– Благодари Петра Аркадьевича, что заступился за тебя! – околоточный надзиратель, отпускавший меня из сарая, служившего камерой, наставительно отчитывал меня.

Обошлось. После того, как все бандиты лежали на земле тихими мышками и более не представляли угрозы, по законам жанра появились представители власти. Двое немолодых мужиков в заношенной, но чистой форме возникли словно из ниоткуда и принялись меня крутить. Я не сопротивлялся, но пытался объяснить, что не виноват. Никто не слушал моих пламенных речей, ладно хоть бить не стали, просто тащили куда-то, а я шел. Заперли меня в сарае, совсем недалеко от монастыря, буквально в квартале от места действия. Заперли и, казалось, забыли обо мне. Пришли под вечер и, объявив, что за смертоубийство я пойду под суд, оставили на ночь. Самое смешное, даже вещи мои были при мне, ага, и сабли на спине. Я перекусил пирожками, что лежали в мешке, и улегся было спать на солому, почерневшую от времени, в одном из углов сарая, но сон не шел. Как-то все неправильно идет, не складывается у меня здесь, что-то не то я делаю…

– Обязательно поблагодарю, – учтиво поклонился я надзирателю и почти сразу предстал пред светлые очи этого самого Петра Аркадьевича.

– Ну, здравствуй, спаситель!

Ни хрена себе обращение! Околоточный вроде как сказал, что это мне нужно благодарить, а тут наоборот.

– Здравствуйте, – как-то даже робко ответил я, посмотрев прямо в глаза мужчине. Очень прилично одет, черные волосы причесаны и блестят, как лаком намазаны. Тонкие усики и острый нос дополняли красивое лицо холеного мужчины, придавая всему его виду законченный образ человека из общества. Высшего общества.

– Я свидетельствовал о вашей невиновности, – начал мужчина издалека, – вы спасли мою дочь, да и меня самого.

Оказалось, Петр Аркадьевич был одним из двух мужчин, лежавших на земле в момент моего появления возле родника, вторым был личный кучер. Семья Глазуновых решила посетить родник, обычно эти делом занимался кучер, а тут, решив прогуляться, они направились туда всей семьей. Супруга Петра Аркадьевича также присутствовала при налете бандитов, но, испугавшись, лишилась чувств, и на нее тогда я внимания не обратил, там много народа было, а вот дочь была той самой девушкой, которую и схватил разбойник. Арестовали меня не просто так, последний, которому я со всей своей деревенской дури влепил в нос, помер, вот меня и готовились передать под суд. Но господин Глазунов, явившийся в околоток с раннего утра, рассказал, как было дело, и потребовал меня отпустить. Петр Аркадьевич был каким-то важным чиновником, и отказать ему никто не решился, да и ясно уже было (оставшиеся два других участника ограбления во всем признались), что я не виноват. Да, как сказали бы в будущем, я превысил уровень необходимой самообороны, но в общем-то претензий ко мне не было. Оружие я не использовал, поэтому все и обошлось так легко.

Петр Аркадьевич настаивал на моем посещении их дома, звал отобедать, на мой взгляд, был совершенно искренним. Я всячески отказывался, ссылаясь на то, что у меня вот-вот уйдет караван, а мне крайне важно на него попасть, но господин Глазунов даже слушать не хотел моих неловких возражений. Мне было крайне стыдно являться в господский дом в той одежке, в которой я находился. На мне не рванина, но и не костюм, это я использовал как последний довод, на что так же получил хороший ответ.

– Ты, может, и не в костюме, но гораздо чище многих, кто их носит, идем, и хватит уже придумывать предлоги. Я понимаю, что тебе неловко, но мне также крайне неловко оставить без благодарности твой поступок.

Ну, естественно, я пошел, куда звали, и даже не пожалел позже.

