пытались подорвать ворота. Примчалась патрульная машина, так настоящая перестрелка была пока не прогнали. Трое полицейских двухсотые и два бандюгана. Короче пипец!

Утром по улицам опять ездили водовозки и мыли асфальт. Папа потом замерил уровень радиации – 10 мЗв. Много. Не катастрофично, но много. Видимо, ночью прошел радиоактивный дождь. Но на улицу на всякий случай днем не выходили. Вечером снова пошел дождь со снегом и уровень радиации уменьшился, и папа куда-то уходил.

И еще про Али. Так вот, он хотя и пожарный, но заканчивал техникум по профессии техник чего-то там по сотовой связи и, соображает в ней здорово. Короче на смартфонах есть режим вай-фай для беспроводной связи. Так вот, в этом режиме возможно связываться с другим сотиком на манер радиотелефона малого радиуса действия. А если роутер выставить на подоконник, тогда он работает на манер ретранслятора. Короче, поставили на телефоны какую-то программу и теперь я снова со связью, плохенькой, но со связью. Проблема только с зарядкой телефона, но у отца нашлась солнечная зарядка! Не… отец молодчага!

***

Прошло три дня.

Если бывают чудеса, то, наверное, только чудовищные.

Природа единым махом перескочила из теплого конца апреля в начало марта, когда морозы, даже днем, скорее норма. Вдали противным голосом орала на полгорода жаждавшая любви кошка ее вопли, казалось, впитали в себя всю безысходность промозглого дня. В проводах выл холодный северный ветер, мерно раскачивал мокрые и черными ветками деревьев. Температура упала, днем едва два-три градуса тепла, а ночью опускалась ниже нуля и город задыхался в грязной слякоти.

Меж обшарпанных гаражей ютились и, не собирались таять, почерневшие от грязи сугробы; отовсюду плыли холодные, пресные запахи сырости.

Александр Петелин, плотнее запахнул вытертую куртку летчиков – подарок друзей и прислонился к шершавой бетонной стене гаража. Холод пронизывал до костей, словно не девятое мая маячило впереди, а коварный март, с его ледяным дыханием, снова пытался отвоевать себе место. «Не дай бог мои предположения подтвердятся!» А то он и так работает Кассандрой местного разлива, предрекая одни беды. Извлек из кармана початую пачку «Rothmans», прикурил, смакуя первую, самую долгожданную за день сигарету. Плевать на предостережения о курении на улице! Двадцать лет дымил, не бросать же теперь, когда все катится в тартарары! И слава богу – сделал приличный запас и пока курево можно не экономить. А когда закончится… все будет плохо и придется бросать… Дымок, растворяясь в стылом воздухе, поплыл навстречу низким, свинцовым тучам, затянувшим небо, совсем не по-весеннему хмурым. Докурил, дымящийся бычок полетел огненным светлячком, зашипел в луже.

«Ладно,» – вздохнул, – «Пойду, а то Оля второй день шумит, требует перетащить как можно больше припасов домой. Возможно она и права, гараж – лакомая добыча для воров, а в квартире всегда кто-нибудь есть».

Выудив из кармана связку ключей, Александр снял скрипучий навесной замок и отворил проржавевшую дверь, впуская внутрь ледяной ветер.

Ударил яркий и горячий солнечный свет, он протер глаза и увидел – в узком проеме между стеллажами, погребенными под завалами «совершенно необходимых» вещей, за купленным год тому назад в кредит «Ford Focus», зияла пустота. Задней стены не было. Совсем.

«Что за хрень?» Неужели Оля права и все запасы отправились кобыле под хвост?

Короткий импульс гнева и страха, как удар под вздох. Шумно задышал. Но все это схлынуло мгновенно.

Впереди не маячили серые плиты соседского гаража. В проеме, во всю ширину задней стены – добрых два метра, и почти два с половиной в высоту – открывался вид в другой мир.

Полуденное солнце на фоне пронзительно-синего неба, горячие лучи нежно коснулись лица.

У горизонта стеной невероятно свежий лес, будто размашисто нарисованный ярко-зеленой тушью на бумаге талантливым художником, гряда причудливых кучевых облаков над ним. И какой тут был лес! При виде его так и просилось слово: тайга! Деревья – один к одному земные сосны в три обхвата, вздымались в небо на головокружительную высоту. Ветви начинались на высоте 5–6 метров. По склону, между беспорядочно росших одиноких неохватных «сосен» вился крутой спуск внизу, к берегу. Светло-коричневая кайма нацелованной волнами гальки и дальше – перекипало на ветру вороненой рябью стремя реки, широкой, как Велька под центральным городским мостом.

И всюду, где только лес пореже, распластались на земле белые холсты солнечного света.

Пейзаж великолепен той дивной красотой, которая так много говорит сердцу и заставляет воображение рисовать сказочные картины: поросших свежими побегами леших и Бабу Ягу в ступе, летящую над лесом и русских былинных богатырей – да мало ли еще чего!