– А какая вообще шкала у онейромантии? – заинтересовался Роман.

– Онейрогномики, – улыбнулся Я. Зотов (Ян? Яков?). – Онейромантия – это ближе туда, к некромантии и спиритизму. А шкала десятибалльная. Новым сотрудникам мы её раздаём, но вам она пока, к сожалению, не положена. Вкратце: если ноль – человек не запоминает свои сны, чужие видеть не может даже на сильном оборудовании, не способен к осмысленному сновидению. Или вообще не видит сновидений, но это уже крайне редко. Обычно, если кто-то говорит, что не видит снов, это означает лишь то, что он их не запоминает. К нулям относят где-то десятую часть человечества. Один-два балла – низкий уровень. Около половины людей имеют именно такой. Смотрят сны, но работать сновидцами для них – сущее мучение. Тратят слишком много сил, если пробуют себя в осознанном сне. Особенно единички. Двойки раньше у нас работали, но долго не выдерживали – уставали сильно, спали на работе слишком крепко, переставали запоминать сны, не «просыпались» во сне. Сейчас мы принимаем сновидцами начиная с троек. Они способны примерно на то же, что и вы, но им это даётся сложнее. Таких, имеющих от трёх до пяти баллов, процентов тридцать. Этот уровень считается средним. Но это для нашей области науки, конечно. Формально он выше среднего.

– А дальше?

– Шесть-семь – это высокий уровень. С таким уровнем можно стать архитектором снов. Имея в вашем возрасте уровень пять, вполне можно развить его до шести. Если бы начали в детстве, то и до семи можно было бы. С таким уровнем можно создавать свои осмысленные сны, изменять пространство и физические законы внутри сна.

– С шестью баллами я достал бы до лестницы?

– Совершенно верно, – понял вопрос Зотов и продолжил: – Восемь-девять баллов почти не встречаются. Это выдающийся уровень. Ловцы снов. В мире, может быть, всего несколько десятков, от силы сотен людей с такой онейрогномикой. Большинство из которых, заметьте, не выявлено. Они могут такие штуки со снами вытворять, что мама дорогая! – Зотов вдруг перешёл с учтивой плавной речи на шутливо-восторженную. – Могут уснуть в своём сне, а переместиться – в чужой, схватить носителя и перенести его в свой сон. Или взять и объединить сны нескольких людей. Представь, ты, к примеру, во сне гуляешь по берегу, а девушка твоя смотрит сон, где она плывёт на корабле. И тут бац – корабль подходит к берегу, где ты гуляешь, и вы смотрите дальше один сон. И помните его потом после пробуждения. Всю жизнь, как правило, – закончил он на лирической ноте.

Беседа на самом интересном для Романа месте прервалась появлением в комнате Ларисы Владимировны.

– О, вы уже проснулись, Роман Игоревич. Ярослав Николаевич сказал, что у вас хороший уровень. На этом пока всё. Мы вам позвоним. У нас есть ещё несколько кандидатов на эту вакансию.

Роман попрощался, но задержался в дверях.

– А десять баллов? – обратился он к Зотову.

– Такого ещё не наблюдалось на практике. Но, чисто в теории, это полный контроль над любыми сновидениями.

– Спасибо. До свидания.

Гончаренко хотел добавить: «Надеюсь, ещё встретимся», но получилась только небольшая пауза. Он улыбнулся и вышел из кабинета.

5

Из воспоминаний Романа выдернул резкий автомобильный гудок. Задумавшись, он не обратил внимания, что идёт не по тротуару, а по проезжей части жилой зоны, застроенной сорокаэтажными человейниками. Обычное дело, казалось бы, все тут так ходят – машин немного, и ездят они медленно, но водитель просто кипел.

– Вот чё вы все тут прёте! Вам тротуар на хера сделали? – И присовокупил ещё чего-то матерного.