Дом Глазуновых находился на набережной реки Которосль, на высоком берегу. Здесь, наверное, живут самые богатые господа Ярославля. Вид из окон, наверное, впечатляющий. Двухэтажный особняк светло-серого оттенка утопал в зелени и цветах. Супруга Петра Аркадьевича, Наталья Сергеевна, стройная дама слегка за сорок, увлекалась разведением цветов и садом занималась лично. Это она мне сама позже рассказала. Вообще, меня поразила та простота, с какой они приняли в доме обычного крестьянина. Разговор во время обеда шел обо мне, господам было интересно, кто я и откуда, блин, здесь всем интересно одно и то же. Благодаря памяти из прошлой жизни я не ударил в грязь лицом за столом, хотя и волновался. Оказалось зря, здесь не было десятков столовых приборов, Глазуновы относились к этому проще, а может, специально устроили обед на простой лад. Перед тем как сесть за стол, я попросил указать место, где можно вымыть руки, чем заставил господ переглянуться. Ха, я вообще еще тот чистюля, мой новый батя даже упрекал меня в излишнем чистоплюйстве. А я что сделаю? Во-первых, привык, а во-вторых, здесь не помой руки, дристать потом будешь дальше, чем видишь, и волшебной таблеточки никто не даст, здесь даже угля активированного нет, поэтому гигиена и еще раз гигиена. За столом понравилось, все было вкусно и очень красиво обставлено, рассказывал я о себе легко, нечего скрывать. Девушка, за жизнь которой меня и благодарили, скромно сидела с другой стороны стола и старалась смотреть на меня крайне осторожно. Мало ли как родители отреагируют. Я так же, как только ее здесь увидел, заставлял себя не пялиться, красивая девушка, чего греха таить. Звали виновницу торжества Катериной. Девушка была старше меня на два года, это выяснилось случайно, ее мать спросила, сколько мне лет, и воскликнула в ответ:

– Надо же, вы даже младше нашей Катерины! На целых два года! Василий, – женщина почему-то обращалась ко мне на вы, – вы выглядите гораздо старше, простите, я понимаю, жизнь у вас тяжелая…

Я не обратил внимания на ее слова, объяснил, что с детства много работаю, а мои внешние данные – наследство от родителей. Даже вытащил бумажку от полковника, подорожную, где указывался мой возраст, и показал ее Глазуновым.

– Чем я могу отблагодарить тебя, Василий? – после обеда Петр Аркадьевич позвал меня курить на свежий воздух и задал неприятный вопрос.

– Простите великодушно, Петр Аркадьевич, но я уже получил больше, чем мог представить себе. Да и не совершил я ничего сверхъестественного. Вы приняли меня в своем доме, очень хорошо ко мне относитесь, о чем вы, какая еще мне нужна благодарность? – я старался быть искренним.

– Понимаешь, – чуть помялся Петр Аркадьевич, – я человек сугубо гражданский, за всю жизнь впервые оказался в такой ситуации и ничем не смог помочь своей семье. Сейчас я осознал, в какой опасности находились мои родные, и не представляю себе, смог бы сам, вот так, как ты, броситься на бандитов…

А ведь он реально, искренне мне благодарен.

– К сожалению, люди всякие попадаются, такова жизнь. Так будет всегда, ничего не поделаешь. Найдите для охраны какого-нибудь отставника, будет спокойнее, – предложил я.

– А ты сам не хочешь? – Ничего себе предложение!

– Я объяснил вам, куда я еду, уже, кстати, завтра. Извините, Петр Аркадьевич, но вы должны меня понять. Жить и ждать, что тебя в любой момент могут арестовать и как минимум отправить на каторгу… Нет, это не по мне.

– Очень жаль, правда, – разочарованно произнес Петр Аркадьевич.

В доме Глазуновых я пробыл полдня, переговорили обо всем на свете. После рассказов обо мне перешли к жизни деревни, о многом господа даже не догадывались. Интересно было наблюдать за их реакцией во время рассказа, такие эмоции не сыграть. Да что тут скажешь, слишком велико расслоение в обществе, никогда господам не понять простой народ и наоборот. Глазуновы хоть и принимали меня сейчас, выражали благодарность и всяческое расположение, но я понимал, что это только мне и только сейчас. Они так же далеки от проблем простого народа, как я от моей прежней жизни. Но эта встреча осталась у меня в памяти и дала мне возможность увидеть многое с близкого расстояния, вряд ли еще появится возможность вот так близко пообщаться с высшими мира сего.

