Чем Роману особенно нравилась работа, так это массой свободного времени. Ведь его обязанности, по сути, заключались в том, чтобы явиться на «Фабрику», поспать шесть часов, а после пересказать сон. Некоторым сновидцам требовался дневной сон – если шести часов не хватало или усталость не снималась. Или если халтурили, тратя на просмотр сна час-два, а остальное время проводя в общей комнате релаксации. Но Гончаренко обычно спал 5–6 часов, с его-то пятью баллами просыпался бодрым; если позволяла погода, шёл домой пешком, гулял с Винтом подолгу, и вообще на всё времени хватало.

Коллектив новому сотруднику тоже пришёлся по душе. Ребята молодые, активные, с разнообразными интересами, почти все с высшим образованием или творческих профессий. Не без исключений, конечно. Например, Леночка. Роман обратил на неё внимание с первого дня: симпатичная блондинка, невысокая, но с красивой фигурой, общительная. В первую встречу сделала Роману кофе и рассказала про некоторые особенности работы, о которых не упомянул Варданян. Но когда Роман однажды решил проводить Леночку до метро, ему удалось заглянуть поглубже в её внутренний мир. Выяснилось, что внутренний мир Леночки весьма неглубок. Нет, Роман не сказал бы, что она тупа как пробка. Просто интересы у неё оказались ну очень уж ограничены. Он пробовал заговорить с ней о науке, искусстве, политике, но не находил понимания. Леночка упорно переводила разговор на пересказывание приключений своих знакомых, какие-то старые школьные и институтские истории… Возможно, они даже были интересными, но дело усугублялось тем, что между ними она периодически вставляла странную лингвистическую конструкцию: «Тыры-пыры, четыре ды́ры». Имело ли это какое-то значение, что это были за таинственные ды́ры, Гончаренко думать уже не хотел. Дойдя до метро, он дружески помахал ей и отправился домой, попутно изгоняя из головы засевшие там четыре ды́ры.

Из десяти сотрудников отдела, не считая его руководителя, Роман сблизился с тремя: Егором Моисеевым, Сергеем Марковым и Адолат Набиевой. Объединяло их на первых порах только пагубное пристрастие к никотину. Но поскольку лишь они вчетвером время от времени встречались в небольшой зелёной зоне на крыше, постепенно они сдружились. Хотя за границы стен «Фабрики снов» их отношения не выходили. Плюс к тому все они были «пятёрками», поэтому после просмотра очередного сна поднимались на крышу, а не пытались снова заснуть, уже без задания, как делали «тройки» и, чуть реже, «четвёрки».

– Эй, сосед! – недалеко от дома Романа окликнул высокий сухощавый мужчина с седеющей головой. Дядя Женя из дома напротив. – Есть время? Поболтать хотел.

Евгений Вишневецкий – известный в Одинцове городской сумасшедший. На самом деле почти никто его за сумасшедшего не держал, но Евгений любил представляться именно так. Вишневецкий проводил пикеты против искусственных сновидений возле городской администрации, периодически объявлял митинги и манифестации, на которые приходило семь-восемь его сторонников. Время от времени его задерживала милиция, но отпускала сразу или наутро – опасности в нём они не видели.

– Сейчас подойду, дядь Жень, кофейка куплю. С работы только.

– Добро.

Роман с Винтом зашли в чистенькую кофейню. Женщина за стойкой неодобрительно посмотрела на собаку, обнюхивавшую барный стул, но промолчала – клиенты сейчас нужны всем. Роман взял чёрный кофе и маленькое печенье для Винта.

– О чём поболтать хотели, дядь Жень?

– А можем присесть?

– Ой, простите, никак нельзя. Только вышли на прогулку. Если сядем, Винт нас с ума сведёт.

– Может, тогда я с вами пройдусь?

– А давайте на площадку пойдём. Я там Винта отпущу, а мы на лавке посидим.

Вишневецкий согласился, и они втроём направились на собачью площадку неподалёку. На полпути Винт деловито отошёл с дороги к дому, покрутился и пристроился по серьёзному делу. На балконе второго этажа тут же показалась всклокоченная пенсионерская голова.

– Больше места не нашлось? Почему сюда ходить нужно? Кто убирать за вами будет?