«Какие ещё “мы”-то?» – подумал Роман. Что за дурацкая привычка у людей причислять его к каким-то множествам. Вступать в перепалку ему не хотелось совершенно. На водителя он не злился. Привык. Люди очень раздражительны. Всегда и везде. По отдельности вроде бы ничего, а если мерить среднюю температуру по дурдому, то очень заметно. Его контора – исключение. Водитель орал из иномарки, это означало, что автомобиль, вероятнее всего, очень старый – новых «Рено» на российском рынке не появлялось уже больше двадцати лет. А значит, проблемы с ремонтом, запчастями… Всё это душевного спокойствия не прибавляет. Роман молча перешагнул невысокий заборчик и продолжил путь по тротуару. Идти оставалось не больше получаса.

Гончаренко не застал тех прекрасных времён, о которых частенько вспоминали старики и вообще те, кто постарше. Самые старые вспоминали СССР – где все равны, у нас наука, культура и большая территория. Больше, чем сейчас, хотя мы по-прежнему самая большая страна в мире. Но в магазинах почти ничего не было. Старики говорили, что сейчас становится почти как тогда, но пока всё равно недостаточно. Потом «прекрасные девяностые», они же «лихие девяностые». Это уж кому как. Где из плохого – бандиты и безработица, а из хорошего – можно было говорить что хочешь, выборные мэры и губернаторы, независимые СМИ, а мы со всеми дружим. Дальше, в 20-х годах XXI века, нас потихоньку переставали любить, а жизнь становилась то лучше, то хуже. Страна всё больше уходила в себя, связи обрывались изнутри и снаружи.

Примерно в это время Роман и родился в интеллигентной семье библиотекарши и прокурора, который в тот же год куда-то испарился. Как говорят, тогда многие думали, что наш главный союзник – Китай. Дальнейший ход истории показал, что напрасно. Потому что всем понятно, что РДР – Российская Дальневосточная Республика – сама по себе никогда бы от нас не отделилась. Это всё китайцы. И сейчас они там всем управляют неофициально. Хотя не так уж и неофициально, если у них вице-президент – китаец. Но в целом это мелочёвка, границы свои мы почти сохранили. Курилы и Сахалин удержали в составе с трудом, чуть до столкновений не дошло. Европа, к слову, своё смутное время с трудом пережила. Европейский союз же раньше больше был. Северный альянс и Речь Посполитая в него тоже тогда входили.

Тут менялась власть, обстановка стабилизировалась, но на нас всё равно смотрели с недоверием и дела вести опасались. Контакты с другими странами сократились до минимума. Варились в своём соку. Все вокруг торговали: Китай с Европой, Европа с Америкой, Африканские штаты с Китаем… А мы росли внутрь себя. Как будто. А на деле просто жили. Учились рассчитывать на собственные силы, как тогда говорили. Роман хоть и маленький был, но кое-что уже понимал. Думал, во всяком случае, что понимал.

Роман как раз пошёл в школу, когда в стране прошёл большой референдум. И всё стало иначе. Он даже помнил какие-то плакаты, рассылку со старым мужчиной с толстыми, как гусеницы, бровями и с надписью «Как тогда». И будто бы стало у нас как тогда. Тихо стало, спокойно. Единственное, что помнил Роман из того, что активно обсуждалось взрослыми, – это отделение РДР. Однажды, когда Роману, тогда ещё Ромке, было девять, к их мальчишеской компании подсела пара мужичков, подпивших слегка. Безобидные, просто поговорить хотелось с молодёжью. Оказались военными, рассказали, что были попытки прощупать РДР (мужички её жителей «дырками» называли) на предмет военной состоятельности. Проводят они, значит, учения возле Байкала, и тут к границе подкатывают, значит… роботы! Роботы китайские. Не, не терминаторы какие-нибудь, а на колёсиках, на гусеницах, летучие тоже – маленькие, но по вооружению видно, что разнесут наших в щепки. Направили лазерные прицелы на нас, хотя оно и не нужно дронам совершенно – чисто для психологического эффекта сделали, чтобы мы видели, что у каждого голова на мушке. И как тут обострять ситуацию? Им-то что, они, китайцы, этих машинок ещё наклепают, а нашим бабам столько не нарожать. В общем, вывело командование оттуда наше невеликое войско от греха. И вот, с тех пор на востоке в армии роботы, на западе роботы, а у нас – люди. А так уже особо не повоюешь. Так вот и живём. Небогато, но не голодаем. Если задуматься, у правительства особо и вариантов развития не было. Люди хотят жить не как другие страны, а как мы, только раньше. Потому и на выборах побеждает раз за разом действующая власть. Народ выбирает парламент, а депутаты уже Госсовет, который у нас государством и управляет. Изменений никто не хочет, да что тут менять-то? Углеводороды наши никому не сдались, везде уже солнечные батареи и мирный атом, научно и экономически отстали мы сильно, будем коптить потихоньку.