– Вот здесь можешь спать, насчет питания… – высокий унтер-офицер указал мне на кровать в комнате, которую мне любезно предоставил.

– Деньги у меня есть, – успокоил я унтера, – целых пять рублей!

– Ого, хорошо тебя снабдил его высокоблагородие! Тогда вообще все хорошо. Вечером расскажешь, как там поживает господин полковник.

– Хорошо, обязательно расскажу, спасибо вам, господин унтер-офицер.

– Зови меня Алексеем Владимировичем, все же ты не рекрут, – произнес уходя унтер и добавил: – Пока.

Моя поездка в Вологду с караваном прошла гладко и спокойно, разве что долго. Трястись на телеге это не на авто проехать пусть даже по плохой, но дороге. Нет, здесь вроде как тоже цельный тракт, да только это одно название. Местным понятно, они лучше-то и не видели, а вот я страдал. Еще бы, лучше бы это была просто грунтовая дорога, чем вот такая, усыпанная выбитым булыжником. Когда ее укладывали, наверное, предполагали следить за ее состоянием, а на деле… Ворье в нашей стране было всегда и будет, ну никуда от этой напасти не деться. И ведь воруют не от нищеты, даже, сказал бы, наоборот. Чем богаче, тем больше воруют, аксиома.

Рекрутскую заставу найти было легко, достаточно было просто обратиться к первому попавшемуся городовому. Не только показали, а еще и сопроводили, куда нужно. Вот найти нужного мне человека уже было чуть сложнее. Стоявший на проходной фельдфебель грозно вращал глазами и рычал, заявляя, что мне тут не место, и чтобы я двигал куда подальше и не тревожил занятых государевых людей. Я даже устал с ним спорить, но служивый, пожилой дядька, никак не унимался, а под конец даже пригрозил задержать и выпороть.

– Господи, да неужели так сложно просто сообщить унтер-офицеру Чернову, что ему письмо привезли? Я же не прошу меня пропустить! – уже просто заорал я, отчаявшись достучаться до ретивого служаки. Вот ведь характер!

В этот момент из ближайшего домика вышли сразу трое солдат, все как один в возрасте, и один, остановившись и посмотрев в сторону ворот, где мы с фельдфебелем выясняли, кто из нас громче орет, направился к нам.

– Это кто тут у нас такой громкий? – задал вопрос подошедший солдат. Нашивками на форме он несколько отличался от фельдфебеля, что стоит рядом со мной.

– Да вот, господин унтер-офицер, пришел тут, орет как резаный, разрешите, я ему плетей всыплю, враз успокоится и начнет уважать!

– А просто передать то, что вас просят, вы вообще не можете? – тут же съязвил я. – Господин унтер-офицер, я просто просил господина фельдфебеля передать унтер-офицеру Чернову, что привез письмо…

– Ну, так передавай, – вдруг произнес подошедший. – Я и есть унтер-офицер Чернов!

О как, повезло наконец-то.

– Пожалуйста, – с этими словами я вручил письмо от полковника Милютина тому, кто назвался Черновым. А через пять минут уже сидел в его скромной каморке и пил чай. Чернов, кстати, погрозил упрямому фельдфебелю кулаком, когда пропустил меня на территорию.

Самого Чернова я, конечно, не знал, лишь со слов полковника. Они воевали вместе, даже ранили их обоих в одном и том же бою. Чернову тогда еще десять лет служить оставалось, а Милютин выходил в отставку, вот полковник и помог своему унтер-офицеру получить должность в рекрутской команде, шибко хорошие у них были отношения. Полковник толком не рассказывал, но то ли унтер ему жизнь спас, то ли еще что-то такое, в общем, Милютин так отблагодарил Чернова. Ну, а что, унтер-офицеру хорошо, всяко лучше, чем на войне, тем более он там уже был и сполна потрепал свою шкуру за царя-батюшку. Вот и послал полковник Милютин меня именно к Чернову с тем, чтобы тот помог попасть в полк. Там тоже есть человек, к которому у меня есть еще одно письмо.

Отдохнув, уже на следующее утро я обратился к Чернову с просьбой.

– Господин унтер-офицер, разрешите мне учиться вместе с рекрутами?