– Так я уберу, – Роман показал старушенции контейнер с пакетами на рулетке. Достал один и парой ловких движений подтвердил свои намерения.

– Всё равно! – верещала бабуля.

Романа логика хозяйки балкона ввела в недолгий ступор.

– То есть как это всё равно? Если всё равно, могу обратно положить, – предложил он.

– Туда ходите! – Старушка показала рукой на противоположную от тротуара полоску газона, после чего раздражённо отвернулась и, как кукушка из часов, скрылась в дверном проёме.

– Видишь, Ром, не ожидают даже, что человек может за собакой убрать, – прокомментировал Вишневецкий и добавил: – А ты молодец.

– Мне тут однажды пакет не разрешили выкинуть, – поддержал тему Гончаренко, – сказали, что урна только для жильцов дома. Но когда предложил обратно выложить, разрешили в последний раз.

Они перешли дорогу и дошли до площадки. В такое время здесь никого не бывает – хозяева на работе. Винт убежал проверять территорию, а представители человечества устроились на лавке.

– Так вот, Роман, – осторожно начал Вишневецкий, – меня тема снов интересует. Хочу лучше в этом вопросе разбираться. Можешь мне кое-что объяснить?

– Что-то могу, но некоторые вещи не могу рассказывать – я документ подписывал при устройстве. Если не секрет, расскажу.

– Это да, конечно, Ром, – быстро затараторил активист, – мне секреты не нужны. Просто чтобы разбираться получше. Вот, например, как ты там сны создаёшь?

– Я не создаю. Создают архитекторы. Наш отдел тестирует. Мы просматриваем сны и делаем отчёт.

– Для этого нужно какими-то специальными знаниями обладать?

– Скорее способностями. Не каждый может запомнить сон, который видел. И особенно в деталях его описать. Для этого желательно понимать, что спишь, и видеть детали, оценивать, как сон адаптируется к конкретному человеку.

– А научиться нельзя?

– Немножко можно. Но сильно природный уровень не увеличить. А вы попробовать хотели?

– Я, как бы это сказать, Ром, по другую сторону баррикад. Мне кажется, что от ваших снов вреда больше, чем пользы. Только ты не подумай чего, на отношении к тебе это не сказывается. Вы работаете. А есть те, кто принимает решения.

– А почему вы считаете, что от снов может быть какой-то вред? Никакого вреда не доказано.

– Это-то понятно. Я о другом размышляю. Вот посуди сам: раньше люди больше всего заботились о том, чтобы сделать жизнь лучше, денег заработать, детей выучить, дом построить, дерево посадить. А сейчас? Люди хотят хорошей жизни во сне. Производительность труда падает, на выборы никто не ходит, на митинги опять же…

– Ой, дядь Жень, тебе лишь бы на митинги!

– Роман. Я понимаю твой скептицизм и даже его во многом разделяю. Поверь, у меня нет иллюзий, что смогу что-то изменить. Но я занимаюсь всем этим, потому что иначе не могу. Такова уж моя натура.

– Да я не смеюсь, я вашу позицию уважаю. Просто тоже не верю в результат… Так что о снах?

– Вот я и говорю – люди работают, много работают, но результата своего труда не видят. Точнее, видят лишь во сне. И ситуация получается выгодная всем: население довольно, что хотя бы во сне живёт счастливо, а власть – что люди перестают чего-то от неё требовать. А ты знаешь, сколько люди тратят на сны?

– Честно говоря, не очень. У меня рабочий аккаунт на FS Store^[2], почти всё бесплатно. Хотя я и не пользуюсь толком.

– Восемьдесят три процента взрослого населения тратят на синтетические сны от трети до двух третей своего дохода! – Вишневецкий показал Роману экран старенького покоцанного смартфона, на котором светилась статья с известного информационного сайта. – Они же качают из населения все доходы обратно в кассу! Вот скажи мне, Ром, какова себестоимость создания сна?

– Понятия не имею. Я не специалист в этом.

– Да почти никакая.

– Ну так-то у нас оборудование научное дорогое. И люди работают.

– И сколько у вас работников? По открытым данным, пара тысяч человек. А покупателей у вас сто миллионов.

– Спорить не буду, не знаю.