Но остаётся пока сфера, единственная сфера, где мы по-прежнему мировой лидер, – это онейромейкинг, создание искусственных снов. Спустя несколько лет из небольшой столичной фирмы Oneironica, производившей приборы для улучшения сна и запоминания сновидений, вырос первый корпус корпорации «Фабрика снов». В интернете и по телевидению стартовала массированная рекламная кампания продукции «Фабрики» – синтетических сновидений и оборудования для их просмотра. Сонники быстро завоевали сердца и мозги людей. На сайте компании стремительно расширялся раздел для скачивания сновидений – из одной странички с парой десятков снов он вырос до каталога по рубрикам: семейные, ностальгия, богатство и слава, исторические, научные, военные, развлекательные, ужастики, розыгрыши…

Люди, не искушённые разнообразием развлечений, заказывали в основном что-то лёгкое и позитивное, ну и детские сны, конечно. Население теперь всё меньше волновала экономика, коррупция, экология и всё остальное, реальное. Ведь до́ма – недорогой комнатный сонник на прикроватном столике, а в нём уже готов к трансляции закачанный днём сон, в котором Серёжа уже не неудачник, в тридцать пять живущий с мамой, работающий на худшей работе из всех существующих, некрасивый и неумелый, а храбрый рыцарь Сергио, везущий своей прекрасной Генриетте изумительный шарф из тончайшей ткани, захваченный в Иерусалиме в походе за Гроб Господень.

На нашу власть словно упала манна небесная, когда Циолковский представил им возможности, открываемые его институтом, – именно государство сразу стало крупнейшим заказчиком, и остаётся таковым по сей день.

Для Минобороны «Фабрика» готовила сны правильные, патриотические. А, к примеру, министерства образования и труда заказывали сны о героических представителях непопулярных профессий, чтобы увеличить приток желающих на безденежные вакансии. Бизнес делал подписку на мотивирующие и проактивные сновидения. Появились первые заказы из-за границы.

Дела у «Фабрики снов» шли прекрасно. Члены Совета директоров за несколько лет стали пятёркой богатейших людей в стране, а гендиректор Николай Маслов, как, впрочем, и остальные директора, занял место в различных попечительских советах и пригосударственных благотворительных организациях. Со временем забылось, что Маслов и остальные, в отличие от продавших им «Фабрику» Циолковского и Рогова, не были учёными в сфере сновидений, не строили этот бизнес с нуля, а только вовремя удачно распорядились средствами, вложив их в бурно развивающуюся компанию. Но это тоже талант – рассмотреть перспективу там, где не смогли остальные. Рассмотреть, что сновидения – это новая нефть.

6

Бассет Винт, как всегда, встретил Романа радостным лаем. Новый распорядок работы хозяина ему нравился куда как больше. В последнее время они намного чаще слонялись по городу: Винт нюхал углы, незаметно от хозяина подбирал съедобный мусор, валялся в траве и бродил или бегал, таща за собой своего человека. Но ночью, когда за хозяином закрывалась дверь, становилось тоскливо и одиноко. Звуков теперь было больше, и, что особенно пугало, среди них много незнакомых. Поэтому радость от утренних встреч была даже громче, чем от вечерних до переезда в Москву.

Когда пёс услышал отворяющийся лифт на его этаже, уже знал – это его человек. И приготовился встречать. «Чудище огромно, стозевно и лаяй!» – крикнул в ответ на лай Роман и повалил бассета на спину. Потом быстро схватил рулетку, надел на Винта ошейник и вместе с ним вышел из квартиры-студии.