– А подскажи, почему один и тот же сон нельзя постоянно смотреть? Почему пять-шесть раз посмотрел, и можно стирать – уже не сон, а белиберда какая-то: и не цепляет по-настоящему, и забываешь сразу?

– Тут, как мне объясняли, не в сновидении дело. Просто наш мозг со временем уже не так ярко реагирует, как в первый раз.

– Всё-то у тебя просто, – вздохнул Вишневецкий. – А я вот считаю, что это специально делается, чтобы люди новые покупали и подписывались. Они просто присосались к нашим карманам и качают!

– Хм. Звучит правдоподобно. Давайте я сам, как разберусь в этом вопросе, вам скажу тогда?

– Буду благодарен. С меня… кофеёк.

7

– Ты! Как ты посмел, Милош?!

Лазарь в отчаянии протянул ко мне руки. В очах – боль и горечь. И слёзы. В большом шатре собрались два десятка воинов. Кто-то смотрит на меня, другие на Лазаря, остальные переглядываются или прячут взор в землю. Некоторые сжимают кулаки или эфесы мечей. Обвинения брошены страшные, но бездоказательные – это значило, что о моём предательстве сообщил Лазарю кто-то близкий, чьему мнению князь доверяет.

– Что они обещали тебе, Милош, мои земли? Золото?

– Тебя обманули, Лазарь! – пытаюсь я отбиться. – Где доказательства?

– Вон с глаз моих. – Лазарь повернулся к выходу из шатра. – После битвы говорить будем.

И вышел. За ним двинулись остальные. Я тоже покинул шатёр. Под стражу меня не взяли, но сторонились.

Поле, словно молоком, залито густым туманом. Холодно и влажно. По левую руку на горизонте показываются первые лучи солнца. Совсем скоро светило развеет туман над полем и откроет взгляду турецкие полчища.

Все, кроме меня, уже в седле. Влатко со своими поскакал налево, а люди Вука – в противоположную сторону. Лазарь остался в окружении двух всадников.

– Я докажу! Я всем докажу! – Ярость, копившаяся в груди, выплеснулась наконец наружу. Я вскочил на коня и понёсся к своей дружине.

Князь не обернулся.

– Павле! Сречко! – кричал я, топчась на лошади посреди нашего лагеря.

Оба моих воеводы тут же подскочили, ожидая приказа. Вокруг собирались остальные.

– Вы знаете, что силы наши не равны. Все мы, – я обвёл взглядом дружинников, – готовы сложить головы, но не пустить мусульман на наши земли. Но нет нужды умирать впустую. Знаю, как мы вырвем победу. Мне нужны десять добровольцев. Лучшие из вас. Кто готов пойти за мной в самое сердце вражьего войска и вырвать его. Но там же и полечь.

Воины молчат. Отговаривать никто не пытается – знают, что без толку.

Первым вызывается Небойша, лучший мой поединщик. Ростом велик, а ловок как горностай. Равных ему в наших землях нет. Следом подходят Драган, Тихомир, Андрия; сколько битв с ними пройдено – не сосчитать. Братья Милун и Милян просят взять их, младшего Миляна отправляю назад – последние они у родичей, негоже род без потомков оставлять. Могучий Предраг подходит, хромая, смотрит тревожно – если из седла его выбьют, то бежать не сможет, ежу понятно. Но если уж даже Предрага наземь скинут, значит, уже всё пропало, да и в седле он держится твёрдо. Киваю. Неманя выходит. Приближаюсь к нему, целую в чело да отправляю назад – храбр Неманя, да юн совсем, и умения воинского недостаёт пока. И Саву не беру. Достоин старик этой битвы, спору нет, но больше пользы живой принесёт. Пусть Неманю и остальных учит ремеслу воинскому, как меня учил. Добрило, Йован, Ангелар, Ненад. Поднимаю руки – значит, всё.

Подзываю Павле и Сречко.

– Стройте дружину. Отправимся вместе, но вы за нами вслед не идите. Становитесь к Влатко на подмогу, ему тяжелее других придётся. С поля не уходить, разве только сам Лазарь отходить станет.

Воеводы прикладывают руку к груди и уходят. Сзади меня окликают.

– Князь…

Сава. Следовало ожидать.